Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй

На мотив «Овечка с горного склона» запела Хань Юйчуань:

Дун Цзяоэр запела на мотив «Золотые письмена»:

Ли Гуйцзе запела на мотив «Лечу на облаке»:

У Иньэр запела на мотив «Воды реки»:

Хань Юйчуань запела на мотив вступления к «Подведенным бровям»:

На мотив «Туфелек алый узор» запела Дун Цзяоэр:

У Иньэр запела на мотив «У туалетного столика»:

На мотив «Застряла в решетке южная ветка» запела Хань Юйчуань:

Заключительную арию пропела Ли Гуйцзе:

Пение кончилось, и Симэнь одарил Хань Юйчуань и Дун Цзяоэр серебром. Певицы откланялись и направились домой, а Ли Гуйцзе и У Иньэр остались ночевать.

Вдруг спереди донесся шум. Послышались голоса Дайаня и Циньтуна, которые схватили служанку Ли Цзяоэр, Сяхуа.

– Только проводили мы певиц, – докладывали они Симэню, – идем с фонарями в конюшню лошадям сена задать. Глядим: за стойлом кто-то прячется. Испугались даже. А это, оказывается, Сяхуа, служанка матушки Второй. Чего тут делаешь, спрашиваем, а она молчит.

– Где она, рабское отродье? – спросил Симэнь. – Приведите!

Хозяин вышел в коридор перед гостиной и уселся в кресло. К нему привели служанку и, скрутив руки, поставили на колени.

– Что ты делала в конюшне? – допрашивал ее Симэнь.

Сяхуа молчала.

– Я ж тебя туда не посылала! – вставила стоявшая рядом Ли Цзяоэр. – К чему тебя в конюшню понесло, а?

Сяхуа дрожала со страху. Симэнь, желая дознаться в чем дело, велел слугам обыскать Сяхуа. Она запротивилась, и Циньтун повалил ее на пол. Вдруг около пояса что-то сверкнуло и послышался стук упавшего предмета.

– Что такое? – спросил Симэнь.

И представьте себе, Дайань поднял золотой браслет.

– Он самый – пропавший браслет! – воскликнул Симэнь, рассматривая при свете фонаря протянутую ему слугою вещь. – А! Так это ты, выходит, украла!

– Я нашла, – отвечала Сяхуа.

– Где? – спросил хозяин.

Служанка молчала.

Разгневанный Симэнь велел Циньтуну принести тиски. Вскоре пальцы ее зажали в тиски, и она закричала так, будто ее режут. После тисков служанке всыпали двадцать палочных ударов. Симэнь был пьян, и Юэнян не решалась заступаться.

– Я у матушки Шестой в спальне на полу нашла, – не выдержав, призналась Сяхуа.

Симэнь распорядился снять тиски и увести служанку к Ли Цзяоэр.

– Надо будет завтра позвать сваху, – сказал он. – Пусть продаст. Нечего в доме держать это рабское отродье!

Ли Цзяоэр нечего было возразить.

– Негодяйка проклятая! – заругалась она. – Зачем туда ходила? Кто тебя просил? Раз у меня живешь, спроситься должна. А то, извольте, пошла. А нашла вещь, мне скажи.

Сяхуа плакала.

– Плачешь?! – продолжала Ли Цзяоэр. – Надо бы тебя до смерти замучать!

– Ладно! – протянул Симэнь и велел Юэнян убрать браслет, а сам направился в переднюю постройку.

За Ли Цзяоэр разошлись и слуги.

Юэнян наказала Сяоюй закрыть дверь и позвать Юйсяо.

– Когда ж это она в переднюю-то попала? – спросила хозяйка.

– Когда матушки Вторая и Третья пошли с тетушкой У навестить матушку Шестую, она за ними и отправилась, – объяснила Сяоюй.

– Не думала, что она браслет стащит. А до чего ж она перепугалась, как про розги заговорили! Батюшка велел волчьи жилы купить, она ко мне на кухне и подходит. Что это, спрашивает, еще за волчьи жилы такие. Жилы, говорю, как жилы. Вот украдешь, говорю, ими тебя бить будут, руки-ноги свяжут. Испугалась она, должно быть, бежать решила. Когда певицы уходили, она за ними было последовала, да привратник помешал. Вот она в конюшне и спряталась. Оттуда ее слуги и выволокли.

– Вот попробуй распознай человека! – говорила Юэнян. – На вид – служанка, как все, а оказалась воровкой. Ну и дела!

Тем временем Ли Цзяоэр привела Сяхуа к себе в спальню. Под вечер служанку начала отчитывать Ли Гуйцзе.

– Вот дурочка-то! – ругала ее певица. – Шестнадцать, должно быть, исполнилось, пора бы уж разбираться что к чему! А то ишь, уши развесила! У нас тебя бы в два счета выгнали. Раз вещь такую подобрала и никто не видал, принеси да передай потихоньку хозяйке. И уличат, она за тебя заступится. А то хозяйке ни слова не сказала. Вот тисков и отведала. Небось, не очень-то сладко, а? Как говорят: раз в темной одежке ходишь, поближе к темной колонне держись. Не живи ты здесь, мы бы о тебе и волноваться не стали. А раз тебя схватили, то и госпоже твоей неприятность. – Гуйцзе обернулась к тетке и стала выговаривать ей: – А ты тоже хороша! Я б на твоем месте не дала свою служанку у всех на виду пытать. Я бы к себе отвела и сама наказала. Вон сколько в доме служанок! Почему их не пытают? Почему твоя служанка должна страдать? Уж больно ты уступчива! Слова сказать не можешь. Им, пожалуй, в голову придет – выгонять будут, так ты тоже будешь молчать? Ты промолчишь – я тогда скажу. Я заступлюсь. А то все смеяться будут. Погляди, вон Мэн и Пань. Они как лисы хитрые. С ними лучше не связывайся. – Гуйцзе опять позвала Сяхуа и спросила: – А ты хочешь уйти из дому?