Классическая проза Дальнего Востока

Фанъюй тревожно сказал: "Вот уже год моя дочерь больна и не встает с постели, не ест ни густой, ни жидкой пищи, сама она и повернуться не в силах. До любовных ли ей утешений?" Цуй, полагая, что фанъюй страшится позора дому и потому опровергает его столь пышною речью, почел за благо прибавить: "Ваша дочь Цин-нян пребывает в лодке, пошлите слугу, он найдет ее". Фанъюй не верил, но все же отправил на берег мальчишку-слугу. Слуга воротился ни с чем. Фанъюй обвинил студента в чертовщине. Тогда Цуй достал из раструба рукава шпильку - золотого феникса. Фанъюй еще больше встревожился: "Шпилька эта принадлежала моей дочери Син-нян и была положена в гроб вместе с нею. Как она у вас оказалась?" Когда взаимные подозрения дошли до крайности, в зал неожиданно вошла Цин-нян. Поклонилась отцу и сказала: "Несчастлива была ваша Син-нян. Рано простившись с дорогим батюшкой, она покинула мир и очутилась в бесплодной пустыне. Но не порвалась еще нить судьбы, связующая ее и молодого Цуя. Теперь она пришла сюда с одним-единым желаньем - чтоб ее любимая младшая сестра Цин-нян продолжила ее брак. Исполнится просьба, болезнь Цин-нян тотчас же пройдет, иначе - ее жизнь угаснет".

Слова Цин-нян повергли домашних в ужас. Обликом и статью - подлинная Цин-нян, повадкой и речью - покойная Син-нян. Отец стал укорять ее: "Ведь ты умерла! Неужто явилась ты в мир людей, чтобы смущать и беспокоить?" Та ответила: "Я, ничтожная, умерла, это правда. Но начальники мрака сочли меня невиновной и не взяли под стражу. Напротив, я удостоилась должности в свите Владетельной госпожи земли Хоу-ту фужэнь, где ведаю перепискою и составленьем докладов. Мирская моя судьба еще не пришла к концу, и мне был дарован год, чтобы я, навестив господина Цуя, завершила сей отрезок моей судьбы". Фанъюй выслушал изъяснения покойной дочери и согласился поступить по ее воле. Син-нян сей же миг успокоилась, стала кланяться и благодарить отца. Она взяла студента за руки, оба зарыдали в голос и простились друг с другом. Покойница сказала Цую: "Родители согласны исполнить мою волю, и вы войдете в дом зятем. Боюсь только, что ради новой жены вы забудете старую подругу". Тут она горестно зарыдала и повалилась оземь. Поглядели, а она мертва. Тотчас обрызнули тело целебным отваром, и по прошествии некоторого времени девушка ожила. Все случилось по слову Син-нян: недуги и хвори младшей ее сестры исчезли. Поступки и движенья ее сделались обычны. Когда ее спросили о недавних событиях, она ничего не ведала, словно бы только очнулась от тяжкого сна.

Вскоре выбрали счастливый день и назначили свадьбу. Цуй, полный сердечной нежности к Син-нян, продал шпильку на базаре, а вырученные двадцать слитков серебра потратил все до единого на ароматные курительные палочки, восковые свечи и жертвенные бумажные деньги. Затем он совершил паломничество в Храм желтой гортензии - Цюнхуа-гуань и поручил монаху-даосу устроить молебен на три дня и три ночи, чтобы отблагодарить Син-нян. Тогда она вновь явилась ему во сне и сказала: "Я получила дары молодого господина и вижу, что вы еще питаете ко мне привязанность. Хотя и разъединены царства мрака и света, вы помните меня. Сестра моя мягка и добронравна, она достойна, чтоб вы были милостивы к ней".

Студент скорбно зарыдал и проснулся. Больше дева не являлась.

Увы, как странно!

Из книги "Продолжение рассказов у горящего светильника"

Записки о ширме с цветами лотоса

Во времена под девизом "Достижение истины" жил в Чжэнь-чжоу некий студент из семьи Цуй по имени Ин. Дом его был богат необыкновенно. В год син-мао получил он благодаря отцу должность вэя - чиновника по розыску преступников. Вскоре он отправился к месту своей службы в город Юнцзя вместе с женой, урожденной Ван.

Путь Ина пролегал через Сучжоу. Близ Чуйшаньских гор велел он причалить к берегу, желая отдохнуть. Здесь он купил мяса, вина и бумажных денег, дабы вознести благодарственные жертвы богам в тамошнем храме. Закончив обряд, Ин с женою устроили пирование. Лодочник приметил, что винная утварь у них сплошь из золота и серебра, и замыслил недоброе. Тою же ночью он утопил Ина, перебил его слуг. Госпоже Ван он сказал: "Знаешь ли, отчего я пощадил тебя? Второй мой сын еще холост, сейчас он ведет лодку в Ханчжоу для одного человека. Через месяц или два он воротится, и я выдам тебя за него. Ты породнишься с нами, а потому будь спокойна и ничего не бойся". С тем он завернул в циновку все ее добро и положил подле себя. С того дня звал он госпожу Ван не иначе как синьфу - молодою женой.

Та притворилась, что на все согласна, и принудила себя заняться хозяйством, показывая, будто старается изо всех сил. Лодочник, радуясь втайне, что заполучил столь покладистую невестку, исподволь к ней привык и с некоторых пор не стерег ее более.

Минул месяц с небольшим, наступил Праздник средины осени. По случаю праздника лодочник принес на лодку вино и еду. Все немало выпили и охмелели. Госпожа Ван подождала, пока они заснут, и тихо сошла на берег. Но, пройдя не более трех ли, она потеряла дорогу. Кругом были топи, тростник и цицания, и заросли эти тянулись до края небес.

Для госпожи Ван, выросшей в добронравной семье, не под силу было преодолеть тяготы дороги, ведь бинтованные ножки - слабы, к тому же, боясь погони, она, словно безумная, стремилась все дальше и дальше. Когда наконец побелело небо на востоке, она различила вдруг среди деревьев очертанья жилья. Направилась к ним. Ворота были заперты, откуда-то из глубины доносились до нее звуки колокола и песнопений. Вскоре засовы отперли. Оказалось, что это женский монастырь. Ван вошла по дорожке внутрь.

Настоятельница осведомилась о причине ее прихода. Госпожа Ван, не осмеливаясь открыть правду, обманно ответила: "Родом я из Чжэньчжоу. Свекор мой отправился к месту службы на лодке в провинцию Чжэцзян. Его сопровождала семья. Но когда мы приехали, милый супруг мой внезапно скончался. Я вдовствовала несколько лет. Затем свекор отдал меня второю женой одному вэю из Юнцзя по фамилии Цуй. Первая жена его обладала злым и жестоким нравом, угодить ей было весьма нелегко. Она меня била палками и нещадно бранила пред всеми. Спустя недолгое время господин оставил службу и на лодке отправился сюда. Однажды в Праздник средины осени он любовался луною, а мне, ничтожной наложнице, велено было разлить вино в золотые чаши. Одна чаша нежданно выскользнула из моих рук и упала в воду. Этот проступок грозил мне смертью. Я бежала, спасая жизнь". Монахиня сказала: "Раз вы не осмеливаетесь вернуться на лодку, а родные места вдалеке, вам надобна надежная опора. Но нет здесь искусной свахи! О одинокая, вам не к кому прилепиться Душой". Госпожа Ван залилась слезами. Настоятельница молвила: "Однако есть у меня, несмысленной старухи, и утешительное слово.

Не знаю, правда, как вы к нему отнесетесь?" Госпожа Ван ответила: "Когда бы наставница приютила меня, то даже и смерть стала бы мне в охоту". Монахиня сказала тогда: "Наша обитель в глухой стороне на пустынном прибрежье; след человеческий здесь великая редкость; плевел и горчица - наши соседи, чайки и цапли - нам заместо друзей. К счастью, со мною живут две сподвижницы, им уже за пятьдесят лет, да несколько преданных и почтительных слуг. Вы молоды и хороши собой, однако судьба к вам немилостива. Так покиньте же привязанности, бегите страстей, помыслите о том, что жизнь всего лишь сновидение. Не лучше ли облечься рясою, обрезать волосы и вступить в обитель? Не благо ли отдаться созерцанию на плетеной лежанке, устремившись думою к Будде - непотухающему светильнику?! Вкушать утром и вечером простую еду, провождая так длинные месяцы и долгие годы?! Или вам по сердцу наново стать чьей-то наложницей, терпеть мирскую пошлость, грязнуть в грехах, пока не падет возмездие?" Госпожа Ван поклонилась и молвила: "Желанная мысль!" Вскоре пред статуей Будды она обрезала волосы и назвалась монашеским именем Хуэй-юань.