Симорон из первых рук, или Как достичь того, чего достичь невозможно

БАБУЛЯ. У меня началось, если помните, с музыки. Грохот, спать невозможно… Вдруг в три часа ночи кто-то звонит в квартиру: прекратите барабанить по пианино, в доме больные! Здрасьте: у нас даже дудочки нет… Пока сосед ошалело кричал на меня, обвинял, я тихонько так обезьянничала… Выпустил он, словом, пар, ждет. Чего же ты ждешь? — думаю… Ага. В коридоре у нас ведро стоит… Посадила его, значит, в это ведро — как будто… Сверху ковриком укрыла, что под дверью лежал… Обкатала со всех сторон обоями — лишний рулон в углу был, остался после ремонта… Хлопнул дверью, ушел. На следующий день встречаю его на лестнице, спрашиваю: «Как ваши больные?» — «Поразительно, — отвечает, — неделю температура стояла под сорок, вдруг упала»… Вот так!

ЧИТАТЕЛЬ. Все это — чувства, эмоции, ощущения… А если к нам обращаются с мыслями — предложениями присоединиться к каким-то решениям, процедурам, не очень значимым для нас? Например, я был сосредоточен, решал важную задачу… Вдруг до меня дошло, что звучат голоса, речь… Прислушался… И напрочь забыл о своих делах…

Зеркалим точно так же — не вникая в содержание слов. Лепим загогулину из интонаций…

Здесь следует на минуту остановиться. Социальная среда создает идеальные условия для массового инфицирования: современные коммуникативные средства позволяют распространять, тиражировать «вирусы» любого содержания в течение считанных минут. На одном конце Земли десяток человек заболели неизвестным недугом — вся планета уже ищет средства защиты от него… В каком-то царстве-государстве к власти пришел тиран — другие страны срочно укрепляют свои армии…

Потребность в бесконечном получении новых сведений — инстинктивное, коренное свойство кулинарной братии. Пока мы с вами не избавимся от этой потребности, надежды удержаться на трассе будут призрачными.

Посему — золотое правило: не успел телевизионный агитатор нового стирального порошка или нового общественного движения открыть рот… не успел кто-то в уличной толпе крикнуть — «держи вора!»… не успела сама миллионная толпа шевельнуть ногой или рукой…

…как вспоминаем: во-первых, наше Я — неизмеримо содержательнее, шире любого подобного явления; во-вторых, симпатяга наш (а стало быть, и мы вместе с ним) обогнал всех бегунов, соревнующихся на ближней дистанции, и давно коснулся финишной ленты. Ну а если «зараза» настойчиво липнет к нам, обезьянничаем, не откладывая в долгий ящик, зеркалим информаторов разного ранга… Глядишь, изо рта у них вместо квакушек, как в известной сказке, вываливаются свежие розы.

У нас, между прочим, тоже… Не видно? Ну что ж, один из признаков, по которому можно выявить подлинного симоронавта, — молчание.

ЧИТАТЕЛЬ. Погодите… мы же до сих пор стоим в пробке. Подскажите сначала, как сдвинуться с места, потом молчите себе хоть вечность…

Ммммммммммммммм…

ЧИТАТЕЛЬ. Понятно. Что там на дороге? Новая авария… Так, без задержки копируем, отображаем происходящее — машину, ее пируэты в воздухе, визг, скрип… Если ничего — ничего! — не осталось на донышке, если мы обогнали свои возможные переживания, не выпустили из рук симоронского руля, — следующей серии не будет. То есть, не будет больше подобных аварий на нашем пути, в каких бы декорациях они ни предполагались. Более того, участники данного приключения, благодаря нам, могут отделаться легким испугом: мы ведь распространяем в эти минуты вокруг себя благодатную силу, которую могут почувствовать люди, душевно предрасположенные… Правильно?

МММММММММММММ!..

Колонна машин двинулась! Вперед!

На втором игровом этапе повторяется школьный период нашего становления: в поле существования появляются «учителя», провоцирующие впечатлиться различными типовыми житейскими сюжетами. Зеркаля предлагаемые картины, мы доигрываем свое возможное участие в них до конца — осуществляем самообгон. В экстремальных ситуациях создаем после зеркалки симпатяжные загогулины, используя в качестве материала для них личности отраженных объектов. Тем самым способствуем симпатизации и этих объектов, выводя их из разрушительных ситуаций разного рода.

Если, дружище, ты не просто пробежался взглядом по предложенной методике, если даже бомба, взорвавшаяся в двух шагах, не выведет тебя теперь из строя, — нет резона читать дальше. Ибо ты уже — не середняк: тебя уже можно приглашать в президиум, где сидят академики в камилавках, и вручать под барабанный бой красный диплом.

Последующие же рассуждения предназначены тем, кто, дрогнув после взрыва, бежит в ближайшую аптеку за валидолом.

Есть более короткий путь. И более результативный…

С больной головы НА ЗДОРОВУЮ

Пустынно как-то… В пространстве. И на душе.

Хоть вой на Луну. Но и Луна какая-то… ущербная. Огрызок. Не навоешься, в общем. До-си-ля… и спотык. В горле застряло…

Что же, однако, творится? Где вы, гости наши, мучители? Мы же прилипли к вам, как Бойль к Мариотту, как Баден к Бадену… Вот кресло, в котором любила БАБУЛЯ посиживать, — вмятина круглая, след от ее задумчивости… Вот обертки леденцов, брошенные где попало: так утолял свою неприкрытую тягу к истине МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК… Струящийся аромат «шанели», почти всамделишной, — дух БАРЫШНИ-невесты… Свиток толстых рекламных газет с зачеркнутыми яростно объявлениями — это, конечно, ДЯДЕНЬКА… Множество колотых дырочек на паркете, образованных хождением взад-вперед ГРАЖДАНКИ, ее шпильками… Вы же здесь, родненькие, ваше незримое присутствие проницает нас насквозь!

Ушли. Исчезли. Растворились, как активированный уголь в крутой буряковке…

Ты случайно не знаешь, читатель, куда подевались названные? Догадываешься? Боже, что ж ты молчишь! Бессердечный! Не видишь, как мы страдаем? Третьи сутки от «Киевского» отказываемся — в рот не идет… Где же, где они?…

ЧИТАТЕЛЬ. Бабка, я думаю, затаилась в кладовке своей — сидит, бледная, не шелохнется… Дяденька, наоборот, верхом на софе, горчичниками обложенный… Барышня, красноглазая, как кремлевская стена на закате, рыдает навзрыд… Молодой наш в противогазе день-ночь, с затычками дополнительными в ноздрях… Гражданка кикбоксингом упражняется без передышки…

С чего на них нашло? Наваждение! Сотрясение! Порча! Впрочем… есть телефоны же. Докопаемся…

– Але! БАБУЛЯ? Правда, что в кладовке теперь квартируетесь? Кофеек там, и телевизор, и пенсию туда приносят…

БАБУЛЯ. Приносят, милые, приносят… Куда же еще? Только здесь и возможно функционировать — грохот ночной не дотянется…

– Это вы, ДЯДЕК? Извините, что сквозь горчичники ваши к вам прорываемся…

ДЯДЯ. Ничего… можно… температура уже не сорок, а тридцать девять. И девять десятых. То ли было, когда в очереди вирусами меня обчихали!

– БАРЫШНЯ, сделайте паузу. Это мы, Бурланы. Кого оплакиваете?

БАРЫШНЯ. Судьбу свою… Кому я нужна? Брожу в мире темном, пустынном… Ой, горе-то-о-о-о-о-о-о…

– Так, так… А вы, МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК? Слышите нас? МОЛОДОЙ! ЧЕЛОВЕК!..

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Прежде чем говорить, респираторы нахлобучьте. У меня аллергия на запахи. Даже сквозь телефон. Мелкая зеленая рябь на ушах. Внутри и снаружи.

– Наконец, что с вами, ГРАЖДАНКА?

ГРАЖДАНКА. Ях-переях!.. Не на ту напали! Голыми руками не возьмешь! Ногами не прошибешь! Ях! Переях!..

Посмотрели мы, Петра-Петр, друг на дружку, вздохнули горестно: все как по писаному… Один к одному.

Слушай же, друг наш читающий, буквы из книги глотающий, мысли тамошние извилинами жующий, — слушай хоть ты, коль других рядом нет…