Моя жизнь

капралов с последующим утверждением их.

Это предложение пришлось офицеру не по вкусу; он ответил, что избрание

капралов отрядом противоречит установленному в армии порядку, а отстранение

уже назначенных вконец подорвет дисциплину.

Мы созвали общее собрание отряда, на котором приняли решение отказаться от

дальнейшего несения службы. Я указал отряду на серьезные последствия

сатьяграхи. Однако значительное большинство голосовало за резолюцию, согласно которой в случае, если назначенные капралы не будут отстранены и

члены отряда не получат возможность выбрать вместо них новых, отряд будет

вынужден воздержаться от прохождения строевого обучения и выезда в лагерь по

субботам.

Затем я направил офицеру письмо, в котором сообщал ему, что был горько

разочарован его отказом принять мое предложение. Я заверял его, что не хочу

никакой власти для себя, но что стремлюсь исполнить свой долг. Я обратил его

внимание на уже имеющийся прецедент. Во время бурской войны я не занимал

никакого официального поста в индийском санитарном отряде в Южной Африке, но

между полковником Галви и отрядом не было никаких трений и полковник никогда

ничего не предпринимал, не запросив меня о желаниях отряда. Я также

препроводил командиру копию принятой нами накануне резолюции.

Все это, однако, не произвело никакого впечатления на офицера, который

считал наше собрание и принятую резолюцию серьезным нарушением дисциплины.

Вслед за этим я обратился с письмом к министру по делам Индии, осведомив

его обо всем случившемся и приложив к письму копию нашей резолюции. Он

прислал мне ответ, в котором разъяснял, что в Южной Африке условия были

иные, указав, что по существующему порядку капралов назначает старший

офицер; вместе с тем он заверил меня, что в будущем при назначении капралов

старший офицер будет принимать во внимание мои рекомендации.

Наша переписка продолжалась и в дальнейшем, но мне не хотелось бы долго

задерживаться на этой печальной истории. Достаточно сказать, что тогдашний

мой опыт был сходен с моим повседневным теперешним опытом в Индии. Угрозами

и хитростью командиру удалось посеять рознь в отряде. Некоторые из тех, кто

голосовал за резолюцию, поддались угрозам или уговорам командира и отступили

от принятого решения.

Примерно в это же самое время в госпиталь в Нетли неожиданно доставили

много раненых солдат и потребовалась помощь нашего отряда. Те, кого командир

смог убедить, отправились в Нетли. Прочие же отказались. Я был прикован к

постели, но поддерживал связь с отрядом. М-р Робертс, помощник министра, в

эти дни не раз обращался ко мне. Он настаивал, чтобы я убедил остальных

своих товарищей служить. Он подал мысль создать из них особый отряд, чтобы

отряд этот, работая в госпитале в Нетли, был непосредственно подчинен

тамошнему офицеру и чтобы таким образом не могло быть и речи об умалении

достоинства членов этого отряда. Правительство же будет удовлетворено этим, так как вместе с тем будет оказана существенная помощь многочисленным

раненым в госпитале. Это предложение пришлось по душе и моим товарищам и

мне, и даже те, кто прежде отказывался ехать в Нетли, отправились туда.

Остался один лишь я, прикованный к постели и старавшийся не падать духом.

XLI. ДОБРОТА ГОКХАЛЕ

Вскоре после того, как я заболел плевритом, Гокхале возвратился в Лондон.

Мы с Калленбахом регулярно бывали у него. Говорили больше о войне, и

Калленбах, который знал географию Германии как свои пять пальцев и много

путешествовал по Европе, показывал места на карте, где шли бои.

Моя болезнь также стала темой наших ежедневных разговоров. Я и тогда

продолжал свои опыты в области питания. Пища моя состояла из земляных

орехов, зрелых и незрелых бананов, лимонов, оливкового масла, помидоров, винограда. Я совершенно отказался от молока, мучного, бобовых и др.

Меня лечил д-р Дживрадж Мехта. Он решительно настаивал на том, чтобы я пил

молоко и ел мучное, но я был непреклонен. Об этом узнал Гокхале. Он не

придавал особого значения моим доводам в пользу фруктовой пищи и тоже

настаивал, чтобы ради здоровья я ел всё, что предписал мне врач.

Противиться давлению со стороны Гокхале было нелегко. Он и слышать не

хотел моих возражений, и я попросил его дать мне сутки на размышление.

Вернувшись от него вечером, мы с Калленбахом стали обсуждать, как мне

следует поступить. Калленбах с удовольствием участвовал в моих опытах. Но

теперь я видел, что и он согласен, с тем, чтобы я нарушил диету, раз это

нужно для здоровья. Итак, мне предстояло решить этот вопрос самому, прислушиваясь лишь к своему внутреннему голосу.

Всю ночь напролет я думал. Нарушить диету - значит отказаться от своих

принципов в этом вопросе, в которых, по-моему, не было ни одного слабого

места. Нужно было решить, в какой мере я должен был подчиниться дружеским

настояниям Гокхале и внести изменения в питание в так называемых интересах

здоровья. В конце концов я решил не отказываться от своих опытов в области

питания, когда пища определялась в основном религиозными соображениями; тогда же, когда выступали и другие соображения - следовать совету доктора.

Религиозные соображения преобладали в отказе от молока. Я живо представлял

себе отвратительные приемы, с помощью которых калькуттские говалы выжимают

последнюю каплю молока у коров и буйволиц. Равным образом я считал, что как

мясо, так и молоко не должны быть пищей для человека. Итак, утром я встал с

твердым намерением как и прежде воздерживаться от молока. Это решение

успокоило меня. Я боялся встречи с Гокхале, хотя и был уверен, что он с

уважением отнесется к моему решению.

Вечером Калленбах и я зашли к Гокхале в Национальный клуб либералов. Он

тотчас обратился ко мне с вопросом:

- Ну так как же, согласны вы последовать совету доктора?

Мягко, но решительно я ответил:

- Я готов уступить по всем пунктам, кроме одного, относительно которого

прошу вас не оказывать на меня давления. Я не буду ни пить молока, ни есть

молочных продуктов и мяса. Если бы даже отказ от них означал для меня

смерть, я предпочел бы умереть.

- И это ваше окончательное решение? - спросил Гокхале.

- К сожалению, я не могу решить иначе, - сказал я. - Знаю, что это мое

решение огорчит вас, и прошу простить меня.

Гокхале, глубоко растроганный, ответил мне с болью:

- Я не одобряю вашего решения и не вижу никакого религиозного обоснования

ему, но больше не буду настаивать.

И, обратившись к д-ру Дживраджу Мехте, он сказал:

- Пожалуйста, не приставайте к нему больше. Прописывайте, что хотите, но

только в тех пределах, которые он сам для себя установил.

Доктор выразил свое неудовольствие, но ничего не мог поделать. Он

посоветовал мне есть суп из мунга, примешивая в него немного аса-фетиды. На

это я согласился. Я питался этим день-два, но почувствовал себя хуже. Не

считая эту пищу подходящей для себя, я вновь перешел на фрукты и орехи.

Доктор, разумеется, продолжал наружное лечение. Оно несколько облегчало

мне страдания, - но мое решение связывало руки доктору.

XLII. ЛЕЧЕНИЕ ПЛЕВРИТА

Затяжной характер плеврита вызвал у меня некоторое беспокойство, но я

знал. что вылечиться можно не с помощью приема лекарства внутрь, а

изменением питания, подкрепленным наружными средствами.

Я вызвал пользовавшегося популярностью среди вегетарианцев д-ра Аллинсона.

который лечил именно так и с которым я познакомился еще в 1890 году. Он

внимательно осмотрел меня. Я объяснил, что дал обет не пить молока. Он

ободрил меня, сказав:

- Вам оно и не нужно. В течение нескольких дней вы вообще не должны