Историки Рима

Теперь расскажу о его внешности и сложении. Был он среднего роста, с мягкими пушистыми волосами, с косматой, заостренной книзу бородой и живыми глазами, светившимися обаянием и умом, у него были красивые брови, совершенно прямой нос, чересчур большой, с опущенной нижней губой рот, толстая и искривленная шея, сильные и широкие плечи; крепко сбитый с головы до ног, он отличался силой и быстротой бега.

Недоброжелатели обвиняют императора в том, что он начал новые губительные для государства войны, но пусть они узнают очевидную истину: не Юлиан разжег пламя парфянской войны, а жадный Констанций, поверивший лживым утверждениям Метродора, 761 — об этом я подробно рассказывал раньше. Поэтому и гибли все до единого наши воины, не раз попадали в плен легионы, уничтожались города, разрушались или захватывались крепости, истощались непомерными расходами провинции; а персы осуществляли свои угрозы и отнимали у нас все земли до Вифинии и берегов Пропонтиды. 762 Немало тяжких страданий вынесли обитатели Галлии, где спесь варваров увеличилась еще больше, когда германцы, проникнув в наши пределы, уже готовились перевалить через Альпы, чтобы опустошить Италию, и ничего не оставалось, кроме слез и ужаса там, где воспоминание о прошлом было мучительным, а ожидание грозящих бед еще более мрачным. И вот все это с удивительной быстротой привел в порядок юноша, который был послан на запад с титулом цезаря и помыкал там царями, 763 как жалкими рабами. Затем Юлиан выступил против персов, чтобы с таким же рвением отвоевать восточные области; и он бы вернулся оттуда с триумфом и почетным прозвищем, если бы воля небес соответствовала его замыслам и славным деяниям.

Как известно, некоторые неосторожно пренебрегающие опытом люди, стремясь в бой после поражения или в море после кораблекрушения, сами ищут те трудности, которые неоднократно испытали. А императора еще упрекают в том, что он пожелал новых успехов после многократных побед!

5. Не время было тогда для горя и слез. Насколько позволяли обстоятельства, тело императора убрали, чтобы похоронить там, где он сам заранее распорядился, а на рассвете — это был пятый день до июльских календ, — хотя враг окружал нас со всех сторон, собрались вожди войска и, призвав начальников легионов и турм, стали совещаться о выборе императора. Начались распри. Аринфей, Виктор и остальные уцелевшие из свиты Констанция 764 искали подходящего человека среди своих, а им возражали Невитта, Дагалайф и предводители галлов, добивавшиеся выдвижения кого-нибудь из их соратников. После споров все единодушно, без возражений сошлись на Саллюстии, и когда тот стал отказываться и ссылаться на болезни и старость, один из почтенных воинов, видя его упорство, сказал: «Как бы вы поступили, если бы император, отлучившись, по обыкновению, поручил вести эту войну вам? Разве вы не отложили бы все прочие дела и не постарались бы сначала вызволить воинов из грозящей беды? Так делайте это и сейчас. Если же удастся нам увидеть Месопотамию, оба войска подадут свои голоса и изберут законного государя».

После недолгого для такого случая промедления, не взвесив хорошенько различные доводы, собравшиеся, как это часто происходит в крайних обстоятельствах, уступили настояниям нескольких крикунов и избрали императором начальника телохранителей Иовиана, 765 в чью пользу в какой-то степени говорили отцовские заслуги: он был сыном знаменитого комита Варрониана, который незадолго до того сложил с себя бремя военной службы и удалился на покой.

Иовиана в императорских одеяниях тут же вывели из палатки, и он стал обходить ряды уже готового к выступлению войска. Строй был растянут на четыре мили, передние, услышав, как провозглашают имя августа Иовиана, сами подняли еще больший шум; обманутые сходством имен, различавшихся только одной буквой, 766 они решили, что это обычное проявление большой любви к Юлиану, который выздоровел и вышел к войску. Но когда новый император — сутулый и высокого роста — приблизился, они догадались о случившемся и все, как один, скорбно заплакали. Быть может, какой-нибудь суровый блюститель справедливости сочтет, что в этом отчаянном положении мы поступили неосмотрительно, но пусть он тогда обвиняет и моряков, если они, лишившись в жестокую бурю опытного кормчего, вручили управление кораблем первому попавшемуся из своих товарищей по несчастью.