Остроумие мир. Энциклопедия

«А у меня новорожденная: кричит, бунтует, ничьего авторитета не признает, — писал ей холостой сын. — Я, слава Богу, уже оправился, совершенно здоров и хожу в институт. Крестным был профессор Кундт, он пришел в некоторое взвинченное настроение, когда я преподнес ему новорожденную…»

Только в конце письма выяснилось, что новорожденной была… некоторая «идея относительно электричества». Госпожа Лебедева спокойно вздохнула.

* * *

Лебедев был врагом бесплодной эрудиции.

— Мой книжный шкаф, — говорил он, — набит знаниями гораздо больше меня, однако не он физик, а я.

* * *

Во МХАТе шел «Юлий Цезарь» Шекспира. По ходу спектакля статист должен был вынести свиток и отдать его К. С. Станиславскому, игравшему роль Бруга. Статист куда-то исчез. Тогда В. И. Немирович-Данченко велел срочно переодеть рабочего сцены и заменить им статиста.

Рабочий вышел на сцену со свитком и громким голосом сказал, обращаясь к Станиславскому:

— Вам, Константин Сергеевич, вот тут Владимир Иванович передать чегой-то велели…

* * *

Немирович-Данченко был в Большом театре на балете Асафьева «Пламя Парижа». Рядом с ним сидел пожилой и, видно, впервые попавший на балетное представление человек. Он восторженно воспринимал все, что происходило на сцене, и удивлялся только: оперный театр, а совсем не поют.

— Почему же это? — обратился он к сидящему рядом Немировичу-Данченко.

Владимир Иванович терпеливо объяснил ему, что балет — особый жанр, в котором только танцуют. Но в это время хор запел «Марсельезу»! Человек взглянул в лицо Немировичу-Данченко, укоризненно покачал головой и произнес:

— А ты, видать, вроде меня — первый раз в театре-то!

* * *

Рассказывают, что Немирович-Данченко молодому драматургу, жаловавшемуся на отсутствие хороших тем, предложил такую: молодой человек, влюбленный в девушку, после отлучки возобновляет свои ухаживания, но она предпочитает ему другого, куда менее достойного.

— Что это за сюжет? — покривился драматург. — Пошлость и шаблон.

— Вы находите? — сказал Немирович-Данченко. — А Грибоедов сделал из этого недурную пьесу. Она называется «Горе от ума».

* * *

Находясь в обществе молодых поэтов, Михаил Светлов никогда не подчеркивал своего превосходства. Однажды один молодой человек, неправильно понявший светловскую простоту, стал называть его «Миша».

— Что вы со мной церемонитесь, — сказал ему Светлов, — называйте меня просто — Михаил Аркадьевич.

* * *

Литфонд долго не переводил Светлову денег. Заждавшись, после многих напоминаний из Ялты он послал директору такую телеграмму: «Вашу мать беспокоит отсутствие денег».

* * *

На писательском собрании прорабатывали пьесу, перед этим обруганную в одной центральной газете. Доклад делал критик, известный своим разгромным стилем. Светлов печально заметил:

— Вы знаете, кого напоминает мне наш докладчик? Это тот сосед, которого зовут, когда надо зарезать курицу.

* * *

Об одном поэте Светлов сказал:

— Он как кружка пива — прежде чем выпить, надо сдуть пену.

* * *

По поводу своей сутулости Светлов часто шутил:

— Что такое знак вопроса? Это состарившийся восклицательный.

* * *

На светловском юбилее было оглашено письмо отсутствовавшего по причине болезни Вениамина Каверина, в котором он писал: «Я завидую не только таланту Светлова, но и его удивительной скромности. Он, как никто, умеет довольствоваться необходимым».

— Мне не надо ничего необходимого, — возразил Светлов, — но я не могу без лишнего.

* * *

Светлов стойко и мужественно умел переносить невзгоды и почти никогда не жаловался. Он всегда отшучивался и говорил:

— Счастье поэта должно быть всеобщим, а несчастье — обязательно конспиративным.

* * *

О двух маститых литературоведах Светлов как-то сказал в кругу писателей:

— Когда я их читаю, никак не могу понять, стоит ли мне читать книги. Все равно что по котлете представить, как выглядела живая корова, из которой эта котлета сделана.

* * *

Прогуливаясь по морскому пляжу и обозревая распростертые на песке фигуры загорающих, Светлов сказал:

— Тела давно минувших дней…

* * *

В 1956 году Светлова вызвали в МГБ в связи с посмертным пересмотром дела одного из поэтов. Следователь спросил:

— Знали ли вы этого поэта? Что вы можете о нем сказать?

— Знал. Он был хорошим поэтом и настоящим коммунистом.

— Как? Ведь он был троцкистом и за это посажен.

— Нет, это я был троцкистом, — сказал Светлов. — А он был настоящим коммунистом.

Следователь растерялся, попросил у Светлова пропуск, подписал его и сказал:

— Идите, идите…

* * *

На литературном вечере после чтения стихов Светлов отвечал на многие записки. Несколько записок он оставил без ответа.

— Почему вы отвечаете не на все записки? — раздался голос из зала.

— Если бы я мог ответить на все вопросы, — сказал Светлов, — мне бы стало неинтересно жить.

* * *

Светлов, написав стихи, тут же читал их кому-нибудь. Если поблизости никого не было, звонил по телефону. Звонил иногда среди ночи.

Друг Светлова, разбуженный однажды ночным звонком, спросил его:

— А ты знаешь, который час?

— Дружба — понятие круглосуточное, — ответил Светлов.

* * *

Утверждая простоту как высшую форму искусства, Светлов сказал:

— В каждом изысканном блюде есть привкус. А у ржаного хлеба есть вкус, но привкуса нет.

* * *

Студент Литературного института защищал дипломную работу — читал морские стихи из своей книги. Выступая с критикой этих стихов, Светлов сказал:

— От моря можно брать ясность, синеву, грозность… Но зачем брать воду?

* * *

Об одном поэте, вокруг которого была создана чрезмерная рекламная шумиха, Светлов сказал:

— У него весь пар уходит на свистки, а не на движение.

* * *

Был день выплаты гонорара. Светлов пришел в издательство. Выяснилось, что ему ничего не причиталось. Глядя, как другие писатели получают деньги, Светлов сказал:

— Давно не видел денег. Пришел посмотреть, как они выглядят.

* * *

Как-то Л. О. Утесов почувствовал недомогание. Обратился к врачам, начались, как водится, анализы, исследования, рентгены. На первых порах они ничего не дали. И тогда распространился слух, что у Утесова рак… Только спустя некоторое время было обнаружено, что Утесов проглотил рыбную кость.

И когда кто-то из друзей Леонида Осиповича справлялся о его здоровье, он отвечал:

— Не беспокойся, пожалуйста, у меня не рак. У меня, знаешь ли, рыба.

* * *

Физику Оресту Даниловичу Хвольсону, члену-корреспонденту Академии наук СССР, присвоили звание почетного академика. Поздравляя маститого физика, кто-то из его коллег спросил:

— Ну, теперь-то вы довольны?

— Конечно, я рад, — отвечал Хвольсон, — но должен заметить, что между академиком и почетным академиком такая же разница, как между значением слов «государь» и «милостивый государь».

* * *

В одном из спектаклей Саратовского драматического театра замечательный артист Борис Андреев исполнял роль Тараса Бульбы, но в сцене, когда он готовится застрелить сына Андрия, ружье Тараса не срабатывает. Человек за сценой, который производит звуки выстрелов, отчего-то замешкался. Андреев, нацелив ружье, говорит известные слова:

— Я тебя породил, я тебя и убью… Но ружье молчит.

Андреев повторяет:

— Я тебя породил, так я же тебя и убью… Ружье молчит.

Звуковика растормошили, раздался выстрел, но слишком поздно. Андреев уже успел зарубить Андрия саблей.

* * *

После долгого дня съемок, накануне выходных, Борис Андреев, большой любитель хорошо выпить и закусить, с удовольствием сообщает коллегам:

— Не знаю как вы, а я иду в ресторан на праздничный ужин.

— Надеюсь, в приятном обществе, — бросает реплику кто-то из актеров.

— Я и жареный гусь!

— Ух, ты! И что, ты справишься с ним в одиночку?