Письма к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту

3. Но об этом позже. Ведь я испытываю тебя: с каким расположением духа ты принимаешь это? Ведь если ты будешь сердит и недоволен, то я скажу больше и потребую в судебном порядке, чтобы ты вернулся к той школе 2613, от которой ты был отброшен вооруженными людьми силой 2614; в этом интердикте не добавляют: «в этом году». Итак, если уже прошло два или три года с тех пор, как ты послал извещение 2615 доблести, увлеченный приманками удовольствия 2616, то я буду свободен в своих действиях. Впрочем, с кем я говорю? С самым храбрым мужем, который, после того как ступил на форум, не совершил ничего, что бы не было преисполнено славнейшего достоинства. Что же касается самой твоей школы, боюсь, как бы в ней не оказалось больше силы, чем я думал, если только ты одобряешь ее. «Как это тебе пришло на ум?» — скажешь ты. Потому что у меня не было ничего другого, что я мог бы написать. Ведь о государственных делах я ничего не могу писать: и ведь то, что я чувствую, не хочется писать.

DXXXVII. Авлу Лицинию Цецине, в провинцию Сицилию

[Fam., VI, 5]

Рим, январь 45 г.

Марк Цицерон шлет привет Авлу Цецине.

1. Сколько бы раз я ни видел твоего сына (а вижу я его почти ежедневно), я обещаю ему свое рвение и содействие без всякой оговорки насчет труда или занятости, или времени, но влияние и авторитет — со следующей оговоркой: насколько я в силе и насколько могу. Твоя книга 2617 и прочитана, и читается мной тщательно, и хранится весьма тщательно. Твое дело и имущество — предмет моей величайшей заботы; с каждым днем они, мне кажется, в более легком и лучшем положении, и я вижу, что они — предмет большой заботы для многих, о рвении которых, как и о своей надежде, тебе, как я хорошо знаю, написал сын.

2. Что же касается тех дел, которые мы можем постигнуть путем догадок, то не берусь предвидеть больше, чем ты видишь и понимаешь, как я убедился в этом; все-таки, так как возможно, что ты обдумываешь это в тревожном состоянии, считаю своим долгом изложить свое мнение. Особенности положения таковы и течение событий таково, что эта участь 2618 не может быть продолжительной ни для тебя, ни для прочих, а столь жестокая несправедливость — тяготеть над столь честным делом 2619 и над столь честными гражданами.

3. Поэтому к той исключительной надежде, которая у меня есть насчет тебя, — не только ввиду твоего достоинства и доблести (ведь эти украшения у тебя общие также с другими) — присоединяются твои собственные преимущества, основанные на исключительном уме и высшей доблести, которой этот, в чьей мы власти 2620, клянусь, воздает многое. Поэтому ты даже на мгновение не был бы в том положении, если бы он не считал себя оскорбленным тем самым твоим дарованием, которым он восхищается. Как раз это смягчается с каждым днем, и те, кто живет вместе с ним, дают понять, что именно это мнение о твоем уме принесет тебе величайшую пользу в его глазах.

4. Вследствие этого, во-первых, старайся сохранять стойкость и величие духа; ведь ты так рожден, так воспитан, так обучен, так даже известен, что тебе следует это делать; во-вторых, также питай крепчайшую надежду по тем причинам, о которых я написал. Что же касается меня, — пожалуйста, будь уверен, что мной все вполне подготовлено для тебя и твоих детей. Ведь этого требуют и давность нашей приязни, и мое обыкновение по отношению к своим, и множество услуг, оказанных мне тобой.

DXXXVIII. Квинту Лепте

[Fam., VI, 18]

Рим, январь 45 г.

Цицерон Лепте 2621.

1. Как только я получил от твоего Селевка 2622 письмо, я тотчас запросил Бальба запиской 2623, что говорится в законе 2624. Он ответил, что тем, кто исполняет обязанности глашатая 2625, запрещается быть в числе декурионов 2626; кто исполнял их — тому не запрещается. Поэтому пусть и твои и мои близкие приободрятся; ведь было бы невыносимо, если бы в то время как те, кто сегодня совершает гадание по внутренностям 2627, избираются в сенат, тем, кто когда-либо был глашатаями, не дозволялось быть декурионами в муниципиях.

2. Насчет Испаний ничего нового; однако известно, что Помпей 2628 располагает большим войском; ведь сам Цезарь послал своим копию письма Пациека 2629, в которой было, что тех легионов одиннадцать. Мессала 2630 также написал Квинту Салассу, что его брат 2631 Публий Курций был по приказанию Помпея убит на глазах у войска за то, что он сговорился с какими-то испанцами захватить и доставить к Цезарю Помпея, если бы последний прибыл для сбора продовольствия в один из городов.

3. Что касается твоего дела, — так как ты являешься поручителем за Помпея 2632, то, если возвратится твой сопоручитель Гальба 2633, человек очень заботливый в отношении имущества, я не перестану советоваться с ним — не удастся ли что-нибудь выручить, так как он, кажется, доверяет мне.

4. Очень рад, что ты так одобряешь моего «Оратора» 2634. Самого себя я убеждаю в том, что я внес в эту книгу все суждения о красноречии, какие у меня только были. Если она такова, какой она тебе, как ты пишешь, кажется, то и я представляю собой кое-что; если это не так, то не возражаю против того, чтобы мнение о моей способности судить пострадало на столько же, на сколько мнение об этой книге 2635. Желаю, чтобы нашему Лепте 2636 такие сочинения уже доставляли удовольствие; хотя ему и недостает зрелости возраста, все-таки полезно, чтобы в его ушах раздавались такого рода слова.

5. В Риме меня совсем задержали роды моей Туллии; но хотя она, как я надеюсь, и достаточно бодра, тем не менее я задерживаюсь, пока не взыщу первого взноса с управителей Долабеллы 2637; и я, клянусь, уже не такой путешественник, каким обычно был. Мои постройки 2638 радуют меня, как и досуг. Дом 2639 не уступит ни одной из моих усадеб; покой больше, чем во всякой самой пустынной местности. Поэтому не нарушаются даже мои литературные занятия, которым я предаюсь без какой-либо помехи. Итак, полагаю, я раньше увижу тебя здесь, чем ты меня там. Приятнейший Лепта 2640 пусть изучает Гесиода и пусть у него на устах будет: