Изборник. Памятники литературы Древней Руси

Александръ же от сна воставъ, в недоумѣние впаде и се изступлении ума бывъ, на постели своей седяше и плакашеся горко и ужасно видѣние помышляя. Сердце бо его обуряваемо бяше, якоже корабль нѣкий в пучине морстей вѣтры и волнами обуреваемъ. В мысли впаде, ужасно видѣние помышляя, на перинницы сяде, плакашеся. Филонь же и Птоломѣй заутра приидоша и плачющася его обретоша и стемы златы из главъ своих свергоша, перстию главы своя посыпаша и приступиша ко Александру, плачющеся и глаголюще: «Почто, Александре, жалостию радость пременяеши, почто сеи скорби предалъ еси себѣ?» Александръ же к нимъ рече и видѣние имъ сказа, седя. Они же дивную рѣчь слышавше и ужасошася много, утѣшити же его хотяше сладкими бесѣдами и глаголаху: «Не тако, Александре, подобно есть ношнымъ мечтаниемъ умные отступити совести, сон бо такъ намъ мнитца быти: от многого спанья и от лиха пития главные омокрываемъ мозгъ, в немже живетъ царь совестемъ — ум; человѣку велми спящу, от сонной влаги велми омокреваему мозгу, умерзитъ себѣ и многая невещественным своим окомъ позирает и видитъ оная, яже видел или слышалъ когда, тѣхъ всѣхъ зритъ и тѣми дѣйствует. Сония видѣния, Александре, душевное бо зрѣние мнимо быти. Тѣло бо тлѣнно яве зрит тлѣнная сия видимая, душа же, нетлѣнна сущи и невеществена и умна сущи, вся, елика восхощет и мыслитъ, сихъ зритъ, аще и далняя мѣста есть и ближняя, свое бо есть бытие, идѣже хощет; тако бо по подобию Божия образа создася. И приплетет бо сию к мертвенному тѣлу, яко да имъ дѣйствует, оживляющи то, якоже огнь вѣтром распалаетца, или яко кузнецъ нѣкий златый хитростию желѣзными растворяя рукодѣлии, или якоже корабль нѣкий волны морскии прескоча, не собою носимъ есть, но вѣтреннимъ дыханием. Тако бо тело душею окормляемо есть, тою бо стоится и водится и носится, якоже нѣкая два юнца окормляюще рало, дондеже, иже составивый ся Богъ всихъ и промысленикъ распряжет. Душа бо поиметца, а тѣло оставится, душа бо к нему, яко невеществена, тѣло же к земли, яко вещественно и тлѣнно. Аристотел же и учитель твой мудрый, Александре, в книгах своих пишет, глаголя, яко статися имут душа с нимиже согрешиша телѣсы тогда, егда порожение второе будет, егда мертвии от гроб востанутъ. И Соломон мудрый рече, праведных душа в руце Божии, глаголетъ, быти, грѣшных же душа в тартаре, в геоне мучитися имутъ, в долнейшихъ земли, глаголетъ, быти. Аристотел же мудрый и Платон великий, мира сего кончина, глаголютъ, быти тогда, егда довершится число от падшаго древа ангельскаго чина праведных человѣкъ душами. Сие же, Александре, и евреиский пророкъ Иеремѣя согласуетъ, глаголя, тако бо есть». И се слышав Александръ и подивися и в недоумѣнии быв, глаголаше: «Слава тобѣ, чюдный, дивный, непостижимый, и неисписанный, и недовѣдомый, и неизслѣдимый Боже, иже от небытия вся в бытие приведъ, и благорастворяя вся великимъ своимъ промысломъ. Како небеса сотвори единемъ словом, сии же видиния своего не премениша, ни обетшаша; како землю колику и ту ничимже утвердилъ есть, сия же плодовъ своихъ не измени, ни обычая; како морьския волны и воды многия, на единомъ стояще мѣсте и всегда умножаемы бывающе, не изсякнутъ, ни от предѣлъ преидоша, ни волю измениша естествъ, но содержими силою и различными колеблемо вѣтры, устава своего не измениша, ни благораствореннаго дыхания; како солнычное сияние, толицыми сущими лѣты, теплости и свѣтлости не измени; како лунный кругъ, овогда умножающеся, овогда оскудевающъ, на новину и ветшину устава своего не измени; или како телеса человѣческая четырми сплетена стухиями, душу божествену в них всади, якоже нѣкоего всадника на четырехъ равно текущих утверди точилех, дондеже равно 4 стоятся стухия, дотоле и тѣло человѣческое непоколебимо стоит; егда ли от 4 тѣхъ составъ едино или умножится или оскудѣетъ, тогда растлится и от души распряжется тлѣнное человѣческое тѣло. Аще ли промыслом твоимъ, Боже, или врачевною хитростию паки 4 тыи соимутся колеса, иже суть составы, тогда паки душею здравьствует».

И от того дне убо всегда в недоумѣнии пребываше царь Александръ и мысляше, в себѣ глаголя: «Когда се постигнет мене смертъ, и кто будетъ памят мою творити по моей смерти? Будет ли се тамъ видѣние и познание, егда душа с телесы сстатися имуть на великомъ торжищи?» И тако мысльми многими помышлении: «Будет ли тѣломъ востание паки или не будет, в тое же тѣло души паки приити имут или ни?» Дивляше бо ся и глаголаше: «Како раставшеся и распадошася кости, в тое же паки бытие приидут?» И тако помышляя глаголаше, яко: «Вся могий Божий великий промысль, ихже созда от небытия в бытие, той же можетъ в тую же привести совесть в первое бытие». И многая таковая помышляя и рече: «Яко возвеличишася дѣла твоя, Господи, вся премудростию сотворил еси».

И се рекъ в Вавилонь поиде, якоже нѣкий человѣкъ на уреченное мѣсто на умертвие свое идяше. Тогда убо Александръ царь, всего свѣта государь, смерть свою помышляя и неутѣшимъ бываше. Егда же приспѣ на поле, нарицаемое Сенарь, в земли, зовемой Авсидийстей, идѣже праведный и богатый Иевъ жилъ бяше, и ту Александръ станомъ своимъ стал, силныи же воиски по тому полю падоша. Велможи же Александровы скорбна его зряще и жалость его изменити хотяще, на гору высоку его возведоша и всему воиску вооружатися повелѣ, на поли на ономъ на единомъ мѣсте собратися повелѣ. И сих позрѣвше, ко Александру рекоша: «Александре царю, силный господине, почто скорбию великою потопляеши сердце свое, зриши, се толицемъ людемъ сотвори тя Богъ ныне царя, да подобаетъ тебѣ веселитися и радоватися велми». Александръ же главою покивав и прослезився рече: «Зрите ли всихъ сихъ, в пятидесятныхъ лѣтех вси под землю заидутъ». Бѣ бо ту видети болши паче миръяд тысячь людей, коней же безчисленное множество; бяху ту собрани вси языцы: индѣяне, и сирии, и мидии, и евреи, и финицы, еглефи, еламити, и халдѣи, и лидии, и нѣмцы, и греки, и инии восточнии и западнии языцы вси. И ту Александръ великий пиръ войску своему сотвори. И ту от востока и до запада и сѣвера и юга и от моря всего вси власти и князи со многолѣтными данми и с поклоном ко Александру приидоша.

В той же день прииде от Македонии от матери Александровы Алимпияды царицы казател его и учител Аристотел. Видевъ его Александръ и возрадовася велми и за выю его приимъ и облобызаше его сладко, глаголя: «Добро пришел еси, многочестная и безцѣнная глава, добре пришел еси, неугасимый светилниче и казателю всему миру, философе великий и казателю дивный Аристотелю; добре пришел еси ми, егоже мудрости подивишася еллини, емуже почюдишася халдѣи, его подивишася хитрости египтяне и волховнии мудрецы. Но возвести ми убо, чюдный во человѣцѣхъ, любимый мнѣ дидаскале, [954] учителю мой, како западная страна мируетъ, жива ли есть вселюбимая мати моя и сладкая Алимпияда царица, и како, яже о нас, по всей вселенней чюется. Вѣрно ли человѣкомъ есть, яко, всю приимше землю, рая доидохомъ и многъ, егоже ты в книгах своихъ указуеши и краи земли во Едеме на востоце; и того бо рая близу доидохомъ, и до Макаринскихъ отокъ во Акияньстеи рецы, идѣже еллинстии мудрецы и душамъ человѣческимъ, глаголютъ, быти. Но то аз души ни единоя не вѣдих, но якоже со истинною макаринский князь нам сказа, не ту имъ, глаголетъ, быти, но в долнейших земли, во адовых реках, и ту имъ ждати, рече, ослабу и откупление от вышняго промысла и великаго Бога Саваофа». И се Аристотел слышавъ подивися, ко Александру тако отвеща: «Благодарю Бога, сподобльшаго мя видѣти свѣтлое и красное лице твое, и силный, и славный, и дивный в человѣцѣхъ, всего свѣта государю, великий Александре царю. Вселенная бо вся, иже о тобѣ чюдишася велми, возрадовася зѣло о великой славе твоей, елика Богъ даровал ти есть, якоже ни единому другому человѣку. Македонская земля и радуется и веселится, цветет, яко кринъ межу земъскими царствии и Бога непрестанно молятъ за тя всегда, другаго не имаютъ таковаго добыти ни царя, ни господина, якоже тебе, Александре. Вѣдомо да есть тобѣ, яко вселенная вся недостойна есть ни единому власу от главы твоея падающу. Госпожа твоя мати благо днесь здравствуетъ и жалостно тебѣ позирающи видети или слышати, мирно в Македонии царствуетъ, и жалостию и радостию умъ пременяющи, во страсе всегда сущи, в недоумѣнии бывши, хощет бо сподобитися видети лице твое свътлое. Молит бо тя много, глаголющи: “Не преслушай мене о семъ, всѣлюбезныи мой сыну и милый свѣте очию моею, но услыши мене, насытитися твоея свѣтлости и со всечестною твоею свѣтлостию царицею Роксаною. Аще ли тобѣ в Македонию невозможно приити к намъ, к царству твоему приидомъ, идѣже ты повелѣши, и твоего насытитися мнѣ сладкаго вида, живот бо свой вскорѣ смерти изменити имамъ”».