Моя жизнь

нами нерасторжима. Когда я пишу эти строки, в памяти ясно встают

обстоятельства, связанные с его смертью. Было около часу ночи, когда

Патвардхан, работавший в то время со мной, сообщил мне по телефону о смерти

Локаманьи. Я находился в окружении своих соратников. С моих уст невольно

сорвалось восклицание:

- Нет уже моей самой надежной опоры!

Движение несотрудничества в то время было в полном разгаре, и я

нетерпеливо ожидал от Локаманьи ободрения и поддержки. Какова была бы его

позиция на последней стадии несотрудничества, можно только гадать, а это

бесполезно. Одно несомненно: смерть его оставила зияющую пустоту, и это

тяжело ощутили все участники Калькуттской сессии Конгресса. Всем нам так не

хватало его советов в столь критический момент национальной истории.

XLIII. В НАГПУРЕ

Резолюции, принятые на чрезвычайной сессии Конгресса в Калькутте, должны

были быть подтверждены на его ежегодной сессии в Нагпуре. В Нагпур, как и в

Калькутту, собралось бесчисленное количество делегатов и гостей. Число

делегатов Конгресса было еще не ограниченным. В Нагпур, насколько мне

помнится, приехало около четырнадцати тысяч человек. Лаладжи внес небольшую

поправку к пункту относительно бойкота школ, которую я принял. По настоянию

Дешбандху было сделано еще несколько поправок, после чего резолюция о

несотрудничестве была принята единогласно.

Резолюция о пересмотре устава Конгресса тоже должна была быть принята этой

сессией Конгресса. Проект подкомиссии уже рассматривался на чрезвычайной

сессии в Калькутте. Вопрос, таким образом, был достаточно ясен. В Нагпуре, где этот вопрос должен был получить окончательное решение, председательствовал Виджаярагхавачария. Руководящий комитет Конгресса внес в

проект только одно существенное изменение. В моем проекте число делегатов

ограничивалось тысячью пятистами, комитет предложил цифру шесть тысяч.

По-моему, это было опрометчиво, и опыт последних лет еще более укрепил меня

в этом убеждении. Я считаю крайне ошибочным мнение, будто большое число

делегатов способствует лучшему ведению дела или лучше гарантирует соблюдение

принципов демократии. Тысяча пятьсот делегатов, преданных интересам народа, правдивых и дальновидных, будут оберегать интересы демократии лучше, чем

шесть тысяч безответственных, случайно выбранных людей. Для того чтобы

охранять демократию, народ должен обладать сильным чувством независимости, самоуважения и единства, должен настаивать на избрании в качестве

представителей только хороших, верных людей. Но комитету в его увлечении

большими числами даже цифра шесть тысяч казалась недостаточной. Уже и она

явилась компромиссом.

Бурные прения развернулись вокруг вопроса о цели Конгресса. Я в своем

проекте резолюции определял цель Конгресса как достижение свараджа, если

возможно, в рамках Британской империи, а в случае необходимости - и вне их.

Часть делегатов хотели ограничить понятие свараджа автономией в рамках

Британской империи. Такую точку зрения отстаивали пандит Малавияджи и м-р

Джинна. Но они не смогли собрать много голосов. Далее, проект устава

допускал лишь применение мирных и законных средств для достижения цели.

Против этого условия тоже были возражения; противники его настаивали на

устранении всяких ограничений в отношении выбора средств. Но Конгресс после

поучительных и откровенных прений принял первоначальный проект. Полагаю, что

этот устав, если бы народ следовал ему честно, разумно и старательно, стал

бы мощным орудием воспитания масс, и самый процесс выполнения устава привел

бы нас к свараджу. Здесь, однако, не имеет смысла рассуждать на эту тему.

Конгресс принял также резолюции о единстве индусов и мусульман, об

упразднении неприкасаемости и о кхади. С тех пор индусы - члены Конгресса

взяли на себя обязательство очистить индуизм от проклятия неприкасаемости, а

при помощи кхади Конгресс установил живую связь со старой Индией. Принятие

несотрудничества в интересах халифата само по себе уже являлось большим

практическим шагом, предпринятым Конгрессом в целях достижения единства

индусов и мусульман.

XLIV. ПРОЩАНИЕ

Пора заканчивать повествование.

Моя дальнейшая жизнь протекала до такой степени на виду у всех, что в ней, пожалуй, не найдется ни одного события, которое бы не было известно народу.

Кроме того, начиная с 1921 года я работал в тесном контакте с лидерами

Конгресса и едва ли смогу упомянуть хотя бы об одном из эпизодов своей

жизни, не рассказав в то же время и о наших взаимоотношениях. Хотя

Шраддхананджи, Дешбандху, Хаким Сахиба и Лаладжи уже больше нет с нами, но, к счастью, многие из старых лидеров Конгресса еще живы и работают. История

Конгресса после тех огромных перемен, которые я здесь описал, все еще

создается. И главные мои искания в течение последних семи лет проходили

внутри Конгресса. Поэтому мне неизбежно пришлось бы говорить здесь о моих

взаимоотношениях с его лидерами, если бы я продолжил повествование о своих

исканиях. А этого я не могу сделать, по крайней мере, теперь, хотя бы из

соображений приличия. Наконец, выводы, к которым я пришел на основании

последующих исканий, вряд ли можно считать окончательными. Поэтому я считаю

своевременным закончить на этом свой рассказ. Да и перо мое инстинктивно

отказывается писать дальше.

Не без душевной боли расстаюсь я с читателем. Я придаю большое значение

своим исканиям. Не знаю, смог ли я описать их как следует. Скажу лишь, что я

не щадил усилий, чтобы рассказать обо всем правдиво. Я все время стремился к

тому, чтобы описать истину такой, какой она представляется мне, и точно так, как я ее постигаю. Труд этот приносил мне невыразимое душевное успокоение, ибо я надеялся, что он сможет укрепить веру в истину и ахимсу у

колеблющихся.

Мой всесторонний опыт убедил меня, что нет иного бога, кроме истины. И

если каждая страница этой книги не будет подсказывать читателю, что

единственным средством постижения истины является ахимса, то я буду думать, что весь мой труд над книгой напрасен. Но даже если мои усилия в этом

отношении окажутся бесплодными, пусть читатель знает, что виноват в этом не

великий принцип, а средства. Ведь как бы ни были искренни мои стремления к

ахимсе, они все еще и несовершенны и недостаточны. И потому те слабые, мгновенные проблески истины, которые я смог увидеть, едва ли выразят идею

необычайного сияния истины, в миллион раз более сильного, чем сияние солнца, которое мы каждый день видим. То, что я постиг, есть лишь слабый отблеск

этого могучего сияния. Но могу сказать с полной уверенностью, - и это и есть

результат моих исканий, - что абсолютное видение истины может проистекать

только из полного познания ахимсы.

Для того чтобы созерцать всеобщий и вездесущий дух истины, надо уметь

любить такие ничтожнейшие создания, как мы сами. И человек, стремящийся к

этому, не может позволить себе устраниться от какой бы то ни было сферы

жизни. Вот почему моя преданность истине привела меня в сферу политики; и

без малейшего колебания и вместе с тем со всей смиренностью я могу сказать, что тот, кто утверждает, что религия не имеет ничего общего с политикой, не

знает, что такое религия.

Слияние со всем живущим на земле невозможно без самоочищения. Без

самоочищения соблюдение закона ахимсы будет пустой мечтой. Кто не чист

душой, никогда не постигнет бога. Поэтому самоочищение должно означать

очищение во всех сферах деятельности. И очищение очень заразительно: самоочищение неизбежно ведет к очищению окружающих.

Но путь самоочищения тернист и крут. Для достижения совершенной чистоты