Классическая проза Дальнего Востока

Из книги "Десять заповедей о неприкаянных душах" [73]

1. Буддийские монахи [74]

Некогда, следуя учению Будды, обязаны были они хранить воздержание и соблюдать запреты. Ходили они в ярко-желтых рясах, приятностью цвета подобных лепесткам горчицы. Каждый имел при себе красную чашу-патру для подаяния, блестевшую гладким лаком. В зной покрывались они шапками, округлыми, как скорлупа кокоса, увенчанными изваяниями Будды. Крепкий бамбуковый посох пролагал им путь среди утренних рос. Зерна их четок, отполированные до блеска, сияли адамантами; деревянные подошвы сандалий попирали склоны Ястребиной горы. Как сказано в "Сутре Лотоса", поученье завершается дождем, и влага сия надолго пропитывала храмовые одеянья; переводы письмен, начертанные на пальмовых листьях, овевал ветерок, очищавший душу от мирского праха.

Обители с храмами были места их совместного жительства, и дымы очагов их соседствовали с тучами. Набрав себе дров, что были в цене корицы, затевали они чаепития, кичась друг перед другом своими чайниками да чашками; возлежали в кельях меж облаков, омывались из чистых ключей и блаженно напевали вполголоса - не то Будды, не то небожители. Питая в душе состраданье и скорбь, поливали красивые цветы; сосредоточась на постижении истины, отрешась от всего мирского, восседали, нюхая пряный дух курений...

Помышляя о трех тысячах чертогов Четвертого неба, куда возносятся, покинув бренную плоть, души праведников, они и знать не желали о двенадцати вратах Подземного царства, тешась мечтами.

Увы! Каково прожить жизнь лишь ради смиренного самоотреченья, а после смерти маяться, изничтожая в себе все и всяческие горести?!

Печальное нравоучение таково:

4. Конфуцианцы [75]

Некогда, взысканные книжным знанием и утонченно вежливые, все упованья свои возлагали они на счастливый итог испытаний. О еде их и платье пеклись родители, а сами они денно и нощно перечитывали творения мудрецов. Прожитье им ставало недешево: дрова были в цене корицы, рис - дороже жемчуга. А сколько невзгод и тягот выносили они до того, как предстать на испытаньях; книги их на окне освещало мерцание светляка, отблеск белого снега озарял письмена на столе. Бумага стала их пашней, кисть - плугом; вчера читали они книги канона, сегодня - исторические сочиненья.

Были они подобны Ма Жуну, поучавшему перед завесою, и Дун Чжуну, читавшему под пологом; они не замечали ни туманов, ни стужи; пред. ними горел светильник мудрого Ханя и высилось изголовье благородного Вэня, они же не смыкали глаз, обратив ночь в день. Не ведая отдыха, трудились они в чаще познанья и море премудрости, читая нараспев словеса, проникнутые мыслью Конфуция и духом Чжу Си. Усердье в занятиях отточило словесное их искусство. С языка у них то и дело слетали посулы выпить до дна озеро Юньмын, а в груди у каждого бряцали оружием тысячи латников; причмокивая, твердили они изречения полководцев Суна и У и, опустя рукава, вспоминали главу за главою трактаты по воинскому искусству. Придя на поэтическое ристалище, искали глазами сигнальные флаги и слушали бой барабанов, а на ином подобном ристалище (?) грозились остриями копий и держали в руках пищали. В стихах у них каждая строка была хороша и своеобычна - как у древних поэтов.., а письмена их - любой знак, любая черта - превосходны - как на листке из Линьчуаня или в книге "Белой лотос". Вирши эти, где воспевались высокие горы и текучие воды, когда читали их нараспев, будили безысходную тоску. Как говорится, проглочены жемчуга, исторгнуты перлы - вот каковы были даже невольно произнесенные ими слова, а сами они, натянув тетиву, били без промаха, подобно пронзавшему ивовый лист стрелку.

Преступив красный порог государевых чертогов, они в ответах своих толковали ученые книги и, преуспев в словесных состязаниях, ворочались обряженные в парчу, блиставшую над лошадиной гривой (?); имена их сверкали на золотых досках, и слава гремела как гром, сотрясавший землю. Дух их и воля стремились вдаль, словно рыба гунь или птица пэн, и помощь их в державных делах была столь успешной, что объявились - счастливее нет приметы - единорог и феникс.

Помышляя о водах Инчжоу и вершине Пэнлай, где возможно превращение в небожителей, они и знать не желали про селенья усопших или гору Бэйман, которой владеют демоны.

Увы! Каково прожить жизнь лишь среди словопрений о чужих делах и писаньях, а после смерти скитаться, ища место успокоения?!

Печальное нравоученье таково:

9. Купцы и бродячие торговцы [76]

Некогда богатые гости заполоняли своим товаром лавки и торжища. Дороги их пролегли по всему государству, видели их в предместьях и городских кварталах, плыли они по морю, по озерам и рекам. Наменяв свежей рыбы, и ту тщились сбыть подороже; а дождавшись высокой воды, складывали весла и засыпали у входа в канал. Плывя вниз по течению, они трелями флейты и песнями встречали луну, но, выйдя в море, ставили парус и приглядывали за ветром.

Благовоньями из алоэ, панцирями морской черепахи, душистыми смолами стиракса, мешками перечных зерен, латунными тазами из Лаоса и наилучшим рисом (?) загружены были чуть не до самой палубы большие лодки длиною в восемь тэмов; штуки пятицветного шелка, пестрые (?) ткани, узорчатая парча, тюфяки и покрывала из переливчатой камки, шелка, сотканные в земле Тхук, бумага из земли У заполняли под самую крышу просторные - в пять покоев - лавки с кладовыми. Что ни вещь - все редкость или диковина красоты и чистоты несравненной.

Проходя пограничные ворота, купцы укрывали запретный товар: дорогие перлы, девятиустые жемчужины; а прибыв на торги, продавали всякую вещь по отдельности втридорога; серебро само плыло к ним, и золото их умножалось. Войдя в полюбовную сделку, они за худой товар брали высокую цену. Протори и прибыли считали с дядьями и братьями, а чуя особенную наживу, каждому из своих чад совали длинный черпак. Когда гребли барыши, ликовали, пересмеивались с подторжниками, что сновали вкруг них с корзинами, набивая цену; оставшись в накладе, мрачнели и сокрушались, понося всех, кто втравил их в безвыгодное дело. Мелочь поплоше отдавали в залог, неходкие вещи сбывали оптом и щедрою выручкой покрывали убыток. Они ведали наперед, где и что будет в цене, и оттого многоводный поток во вратах их пользы не иссякал. Откуда им было знать, что все мимолетно, как сон на подушке в Ханьдане, видения тают и грезящих ждет внезапное пробуждение.