Историки Рима

CV. Получив такое сообщение, Бокх письмом просил Мария прислать к нему Суллу с самыми широкими полномочиями для обоюдоважных переговоров. Сулла был отправлен под охраною конницы, пехоты и балеарских пращников. 183 С ним выступили еще лучники и когорта пелигнов 184 под оружием велитов — чтобы не затруднять похода; впрочем, от неприятельских стрел и дротиков, легких весом, и это оружие защищало не хуже всякого другого. На пятый день пути в открытом поле внезапно появился Волук, сын Бокха, с тысячью всадников, не более, но скакали они врассыпную, как попало, и потому Сулле и всем прочим почудилось, будто отряд гораздо многочисленнее и намерения у него враждебные. Каждый приготовился к бою, проверил копье, щит и меч, собрался с духом: страх был немалый, но перевешивала надежда — ведь победители снова встретились с теми, кого побеждали уже неоднократно. Тем временем вернулись конники, высланные в разведку и доложили, — как оно и было на самом деле, — что тревога ложная.

CVI. Приблизился Волук и, обратившись к квестору, объяснил, что он сын Бокха и что отец отправил его навстречу римлянам, для охраны. В тот день и в следующий они шли, соединившись с маврами, без всяких опасений. На третий день к вечеру, когда лагерь был уже разбит, к Сулле вдруг подбегает Волук и боязливо, со смущением в лице передает донесение своих дозорных: Югурта неподалеку. Он настоятельно просит Суллу тайно бежать ночью с ним вместе. Сулла отказывается наотрез: ему не страшен столько раз битый нумидиец, он вполне уверен в храбрости своих людей, и, наконец, даже если бы грозила неминуемая гибель, он и тогда остался бы, но не предал тех, кого ведет, ценой позорного бегства не спасал бы жизни, такой непрочной, быть может, обреченной вскоре же оборваться в недуге. Но совет мавра выступить ночью он одобряет и отдает приказ, чтобы воины поторопились с обедом, потом разожгли в лагере костры почаще, а потом, в первую стражу, молча вышли бы за ворота. На рассвете Сулла распоряжается устраивать лагерь (все были измучены ночным переходом), как вдруг мавританские всадники докладывают, что Югурта расположился примерно в двух милях впереди. Тут уже настоящий ужас охватывает наших: они уверены, что Волук их предал и заманил в засаду. Зазвучали голоса, что его нужно убить, что нельзя оставлять такое злодейство безнаказанным,

CVII. Но Сулла, хотя и сам был того же мнения, помешал беззаконной расправе. Он убеждал своих сохранять мужество — ведь и прежде часто бывало, что немногие храбрецы успешно бились против целой толпы врагов. Чем меньше станут они щадить себя в сражении, тем надежнее будут защищены, и если уж кто взял в руки оружие, так стыдно просить помощи у безоружных ног, не дело в миг величайшей опасности обращать к неприятелю спину, ничем не прикрытую и слепую. Затем, призвав всемогущего Юпитера в свидетели преступной измены Бокха, он приказал Волуку, пособнику врага, покинуть лагерь. А тот со слезами молил не давать веры подозрениям: никакого обмана не было, всему причиною одна лишь хитрость Югурты, который выследил путь его отряда. Вдобавок сил у нумидийца немного, а все его виды на будущее связаны с отцом Волука, а потому он, конечно, не отважится напасть открыто, пока сын царя сам сопровождает римлян. А потому лучше всего, заключил Волук, пройти прямо через лагерь Югурты; мавров можно пустить первыми или, наоборот, пусть ждут на месте, а он, Волук, пойдет с Суллою один. Предложение было принято — иного выхода не нашли. Выступили тут же, среди врагов появились совершенно неожиданно и, пока Югурта медлил и колебался, благополучно миновали неприятельскую стоянку. Несколькими днями спустя они были у цели.

CVIII. С Бокхом часто и коротко общался нумидиец по имени Аспар — посол Югурты и вместе с тем тайный соглядатай: Югурта отправил его к мавру, когда прослышал о приглашении, сделанном Сулле. Еще царь высоко ценил ум и дарования Дабара, сына Массуграды; свой род он вел от Масиниссы, но по женской линии происхождения был скверного — отец его родился от наложницы. Этот человек был давним и испытанным другом римлян, и Бокх без промедлений просит его передать Сулле, что он готов исполнить волю римского народа и чтобы Сулла сам назначил место, день и час для встречи, а посланца Югурты чтобы не опасался. Прежние отношения с нумидийцем, заверял Бокх, он сохраняет умышленно — чтобы свободнее вести общее для римлян и мавров дело; иным образом от козней Югурты не уберечься.

Но я знаю заведомо, что не по той причине, какую он приводил, а скорее из «пунийской честности» 185 удерживал Бокх надеждами на мир и римлян и нумидийца разом и что он долго колебался, выдать ли Югурту римлянам или Суллу Югурте; желание подавало советы против нас, страх — в нашу пользу.

CIX. Итак, Сулла объявляет, что при Аспаре будет немногословен, а основные переговоры поведет скрытно, совсем без свидетелей или в присутствии очень немногих. Одновременно он наставляет Дабара, как должен отвечать царь. Когда состоялась встреча, которой хотел Сулла, он сказал, что консул поручил ему спросить, к чему царь склоняется — к миру или к войне. Тут Бокх, по наущению самого же Суллы, велит римлянину прийти за ответом через десять дней: пока, дескать, он еще ничего не решил, а тогда ответит. С тем оба и разошлись по своим лагерям. Но под конец ночи Бокх тайно вызвал Суллу к себе. Допущены были только надежные переводчики от обеих сторон, да еще Дабар, посредник, человек безукоризненный, любезный обоим. Царь начал без отлагательств:

СХ. «Никогда не мог я себе представить, что мне, самому великому из царей нашей страны и среди всех государей, каких я только знаю, придется благодарить частного человека. Клянусь тебе, Сулла, до знакомства с тобою я помогал многим просителям, а нередко и по собственному почину, но в чужой помощи не нуждался ни разу. Теперь — не то, и любой на моем месте был бы опечален, а я радуюсь. Нужда, которую узнал, наконец, и я, пусть будет платою за твою дружбу — она моему сердцу дороже всего на свете. Ты легко в этом убедишься: располагай моим оружием, моими воинами, деньгами, коротко говоря — всем, чем надумаешь, и, покуда ты жив, никогда не считай долг моей благодарности исчерпанным — она останется неизменною в моей душе, и не будет у тебя такого желания, которое бы я не исполнил. Ибо, на мой взгляд, не столько позорно для царя поражение в бою, сколько в щедрости.

Теперь несколько слов, касающихся вашего государства, доверенным которого ты сюда прислан. Войны против римского народа я не вел и вести никогда не хотел, я только защитил свои пределы, действуя оружием против оружия. Впрочем, воля ваша, умолчим об этом. Воюйте с Югуртою, как хотите. Я не перейду реку Мулуху, которая была границею между мною и Миципсой, и не пущу за нее Югурту. Затем требуй чего угодно, лишь бы это было совместно с моим и с вашим достоинством, — и ты не встретишь отказа».

CXI. На то, что относилось к нему лично, Сулла ответил коротко и сдержанно, о мире же и общих делах рассуждал очень подробно. В заключение он объяснил царю, что сенат и народ римский силою оружия приобрели намного больше, чем сулит им Бокх, а потому благодарности за свои обещания пусть не ждет. Надо ему совершить такой поступок, который явно для всякого был бы на пользу скорее римлянам, нежели ему самому. А это очень просто: ведь Югурта у него в руках. Если он выдаст нумидийца, то свяжет римлян огромным долгом, и все придет само собою — и дружба, и союз, и часть Нумидии, на которую он притязает. Сперва царь отнекивался — этому противится, говорил он, и кровное родство, и свойство, и союзный договор, наконец; вдобавок он опасается, как бы изменою не восстановить против себя подданных, которые Югурту любят, римлян же терпеть не могут. Но упорство Суллы взяло верх, и Бокх сдался и пообещал все исполнить. Потом они столковались, какими действиями создать видимость близкого мира, о котором мечтал нумидиец, истомившись войною. Так, составивши заговор, они разошлись.