Жизнь и подвиги Антары

А тем временем Шас, сын царя Зухейра, узнав о том, что произошло между Антарой и его отцом Шаддадом, и о том, что Антара находится у Малика, опоясался мечом и отправился к своему брату, намереваясь убить храброго и доблестного рыцаря Антару и заставить его испить чашу гибели. По пути он говорил себе:

― Пусть мой отец гневается на меня, а все равно убью его.

Но подойдя к шатрам Малика, он не нашел там Антары, а Малик отрицал, что видел Антару, говоря:

― А что тебе надо от него?

И Шас ответил:

― Я хочу убить его и бросить бездыханным на землю, и всякого, кто станет его защищать, я тоже убью и предам гибели.

А Малик в ответ улыбнулся и сказал:

― Не делай этого, брат мой. Какое такое преступление совершил Антара, чем заслужил он смерть? Уж не тем ли, что защитил наших жен в день битвы, или тем, что сражался с врагами и выручил нас в долине, или тем, что отбил врагов от наших становищ? Он хотел возвыситься и прославиться, но ведь всякий на его месте делал бы то же самое. А когда он говорил со своим отцом, он был пьян, а потом, когда протрезвился, признал, что поступил недостойно.

Но Шас ответил на все это так:

― Если он еще появится в становище, я убью его, отрежу его голову и разрублю ее на части. Это ты, Малик, да еще наш отец внушили ему такое самомнение. Если бы не ваша лесть, он не требовал бы, чтобы его присоединили к родословной Шаддада. А поступил он так потому, что хотел, чтобы над нами смеялись все арабы, из-за того что Бену Абс приняли в число знатных господ одного из своих рабов. А если вы жените его на дочери Малика Абле, это станет вечным позором для нас и все арабы будут говорить Малику ибн Кираду: «Вчера Антара был погонщиком твоих верблюдов и пастухом твоих верблюдиц, а сегодня он стал мужем твоей дочери».

А потом они оба вышли из шатра, и Малик старался успокоить гнев Шаса, говоря, что он не знает, где находится Антара. Наконец Шас поверил ему и ушел, а Малик стал ждать возвращения Антары. Но Антара не пришел ни в эту ночь, ни в следующую, и Малик ждал его три ночи, а потом стал тревожиться и волноваться, ибо он любил Антару за то, что тот был доблестным воином и защитником женщин. Тогда он рассказал царю Зухейру обо всем, что произошло с Антарой, и царь сильно опечалился и стал упрекать своего сына Малика, говоря ему:

― Горе тебе, почему ты не рассказал мне обо всем раньше, когда он был у тебя, я бы стал посредником между ним и его отцом, чтобы уладить это дело. Я бы взял его к себе и женил бы его на одной из моих невольниц или на мулатке.

А Малик ответил ему:

― О отец, я побоялся, как бы в племени не разгорелась смута, потому что у него есть недруги и завистники, а мой брат Шас и отец Аблы Малик хотят убить его. Я подумал, что, если ты поддержишь Антару, его враги поднимутся против тебя и в племени начнутся раздоры.

Тогда царь Зухейр послал в степь людей, чтобы они нашли Антару и вернули его в становище.

Антара же, расставшись с Маликом, ехал по степи, пока не углубился далеко в пустыню. И вдруг он увидел перед собой облако пыли, а когда оно рассеялось, из-за него показалось около сорока всадников с длинными копьями в руках, которые мчались на быстрых конях, блистая кольчугами. И Антара пришпорил коня и направился к ним, чтобы посмотреть, откуда эти всадники. А поравнявшись с ними, он увидел, что это были абситы. Они склонились над своими седлами, подобно гибким ветвям, и двигались подобно газелям, а повелителем их был эмир из благородных и родовитых арабов по имени Ияд ибн Нашиб, — он был испытанным воином, известным своей храбростью.

А в то время арабы делились на две ветви — от Ирака до Хиджаза жили Бену Аднан, а от моря до Йемена жили Бену Кахтан. Бену Аднан были потомками Рабиа и Мудара, а Бену Кахтан — потомками Ияда и Анмара. Увидев облако пыли, поднятое конем Антары, Ияд остановился, а вслед за ним остановились все сорок всадников, и когда Антара приблизился к ним, они увидели его и узнали. И воины приветствовали друг друга, и Антара на вопрос Ияда ответил, что выехал поохотиться, а Ияд рассказал ему, что они отправляются в набег. Тогда Антара сказал:

― Я поеду с вами и буду помогать вам, — а предводитель ответил ему:

― Иди с нами, и мы будем оказывать тебе предпочтение перед другими рабами. За твою храбрость мы дадим тебе не четверть доли, как дарят обычно рабу, который участвует в набеге, а половину.

Тут некоторые всадники стали говорить:

― Антара не такой, как другие рабы, он заслуживает полной доли, а если бы у него была родословная, он заслуживал бы и трех долей, так велики его храбрость, стойкость и воинское искусство.

Услыхав эти слова, Антара сильно разгневался и воскликнул:

― Вы лучше не задевайте меня, ведь благородные люди обычно стремятся быть справедливыми, а не притеснять других. Я поеду с вами и добуду себе добычу сам. Если же на вас нападут всадники, я буду защищать вас силой своих рук, и тогда вы, как надлежит благородным людям, дадите мне полную долю.

И предводитель ответил ему:

― Твои слова справедливы, и ты заслуживаешь даже большего, ибо мы знаем о твоих подвигах. Но мы боимся, что все арабы станут порицать нас, если мы дадим сыну невольницы такую же долю, как сыну свободной женщины.

Тогда Антара сказал:

― Дайте мне половину доли, как вы обычно поступаете, я не хочу, чтобы вас из-за меня порицали все арабы.

И они отправились в набег, проходя степи и пустыни, пока не покинули пределы Бену Аднан и не вошли в землю Бену Кахтан. Тут они увидели становище, которое волновалось, подобно морю, так много было там народа. Скота там было не меньше, чем песка в пустыне, и кони разной масти — золотистые, огненно-рыжие, серые, белые и вороные — резвились там, подобно газелям. А люди в становище жили спокойно, не опасаясь никаких превратностей судьбы, поэтому их можно было застать врасплох. И предводитель абситов сказал:

― О родичи, здесь множество разных богатств и скота и мало мужей и героев. Вперед, разграбим это богатое становище и угоним скот, пока на нас не напали их всадники!

И с этими словами Ияд напал на становище, и за ним последовали его всадники, подобно бурному ливню. И они погнали верблюдов и верблюдиц, а мужчины, которые находились в становище, вскочили на коней, чтобы защитить своих жен и детей.

А был там один из знатных героев и доблестных рыцарей по имени Харис ибн Убада, который разгневался на свое племя Бену Яшкур и уже давно жил здесь. И когда на это становище напали абситы, Харису было необходимо встать на защиту своих хозяев, ибо он пользовался их гостеприимством. Он вскочил на спину своего вороного коня, храбрый, как лев, с лицом, подобным мраку ночи или дождевому облаку. А конь у него был особенный: о его матери по имени Наама [27] слагали пословицы в землях Тихамы, ею гордились края Йемамы, и множество поэтов слагало о ней стихи. А отец этого коня носил имя Василь, и из-за него спорили вожди разных племен. И вот, когда Харис вскочил на своего коня, тот полетел, как птица или как дух, а всадники Бену Абс смотрели на него, но не видели ничего, кроме маленького облачка пыли. Потом он вернулся и напал на них, то нанося им удары, то отлетая от них на вершины ближних холмов и спасая своего седока от гибели.

И когда Антара увидел этого коня, он стал вздыхать, горевать и восхищаться, а в его душе загорелось пламя безнадежного желания, ибо он понимал, что захватить этого коня ему не удастся.

А в это время абситские всадники окружили становище со всех сторон, согнали скот и собрали все добро, Антара же во всем этом не участвовал, потому что его мысли были заняты тем конем, и он тешил себя разными надеждами. А Харис ибн Убада аль-Яшкури увидел Антару, и между ними завязался долгий бой, в котором Харис проявил стойкость и терпение. Но потом, увидав перед собой гибель, грозящую ему от меча и копья Антары, Харис крикнул на своего коня, отпустил поводья, и конь его помчался с быстротой молнии, пожирая пространство копытами. Антара подумал, что сможет догнать его, но, когда ему казалось, что он уже настигает коня Хариса, тот мгновенно исчезал вместе со своим седоком. И Антара почувствовал еще большее смущение, он даже забыл свою любовь к Абле из-за этого коня, подобным которому еще не владел ни один смертный. И его охватила такая страсть к этому коню, что он захотел во что бы то ни стало завладеть им или купить его.