Шакал в восточном фольклоре — образ лукавства и вероломства, а павлин — бессмертия. Шакал символизирует в этой притче шарлатана, притворяющегося великим духовным наставником (кутбом — «полюсом притяжения» для ищущих Истину, руководителем поколения). Однако шакал, который «расцветку изменил», не озарен «светом свыше», т. е. не имеет благословения (барака), связанного с особыми духовными дарами; он также не умеет «кричать по-павлиньи», т. е. из уст его не слышатся поучения, внушаемые Богом. Ряд сопоставлений завершается упоминанием о человеке, выдающем себя за паломника, но в Мекке не бывавшем — таков и лжесуфий, не имеющий внутреннего опыта общения с Богом, а лишь имитирующий состояние вдохновения. Ср. евангельское уподобление лицемеров от религии «окрашенным гробам» (Матф. 23, 27–28), а также прозвище «крашеные», которое Талмуд прилагает к носителям напускного благочестия (трактат Сота 22б). К подобному случаю приложимы слова Корана: «Они тщатся обмануть Аллаха и уверовавших, но обманывают только самих себя, не ведая [этого]» (Коран 2, 9).
Шакал в красильню забежал случайно
И искупался там в красильном чане.
При этом он расцветку изменил
И сам себя павлином возомнил,
Крича везде: «Я новое творенье!
Взгляните на павлинье оперенье:
На мне сверкают радуги цвета,
И я другим шакалам не чета!»
Но отвечали прочие шакалы:
«Пойми, что, как бы шкура ни сверкала,
Лишь тот, кто светом свыше озарен,
Назваться может райских птиц царем!
Иль думаешь и впрямь, что краски эти
Тебе позволят выступать в мечети
И проповедь премудрую читать?
Нет, лицемер, тебе святым не стать!
Кто нравом отличается звериным,
Тому не быть сиятельным павлином!»
Но наш шакал в своем высокомерье
Сказал: «Смотрите, вот — павлиньи перья!
Они — избранья непреложный знак,
Султанства моего высокий флаг!
Они — с небес, иначе же — откуда?
Я — веры доказательство, я — чудо,
Я — свыше утвержденный властелин,
Я — райского величия павлин!»
А те ему: «Но вотчину свою
Ты зрел хоть раз? Ты сам бывал в раю?»
«Нет, не бывал пока…» — «А благодать
Свою другим ты можешь передать?»
«Пока что нет…» — «Но, мудрости печать,
Хоть по-павлиньи можешь ты кричать?»
«Нет, не могу…» — «Какой же ты павлин?
Лишь сам собой ты признан и хвалим!
Что ж ты про Мекку напеваешь нам,
Коль хаджа не свершал и не был там?!
Ты красками измазался в красильне,
Павлину же величье дал Всесильный!»
Сюжет заимствован из «Калилы и Димны». Притча, переосмысленная на суфийский лад, сатирически рисует представителей официальной духовной иерархии («заяц»), которые с помощью запугиваний и ловко подстроенных «знамений» оказывают влияние на светскую власть («царя слонов») и получают посредством этого доступ ко благам мира сего («питьевой воде»). Зайцу, не получавшему, в действительности, никаких «указаний» от Луны, Руми уподобляет тех проповедников, которые берутся толковать волю Бога, не имея с Ним прямого общения.
Слоны близ ручья поселились однажды,
И местные звери изныли от жажды:
От места, где расположились слоны,
Животные прочие оттеснены!
Тут лживый зайчишка ко главному в стаде
Воззвал горделиво, спасения ради:
«О царь, хоть тебе и подвластны слоны,
Я послан доставить приказ от Луны!
Сегодня же ночью вы прочь уходите,
Луну не гневите, воде не вредите,
Иначе Луна в полнолуния час
Отнимет и зренье, и разум у вас!
И будет для вас указаньем и знаком,
Что, как только местность покроется мраком,
И вновь вы напиться сойдете к ручью, —
Луна вам покажет всю ярость свою:
Едва только вы прикоснетесь к водице —
Луны отраженье в ручье исказится!..»
…Вот царь, убедиться в той вести готов,
Во мраке повел к водопою слонов:
Едва лишь он хоботом влаги коснулся,
Лик лунный в волне задрожал, встрепенулся,
И в панике прочь побежали слоны
От злобы и гнева ужасной Луны!..
…Но мы — не слоны, а потомство Адама,
Должны проверять предсказанья всегда мы,
Чтоб с помощью трюка любой лжепророк
За правду нам выдумку выдать не смог!
Поэт, воспевающий царя, символизирует здесь мусульманина, восхваляющего Бога. Первый визирь Хасан (араб. «сострадательный», «благочестивый») означает суфийского шейха, «близкого» к Богу и могущего поэтому испрашивать у Него благодать для верующих. Второй же визирь, злой и жадный, — образ шейха, не обладающего благими качествами, но вводящего людей в обман своим именем. Не будучи заступником за них перед Богом, такой шейх способствует лишь уменьшению потока благодати («золота»), изливаемой свыше на земной мир.
Поэт в поэме восхвалил царя —
И вдохновенье не потратил зря.
Воскликнул царь: «За столь достойный труд
Пусть тысячу монет певцу дадут!»
Но возразил царю визирь Хасан:
«Владыка, ты признать изволил сам,
Что столь великолепное творенье
Особого достойно поощренья,
И ты певцу за яркий, смелый стих
Пожалуй десять тысяч золотых!»
Но царь, хоть и большой казной владел,
Все ж золото транжирить не хотел…
Сказал визирь: «О царь! Наверняка,
Сей звонкий стих переживет века.
Поэт строка́ми мудрыми своими
Из рода в род твое прославил имя.
Теперь уже забвенью не дано
Твоих деяний славных скрыть зерно!..»
…И десять мулов принял в дар поэт,
И десять тысяч вез в мешках монет,
И, Бога всей душой благодаря,
Молился он скорей не за царя,
Но за визиря царского — Хасана —
Молился горячо и неустанно!..
…………………………………………….
…Истратив золото, с теченьем дней
Поэт наш становился все бедней,
И он сказал себе: «Что мешкать зря?
Пора вторично восхвалить царя!
Вновь жемчуг слов пред ним рассыпать надо,
Чтоб дорогую обрести награду,
Светильник рифмы перед ним возжечь,
Чтоб золотом оплачивалась речь!
Кто выскажет в поэме больше лести,
Тот от царя добьется высшей чести:
Почетным званьем, звоном золотых
Оценит властелин хвалебный стих,
Поскольку хочет, чтоб его правленье
В поэме получило восхваленье,
Чтобы из века в век его дела
Вещала стихотворная хвала!
Что делать — таковы уставы неба:
Кто голоден — тот ищет только хлеба,
А кто насытился — того влечет
Власть над людьми, богатство и почет.
Ну, а кому судьба дала всё это,
К себе зовет умелого поэта,
Чтоб тот ему заслуг придумал тьму,
Чтоб знатных предков приписал ему,
Чтоб на базаре, в бане и в мечети
О нем заговорили все на свете!..»
…И вот, нужду свою в расчет беря,
Поэт вторично восхвалил царя,
И, словно слыша звон и видя злато,
Шел во дворец за прибылью богатой:
Там, как он думал, сохранял свой сан
Ценитель звонких строк — визирь Хасан.
Но был Хасан с земли отозван Богом,
И царь его другим — скупым и строгим —
В правленье государством заменил.
Визирь же новый песен не ценил…
…Царь выслушал поэму: «Спору нет —
Стихи прекрасны! Тысячу монет
Велю я выдать из казны поэту!»
Но возразил визирь ему на это:
«У нас таких запасов нет в казне!
Притом стихи, позволь заметить мне,
Не так уж хороши, чтоб столько тратить…
Динаров сто дадим ему — и хватит!»
Вскричал поэт: «Но мне за прежний стих
Владыка десять тысяч золотых
Пожаловал! Тому, кто ел халву,
Не предлагают горькую ботву!»
Визирь подумал: «Алчная душа!
Ну, что ж, ты не получишь ни гроша,
Покуда сам ко мне ты на коленях
Не приползешь, возжаждав этих денег,
И будешь счастлив, жалкий рифмоплет,
Что сто монет визирь тебе дает!»
«О царь, — сказал визирь, — казной-то вроде
Я управляю! Деньги — на исходе,
И разреши решать мне самому,
Когда платить, и сколько, и кому!»
А царь в ответ: «Уж больно пел он складно!..
А впрочем, как ты скажешь — так и ладно!..»
…………………………………………….
…С тех пор награды царской ждал поэт.
Немало зим прошло, немало лет,
Он обнищал, скрутил его недуг,
Он поседел, согнулся, словно лук,
И беды худшие ему грозили…
Вот, не стерпев, явился он к визирю:
«Визирь почтенный, хоть пуста казна,
Но есть же у стихов моих цена,
Подай мне помощь средь несчетных бед!»
— И тот швырнул поэту сто монет…
И шел поэт, вздыхая: «Ах, как рано
Забрал Создатель щедрого Хасана!
С ним вместе добродетель умерла,
Вокруг творятся подлые дела…»
Спросил поэт: «О вы, придворный люд!
А нового визиря как зовут?»
И с изумленьем выслушал ответ:
«Тот — жить давал! При этом — жизни нет!
Второй из них корыстью обуян,
Но носит имя прежнего — Хасан!»
Поэт воскликнул: «Что за наважденье!
Ужасная ошибка, заблужденье,
Чтоб глупого и злого звали так,
Как прозывался умник и добряк!
Бывало, тот Хасан приказ подпишет —
И оживет мертвец, и снова дышит!
А сей Хасан постылый, в свой черед,
Приказ подпишет — и живой умрет!
Скупой визирь, приставленный к делам,
Царю — позор, а государству — срам!»
