Сад.Притча

- Третий путь Воина, - пророкотал он сквозь свой затихающий смех, - в этом-то и заключается, а именно в умении не разозлиться в тот самый момент, когда гнев еще только начинает разгораться. Пожалуй, это самое трудное из всех духовных искусств; оно требует несравнимо большего опыта, чем все эти длиннющие неподвижные медитации и тому подобные практики, оказывающие неизгладимое впечатление на несведущих людей.

- Думаю, я смог бы понять твою мысль, - сухо ответил я, выдергивая колючки из ладоней, - и не рискуя переломать себе ноги об эти камни.

- Тут я хотел научить тебя сразу двум вещам, - сказал Мастер, как будто даже не слыша моей реплики. - Но сначала иди уже присядь на это ложе из пальмовых листьев и просуши ноги. Вот так, давай сюда свои мокрые ботинки.

Я стащил с себя ботинки и протянул их Шантидеве, который отправился с ними к связкам пожелтевших листьев, сваленных в кучу под финиковой пальмой неподалеку; там он повернулся, медленно опустился на нее и стал ожидать меня. Я широко шагнул было вперед, но тут же сбавил шаг, потому что мне пришлось голыми ногами идти по земле, сплошь покрытой колючими кактусами.

Он наблюдал за моими перемещениями с озорной улыбкой и продолжал говорить, как будто вовсе не замечая моих трудностей.

- Первый урок заключается в том, что болезненные ситуации могут настичь тебя в любой момент, - думаю, ты успел это заметить на примере собственной жизни. Факты, которые тебя огорчают, люди, вызывающие твой гнев, ситуации, испытывающие твое терпение, встречаются сплошь и рядом, окружая тебя со всех сторон. Они наносят удар в тот момент, когда ты менее всего к этому готов, они исходят от тех людей и вещей, от которых ты менее всего их ожидаешь.

Я с трудом пробирался по колючкам, едва разбирая его слова. Назад было поворачивать уже поздно, до него было идти еще далеко. Я остановился, ожидая паузы, но ее не последовало.

- Людям, которых ты терпеть не можешь, нет конца. Ситуаций, которые тебя расстраивают, не счесть. Только ты избавишься от хранителя библиотеки, как - не пройдет и недели, можешь мне поверить - появится кто-то другой, чтобы испытать тебя на прочность. Вспомни, все они порождаются отпечатками в твоем уме: избавишься от одного, как его тут же сменит другой. Можно порвать отношения с нечистым на руку компаньоном, можно переехать в другую местность или сменить работу, чтобы не видеть раздраженное лицо начальника, но очень скоро все эти ситуации повторятся.

Его разглагольствования начинали меня раздражать; я застрял посреди кактусов, мои ступни горели от боли, а он продолжает как ни в чем не бывало, даже не удосужившись взглянуть на мои страдания.

- Может, ты и прав, - сказал я, - но лично я уверен, что моя жизнь стала бы намного приятней, если бы ее покинули один-два человека, вроде хранителя библиотеки, а также если бы я смог побольше заработать, чтобы получше обустроить свое жилище.

- Ты забыл про коня, - напомнил мне наставник.

- Ах да, и коня тоже сменить на более послушного. Я с ним так мучаюсь по утрам, когда запрягаю, а сам уже опаздываю на работу, - отвечал я и, пытаясь выбраться из колючек, шагнул влево, но сразу обнаружил, что там они еще гуще и острее.

Нет, вы только на него посмотрите, он и не думает мне помогать, он даже на меня не смотрит!

- А дорога домой?

- Ты прав, я совсем о ней забыл. Наполовину в пыли, на треть в камнях. Я и так бываю под вечер совершенно измочален своими попытками поладить со старшим хранителем, а тут еще эта дорога.

Просто пытка.

Я балансировал на одной ноге, согнув другую в колене и пытаясь вытащить иголки из пятки, чтобы на нее можно было наступить. Мне уже почти было ясно, что Шантидева не только полностью понимает, как я влип, но и нарочно все это подстроил, чтобы меня искалечить. Я оглянулся назад, не уйти ли мне отсюда по ручью, да вот только как до него добраться?

- А как же та книга комментариев, которую ты пытался прочесть?

Забыв обо всем, я твердо встал на обе ноги, даже слегка притопнув левой:

- Не напоминай мне! Кто мог написать такое? И по такому архиважному вопросу! Быть того не может, чтобы это нельзя было написать пограмотней! - И тут мое терпение лопнуло. - Мастер, может, вы уж соизволите встать и вытащить меня из этой засады? - вежливо поинтересовался я, скрипя зубами.

Он в мгновение оказался на ногах и одним прыжком преодолел расстояние между нами; он и правда был высок и силен и свою силу в тот момент направил на меня.

- Что ты делаешь?! - заорал он.

- Пытаюсь выбраться из колючек, а вам и в голову не приходит мне помочь! - прошипел я в ответ.

- Да я не об этом. Что происходит у тебя в уме? - уточнил он.

- Пытаюсь обдумать, как проложить себе путь через эти колючки, ясное дело, - резко отозвался я.

- Опять не то! Я имею в виду, осознаешь ли ты, куда идут твои мысли?

Я помедлил, потом ответил:

- Мы обсуждали некоторые проблемы моей жизни, мы обсуждали несколько важных вещей, которые… ну, короче, если их изменить, то я стану намного счастливее.

- Но разве тебе не показалось, что ты слышишь о тех вещах, которые касаются почти всех подробностей твоего дня? Разве ты не заметил, что чуть ли не каждый аспект твоей жизни образуется из вещей, которые тебя беспокоят, - из вещей, которые огорчают или раздражают тебя?

Я опять помедлил и снова увидел, что он прав. Даже если бы я убрал то, что можно назвать первым слоем, так вот, если бы я полностью убрал первый слой тех жизненных проблем, которые более всего раздражают меня, то под ним обнаружился бы еще один, второй слой, а под тем - третий и так далее, и этому не было бы ни конца ни края. Проблема заключена, возможно, не столько в функционировании природы моей жизни, сколько в том, что она есть отражение моего ума, точнее, такого состояния моего ума, которое сможет найти недостатки во всем, что только появляется в нем.

Он стоял передо мной и кивал головой, как бы поддакивая, как будто знал, к каким выводам я только что пришел. А потом вдруг опустился прямо в кактусы, положил мою босую ногу себе на колени и стал заботливо извлекать из нее острые шипы, не пропуская ни одного. Он проделывал это в полном молчании и так непринужденно и естественно, что я даже не успел поразмышлять над необычностью ситуации: один из величайших духовных авторитетов, когда-либо живших на этой планете, смело садится передо мной в колючки, не боясь уколоться, и с материнской любовью врачует мои раны. Он провел рукой по моим задубевшим от воды штанам ниже колен, и они мгновенно высохли, стали теплыми и приятными на ощупь. Мои исколотые стопы вновь ожили и потеплели в его руках, пока он надевал на них ботинки уже совсем сухие и мягкие.

Он поднялся и ласково сказал:

- Пойдем под дерево и передохнем. Прости, если причинил тебе боль, но я хочу, чтобы ты запомнил эти колючки, запомнил, как вымок насквозь, как ни с того ни с сего упал в ручей. Ты смотришь на свой мир не мудрым взором Воина, а помутненным взором безумца, - продолжил он. - Перестань уже считать свое путешествие сквозь каждый божий день мучительным преодолением полосы препятствий в виде отвратительных людей, непослушных животных, опасных вещей и неприятных ситуаций. Перестань уже бороться с ветряными мельницами!

Ты не сможешь победить их всех, ты не можешь сразиться с каждым негодяем, не можешь всех их убрать со своего пути, как не можешь убрать всех камней и вымести всю пыль со своей дороги из дома в библиотеку.

Та наивная мечта, которую ты лелеешь в глубинах своего ума - мол, если убрать несколько наихудших жизненных проблем, то жить станет лучше, - есть бесконечная ловушка. Если ты не выбросишь ее из головы, то она, вне всякого сомнения, будет продолжать делать тебя несчастным, потому что никогда не сбудется. Если ты дашь себе труд шевельнуть извилиной, то тебе придется это признать. Твой мир, по крайней мере тот мир, который сейчас тебя окружает, больше похож на этот клочок земли, покрытый колючками, и ни по какому щучьему велению не станет он лужайкой с мягкой травой.