Историки Рима

15. Город был взят с несметной добычей. Многое, правда, было испорчено нарочно самими владельцами; правда и то, что ожесточенные воины резали всех, редко различая взрослых и малолетних, и что пленники были добычею самих воинов. Все же не подлежит сомнению, что при продаже ценных вещей выручили значительную сумму денег и что много дорогой утвари и тканей было послано в Карфаген.

По свидетельству некоторых, Сагунт пал через восемь месяцев, 383 считая с начала осады, затем Ганнибал удалился на зимние квартиры в Новый Карфаген, а затем, через пять месяцев после своего выступления из Карфагена, прибыл в Италию. Если это так, то Публий Корнелий и Тиберий Семпроний не могли быть теми консулами, к которым в начале осады были отправлены сагунтские послы, и одновременно теми, которые сразились с Ганнибалом, один на реке Тицине, 384 а оба, несколько времени спустя, на Требии. 385 Или все эти промежутки были значительно короче, или же на первые месяцы консульства Публия Корнелия и Тиберия Семпрония приходилось не начало осады, а взятие Сагунта; допустить же, что сражение на Требии произошло в год Гнея Сервилия и Гая Фламиния, 386 невозможно, так как Гай Фламиний вступил в консульскую должность в Аримине, 387 будучи избран под председательством консула Тиберия Семпрония, который явился в Рим ради консульских выборов уже после сражения на Требии, а затем, когда комиции состоялись, отправился обратно к войску на зимние квартиры.

16. Почти одновременно с возвращением из Карфагена послов, которые доложили о преобладающем всюду враждебном настроении, было получено известие о разгроме Сагунта. Тогда сенаторами овладела такая жалость о недостойно погибших союзниках, такой стыд за отсрочку помощи, такой гнев против карфагенян и вместе с тем — как будто враг стоял уже у ворот города — такой страх за благосостояние собственного отечества, что они, под ошеломляющим напором стольких одновременных чувств, могли только предаваться тревожным думам, а не рассуждать. «Никогда еще, — твердили они, — не приходилось Риму сражаться с более деятельным и воинственным противником, и никогда еще римляне не вели себя столь вяло и столь трусливо. Все эти войны с сардами да корсами, истрами да иллирийцами 388 только раздражали воинов, нисколько не упражняя их в военном деле; да и война с галлами 389 была скорее цепью беспорядочных свалок, чем войною. Пуниец, напротив, — закаленный в бою неприятель, в продолжение своей двадцатитрехлетней суровой службы 390 среди испанских народов ни разу не побежденный, привыкший к своему грозному вождю. Он только что разгромил богатейший город; он уже переправляется через Гибер 391 и влечет за собою столько испанских народов, поднятых им со своего места; вскоре он призовет к оружию и всегда мятежные галльские племена, 392 и нам придется вести войну с войсками всей вселенной, вести ее в Италии и — кто знает? — не перед стенами ли Рима!»

17. Провинции были назначены консулам уже заранее; теперь им предложили бросить жребий о них; Корнелию досталась Испания, Семпронию Африка с Сицилией. Определено было набрать в этом году шесть легионов, 393 причем численность союзнических отрядов была предоставлена усмотрению самих консулов, и спустить в море столько кораблей, сколько окажется возможным; всего же было набрано 24 000 римских пехотинцев, 1800 римских всадников, 40 000 союзнических пехотинцев и 4400 союзнических всадников; кораблей же было спущено 220 пентер и 20 вестовых; затем было внесено в народное собрание предложение: 394 «Благоволите, квириты, объявить войну карфагенскому народу», — и по случаю предстоящей войны было провозглашено молебствие по всему городу; граждане просили богов дать хороший и счастливый исход предпринятой римским народом войне. Войска были разделены между консулами следующим образом: Семпронию дали два легиона по 4000 человек пехоты и 300 всадников, и к ним 16 000 пехотинцев и 1800 всадников из союзников, да 160 военных судов с 12 вестовыми кораблями. С такими-то сухопутными и морскими силами Тиберий Семпроний был послан в Сицилию, с тем чтобы в случае, если другой консул сумеет сам удержать пунийцев вне пределов Италии, перенести войну в Африку. Корнелию дали меньше войска ввиду того, что претор Луций Манлий с значительной силой был послан по тому же направлению, в Галлию; в особенности флотом Корнелий был слабее. Всего ему дали 60 пентер — в уверенности, что враг придет не морем и уже ни в каком случае не затеет войны на море, — и два римских легиона с установленным числом конницы и 14 000 союзнических пехотинцев при 1600 всадниках. Провинция Галлия получила два римских легиона с 10 000 союзнической пехоты и к ним 1000 союзнических и 60 римских всадников, с тем же назначением — сражаться с пунийцами.

18. Когда все было готово, римляне — чтобы исполнить все обычаи прежде, чем начать войну, — отправляют в Африку послов в почтенных летах: Квинта Фабия, Марка Ливия, Луция Эмилия, Гая Лициния и Квинта Бебия. 395 Им было поручено спросить карфагенян, государством ли дано Ганнибалу полномочие осадить Сагунт, и в случае если бы они (как и следовало ожидать) ответили утвердительно и стали оправдывать поступок Ганнибала, как совершенный по государственному полномочию, объявить карфагенскому народу войну. Когда римские послы прибыли в Карфаген и были введены в сенат, Квинт Фабий, согласно поручению, сделал свой запрос, ничего к нему не прибавляя. В ответ один карфагенянин произнес следующую речь:

«Опрометчиво, римляне, и оскорбительно поступили вы, отправляя к нам свое первое посольство, которому вы поручили требовать от нас выдачи Ганнибала, как человека, на собственный страх осаждающего Сагунт; впрочем, требование вашего нынешнего посольства только на словах мягче прежнего, на деле же оно еще круче. Тогда вы одного только Ганнибала обвиняли и требовали выдать только его одного; теперь вы явились, чтобы всех нас заставить признаться в вине и чтобы тотчас же наложить на нас пеню, как на уличенных собственным признанием. Я же позволю себе думать, что не в том суть, осаждал ли Ганнибал Сагунт по государственному полномочию или на свой страх, а в том, имел ли он на это право или нет. Расследовать, что сделал наш согражданин по нашему, и что — по собственному усмотрению, и наказывать его за это — дело исключительно наше; переговоры же с вами могут касаться только одного пункта: было данное действие разрешено договором или нет. А если так, то я — предварительно напомнив вам, что вы сами пожелали отличать самовольные действия полководцев от тех, на которые их уполномочило государство, — укажу вам на наш договор с вами, заключенный вашим консулом Гаем Лутацием; 396 в нем ограждены права союзников того и другого народа, но права сагунтийцев не оговорены ни словом, что и понятно: они тогда еще не были вашими союзниками. «Но, скажете вы, в том договоре, который мы заключили с Газдрубалом, есть оговорка о сагунтийцах». Против этого я возражу лишь то, чему выучился от вас. Когда ваш консул Гай Лутаций заключил с нами первый договор, вы объявили его недействительным, 397 ввиду того что он был заключен без утверждения сенаторов и без разрешения народа; пришлось заключить новый договор на основании данных Гаю Лутацию государством полномочий. Но если вас связывают только те ваши договоры, которые заключены с вашего утверждения и разрешения, то и мы не можем считать обязательным для себя договор, который заключен с Газдрубалом без нашего ведома. Перестаньте поэтому ссылаться на Сагунт и на Гибер, дайте, наконец, вашей душе разрешиться от бремени, с которым она так давно уже ходит». Тогда римлянин, подобрав переднюю полу тоги так, что образовалось углубление, сказал: «Вот здесь я приношу вам войну и мир; выбирайте любое!» На эти слова он получил не менее гордый ответ: «Выбирай сам!» А когда он, распустив тогу, воскликнул: «Я даю вам войну», — присутствующие единодушно ответили, что они принимают войну и будут вести ее с такою же решимостью, с какой приняли.