Преступники и преступления. Законы преступного мира. 100 дней в СИЗО

Прошло еще несколько месяцев. У Васькина добавилась седина на висках и напрочь пропал сон.

Только родедорм и тазепам позволяли отключиться от кошмарно-назойливых мыслей. Особо мучил голос убийцы. Измененный, приглушенный, но чем-то и кого-то напоминающий. Андрей улавливал в нем до боли знакомые нотки, прокалывающие ноющее сердце, раздирающие его на части под аккомпанемент легкой, мажорной музыки в исполнении дерзкого и талантливого музыканта.

И вот как-то под утро ему приснился странный сон. Он уныло брел по городскому кладбищу под тягостные звуки похоронного марша к могиле своего отца и матери. Его конвоировал щуплый подросток в темно-синем спортивном костюме с автоматом Калашникова на груди. Подошли к памятнику. Андрей перекрестился и рядом с семейным захоронением начал копать яму. Лопата удивительно легко входила вглубь и отбрасывала в сторону черную, как сажа, землю.

«Куда я спешу?» — ловил себя на мысли Васькин, но лопата не подчинялась. Как экскаватор, быстро и мощно выгребала землю, углубляя могилу.

— Хватит, — остановил его конвоир, — ложись в яму.

— А гроб?

— Собаке собачья смерть, — процедил палач и нажал на курок.

Из ствола вырвалось пламя и дым, выедающий глаза, проникающий в рот и ноздри…

В холодном поту Андрей вскочил с кровати, задыхаясь от кашля.

— Ты чего? — испугалась жена.

— Это он, я узнал его, это он звонил и стрелял! — выкрикивал взъерошенный супруг, мотаясь по комнате. — Я его во сне видел и слышал, как тебя, это его голос!

— Кого его?

— Да этого, как его, Кочкина! Помнишь?…

Эта старая банальная история больше смахивала на сентиментальную мелодраму извечного любовного треугольника. Так вот, в 10-Б классе скромный и застенчивый Павлик Кочкин влюбился в красивую и высокомерную Клавдию Каменеву, а ей нравился рослый и задиристый Андрей. Васькин тоже был к ней неравнодушен, хотя и признать себя по уши влюбленным не мог. Так себе, приударял за одноклассницей, как и за другими девушками, кои души в нем не чаяли. А прилежного и аккуратного Павлика Клавдия использовала, дабы раззадорить самовлюбленного Андрея. И ее кокетство не раз достигало поставленной цели.

Однажды после школьного танцевального вечера, где Каменева пылко прижималась к Кочкину, пригласив его на последнее дамское танго, Васькин ревниво вскипел и решил проучить своего хилого конкурента.

Павлик провел Клавдию домой, долго и нежно прощался, держа ее руку в своей, и даже неумело поцеловал в щечку. Девушка капризно прыснула и скрылась в подъезде, но не убежала домой, а прилипла к стеклу входных дверей, с восторгом наблюдая за спором своих поклонников.

— Ты что это, стрючок, мою подругу обижаешь? — съехидничал Андрей, загораживая Павлику дорогу.

— Это моя девушка, — тихо, но твердо ответил тот.

— Что? Твоя телка, говоришь? Да она же выше тебя в два раза и шире в четыре! Клоп ты несуразный!

Кочкин, не желая ввязываться в неравную драку, молча оттолкнул соперника и хотел рвануть прочь, но зацепился за подставленную ногу и растянулся на асфальте.

— Куда же ты от своей возлюбленной? — гоготал обидчик. — А защищать ее кто будет?

У Павлика слетели очки, он шарил руками вокруг себя, пытаясь нащупать оправу. Васькин первым увидел ее и раздробил подошвой. Стекло хрустнуло и заскрежетало, издавая душераздирающий скрип.

Кочкин медленно встал, отряхнул пыль с почерневшей белой рубашки и отутюженных брюк, поднял голову и неожиданно встретился взглядом с Каменевой, наблюдавшей за этой сценой. Ему показалось, что она улыбается и даже смеется над его неуклюжей слабосильностью.

После такого случая Клавдия начала избегать Павлика и встречалась только с Андреем. Впечатлительный и легко ранимый Кочкин глубоко переживал, мучился, серьезно заболел, утопая в болотистой почве несостоявшейся любви.

И только однажды, после окончания школы, он попытался выяснить свои отношения с любимой девушкой. Собрал воедино все свои крохи смелости, однако разговора не получилось, Она сухо и холодно ответила на его наивные вопросы:

— Скажи честно, я был очень нелепым и смешным?

— Да, — хмыкнула Каменева, — ты знаешь, как в кино. Я давно так не смеялась.

— А я чуть не умер от стыда. Тебе меня совсем не жалко?

— Ну что ты, не всем же быть сильными. Ты зато умный, добрый.

— Ты не хочешь со мной больше встречаться?

— Нет.

— Никогда-никогда?

— Извини, пожалуйста, но мне почему-то нравятся грубые и сильные парни. Может, я — дура, но ничего с собой не могу поделать. Такая уж я есть.

Спустя год Клавдия вышла замуж за Андрея, и с тех пор они не встречали Кочкина. Его родители обменяли квартиру и переселились на окраину Москвы. Где-то в район Останкино.

Все это с неподдельной горечью и досадой вспомнили в то раннее утро супруги Васькины. Он не сомневался: снайпер и его одноклассник — одно и то же лицо. Она не верила и упросила мужа самому найти и встретиться с ним. Свои домыслы и решение они оставили в тайне.

Хмурым мартовским днем с грязного купейного вагона ночного поезда капитан Васькин сошел на длинный перрон Киевского вокзала Москвы. В центральном городском адресном бюро удивительно быстро нашли место жительства Кочкина Павла Алексеевича. В его квартире, как и ожидалось, был телефон.

Дребезжащий старческий голос сбивчиво, но мягко и доброжелательно поведал все, что интересовало школьного друга.

— Павлик? Он на работе. А из одноклассников ему еще никто не звонил. Вы, кажется, первый. Все его забыли почему-то. Я его тетя и люблю больше, чем себя. А он все сам живет, ни жены, ни детей. Никто ему не нравится, никто не подходит. Говорит, только одну любил, еще в школе, Клавдией звали, может, помните, была такая видная девица. А она ему изменила, за другого замуж вышла. Вот тогда Павлик чуть газом не отравился. Слава Богу, соседи услышали запах и спасли, еле откачали. Бедный столько перемучился, столько переболел, аж вспоминать страшно. Он очень честный и обидчивый, потому что верный. Измены простить не может, вот и страдает, бедный…

Андрей поблагодарил собеседницу, пожелал ей крепкого здоровья и почему-то долго-долго извинялся за беспокойство. В длинной, суетной толпе спустился в метро. Собираясь с мыслями, прислонился плечом к газетному киоску, пропуская грохочущие разноцветные поезда. Настроения не было, возникали и уходили самые скверные чувства и желания. Казалось, кто-то перековырнул его душу и просеял. Все доброе ушло, а злые пороки остались и прыгали в решете, как мусор из муки второго сорта. Вдруг начал мешать и больно царапать пистолет под мышкой, да и сам себе впервые в жизни показался смешным и лишним.

Подозреваемый в попытке убийства стоял за прилавком магазина «Спорттовары» в отделе настольных игр, мячей, клюшек и прочего снаряжения.

— Привет, Кочкин, — как-то резко произнес капитан и протянул руку.

Павел, такой же маленький, щуплый и светлоглазый, вздрогнул, заметно сник, но крепко сжал его ладонь.

— Здравствуй, Васькин.

Отошли в сторону, настороженно рассматривая друг друга. Павлик удивительно быстро пришел в себя. Ни испуга, ни растерянности, даже подавленности в его глазах Андрей уже не замечал. Скорее, каким-то детским любопытством и наивностью светилось лицо «кровожадного» охотника.

— Ты зачем мне прострелил шапку?

— Извини, я тебе новую куплю. Понимаешь, я — психопат, и пока не сделал тебе больно, не мог успокоиться. Долго себя сдерживал, пытался все забыть, и вдруг твое письмо в газете спровоцировало все мои обиды. Вот я и вернул долг. Если можешь — прости, если нет — я готов дать показания.

Васькин нахмурил брови и молчал, не зная, что говорить и что делать.

— Каменева с тобой живет? — прервал паузу Павел.

— Да.

— У вас есть дети?

— Нет, она все еще фигуру оберегает.

— Обо мне вспоминает?