Остроумие мир. Энциклопедия

— А вы, товарищи, почему не танцуете?

Большаков опешил от неожиданности, а затем, мало что соображая, подхватил Хапуна, который тоже изрядно растерялся, и оба они под удивленными взглядами присутствующих, закружились в вальсе.

* * *

Однажды в конце сороковых годов в числе других артистов и деятелей культуры на грандиозный юбилейный концерт в Кремле приглашены были Штраух и Геловани. Артисты эти постоянно играли и снимались в роли пролетарских вождей, Штраух — знаменитый исполнитель роли Ленина, Геловани всегда играл Сталина. Случилось так, что артисты, решили для храбрости предварительно выпить, а потому поневоле немного отстали от основной группы приглашенных и приехали в отдельном автомобиле позже других. Надо отметить, что артисты заранее загримировались под своих героев, поскольку они должны были выступать на сцене одни из первых. У въезда в кремлевские ворота их автомашину остановил часовой.

— Я Сталин! — высунувшись в окошко, сказал Геловани. — Пропустить автомобиль!

Часовой вытянулся по стойке «смирно» и отдал честь:

— Так точно!

И тут он едва не выронил винтовку, когда в другое окошко высунулся подвыпивший Штраух и громко представился:

— А я — Ленин!

* * *

Однажды Поскребышев доложил Сталину:

— Тут бумага от артиста товарища Геловани, который готовится сыграть роль Сталина в кинокартине. Он просит, чтобы ему разрешили пожить на правительственной даче у озера Рица для того, чтобы полнее вжиться в образ вождя.

Сталин подумал и сказал:

— Артист прав. Конечно, ему нужно вжиться в образ как можно полнее. Я согласен. Отправьте его на три месяца в командировку в Туруханский край.

* * *

Народная артистка СССР Варвара Массалитинова еще в молодые годы завела себе домработницу. Звали ее Настя, и со временем, пожив много лет с артисткой, Настя эта состарилась, стала ворчливой, сварливой, огрызалась на каждое замечание, словом, распустилась. И выгнать ее Массалитинова не могла, слишком привязалась сердцем к старой домработнице. И когда та особенно начинала наглеть и своевольничать, народная артистка брала телефон, набирала номер и начинала разговаривать «со Сталиным»:

— Здравствуйте, Иосиф Виссарионович!.. Да, да… Опять она. Совсем распустилась, товарищ Сталин. Ты ей слово, она десять в ответ… Да нет, не думаю… Зачем же в органы? Нет, не нужно… Я думаю, сама исправится, возьмется наконец за ум…

Бедная старуха, которая слушала эту импровизацию, принимала все за чистую монету. Массалитинова прощалась со Сталиным и клала трубку. На некоторое время послушание старухи было обеспечено. Но постепенно все возвращалось на круги своя, и номер приходилось набирать снова и снова беседовать «со Сталиным» о вредной зарвавшейся старухе.

* * *

Сталин разрешил Д. Д. Шостаковичу поехать в Америку, чтобы не думали, что композитора у нас зажимают. В самолете во время долгого перелета через океан Шостаковичу стало худо, он с трудом, покачиваясь, вышел в аэропорту из самолета, причем на трапе его поддерживал под локоть приехавший вместе с ним кинорежиссер. В вечерних газетах появились снимки, на которых Шостакович спускался по трапу, а подписи были, примерно следующего содержания: «В Америку прилетел композитор Шостакович в сопровождении неизвестного». Кинорежиссер, увидев эти подписи, попросил Шостаковича, чтобы тот как-то разъяснил журналистам, что он вовсе не сопровождает композитора, что он не из органов, а такой же член делегации. И вот во время пресс-конференции Шостакович сказал:

— А теперь выступит и ответит на вопросы мой друг кинорежиссер…

Под фотографиями, которые появились в газетах после пресс-конференции было написано: «Неизвестный выдает себя за кинорежиссера».

* * *

После Тегеранской конференции 1943 года, на которой Рузвельт и Черчилль испытали сильное давление Сталина по вопросу открытия второго фронта и по другим союзническим соглашениям, стали рассказывать следующее.

Утром Черчилль перед очередным заседанием говорит:

— Мне сегодня приснилось, что я стал властелином мира!

— А мне приснилось, — сказал Рузвельт, — что я стал властелином Вселенной! А вам что снилось, маршал Сталин?

— А мне приснилось, — неторопливо ответил Сталин, — что я не утвердил ни вас, господин Черчилль, ни вас, господин Рузвельт.

* * *

В Кремле шел банкет по поводу Первомая. Была приглашена писательская элита. Один из маститых подошел к Кагановичу, поздравил его и от избытка чувств поцеловал. Затем подошел к Микояну и Жданову и расцеловался с ними. Наконец он подошел к Сталину и потянулся поцеловать. Сталин отстранил его:

— Нельзя же в один вечер перецеловать все Политбюро. Оставьте кого-нибудь для следующего раза.

* * *

Академик Александр Александрович Богомолец занимался вопросами геронтологии. Он утверждал, что человек может жить и должен жить до 150 лет. Сталин очень внимательно следил за его работой, и ученому не отказывали ни в каких средствах. В 1929 году он стал академиком АН УССР, в 1932-м — АН СССР, в 1941-м — лауреатом Сталинской премии, в 1944-м — академиком Академии медицинских наук и Героем Социалистического Труда.

Когда в 1946 году академик умер 65 лет от роду, Сталин сказал:

— Вот жулик. Всех обманул.

* * *

В тридцатых годах Сталин и другие члены Политбюро посетили театр и посмотрели спектакль «Хлеб» Владимира Киршона. Автор ждал, что его пригласят в правительственную ложу, однако этого не произошло. На следующий день Сталин был у Горького, где оказался и Киршон. Он подошел и при всех спросил Сталина:

— Как вам понравился спектакль «Хлеб»?

— Не помню, — сказал Сталин, — такого спектакля.

— Как?

— Да вот так. «Разбойников» Шиллера смотрел в 13 лет и помню, а пьесу «Хлеб» смотрел вчера, и ничего не помню.

* * *

Как-то известный конферансье (известный, кроме всего прочего, еще и своей нетрадиционной сексуальной ориентацией) представлял публике артиста Владимира Хенкина.

— Выступает известный артист Владимир Хренкин!.. Простите, не Хренкин, а Херкин.

Хенкин выходит на сцену и обращается к залу:

— Уважаемые друзья, моя настоящая фамилия Хенкин. Конфедераст ошибся.

* * *

На одной из последних встреч с советской творческой интеллигенцией, которая состоялась на правительственной даче Хрущева, собрал он исключительно кинематографистов. Когда подошло время обеда и все расселись за длинным столом, начались обильные возлияния, тосты сменялись тостами, наконец поднялся Хрущев и стал говорить. Он уже изрядно хлебнул, а потому говорил горячо, на ходу импровизируя, перескакивая с темы на тему. Почему-то вспомнился ему фильм Хуциева «Застава Ильича», в частности сцены, где убитый на войне отец приходит к сыну, и оказывается, что отец по возрасту моложе сына. И ничего ему посоветовать в сложной ситуации не может…

— Не понял я этот фильм, — кричал Хрущев, все больше свирепея. — Мне сын объяснил, я все равно не понял! Дурацкий фильм! Зачем вы сняли такой фильм? Я вас спрашиваю!.. Да, вас, товарищ Хуциев!

Самое забавное, что он все это время тыкал пальцем в сидящего режиссера Данелию, принимая его за Хуциева. Данелия ерзал на стуле, горбился, отворачивался, но почему-то стеснялся сказать, что он вовсе не Хуциев и что Хрущев ошибается, указывая пальцем на него.

Друг Данелии И. Таланкин, который сидел рядом, с огромным трудом сдерживался, чтобы не засмеяться, и все время выкрикивал:

— Так, Никита Сергеевич! Верно, Никита Сергеевич! Именно, Никита Сергеевич!..

* * *

Однажды после презентации режиссер К. явился на студию с большим синяком под глазом. Коллеги стали задавать сочувственные вопросы. К. придумал некую историю, дескать, шел, поскользнулся, грохнулся на мостовую, в результате — синяк… Выслушав его рассказ, работяга-осветитель недоверчиво покачал головою и сказал:

— Нет, браток, все-таки это ручная работа.

* * *

Как-то после окончания съемок фильма операторы Лавров и Фридкин так нарезались, что наутро им было весьма скверно. У Фридкина, кроме головной боли, ужасно разболелась печень. Пришлось друзьям идти в аптеку.