Книги, которые я любил

Девятый: другой поэт, другой певец, другой танцор — совершенно иного качества: Шива и его книга «Вигьяна Бхайрава Тантра». Я говорил о ней, она совсем небольшая, всего сто двенадцать сутр. Вы можете написать её на одной книжной странице или, самое большее, на двух. Я говорил о ней в пяти томах, и это тысячи страниц — «Книга тайн». Я не могу найти более концентрированной книги, чем «Вигьяна Бхайрава Тантра» — книга Шивы. Каждая сутра представляет сама собой завершённый метод.

Дэвагит, не прерывай меня. Дай мне закончить мою работу. Они называют человека в кресле пациэнтом; им нужно учить докторов быть пациэнтами. Ашу, ты не доктор, так что тебе не нужно волноваться. Нет, женщина никогда не беспокоится — она заставляет других беспокоиться. Это другое дело. Смотри, даже Гудя смеётся, а это так редко для англичанок!

Хорошо. Смех — это всегда хорошо. Я должен продолжить свою работу — смеётесь ли вы или плачете. Это не имеет значения для этого человека в кресле. Я твёрд, как скала, и мягок, как лепесток лотоса — и я то, и другое вместе. Но ради ясности, позвольте сказать вам: во-первых, я скала — я достаточно твёрд, чтобы разбить ваш череп. Я не могу быть для вас лотосом — но то, что вы делаете, это очень красиво.

Десять. У меня всегда была мысль говорить об Ума Свати и его книге. Ума Свати — это мистик, но очень сухой мистик — точно как мои губы сейчас, без всякой влаги. Он написал очень сухое, но очень точное описание предельного. Его книга — «Таттва сутра». ″Таттва″ значит предельная реальность. ″Тат″ значит ″то″ — предельное. «Это» — непосредственное, а «то» — предельное.

Дэвагит, хватит перебивать! Я знаю, тебе известно больше о моих механизмах. Я же знаю больше о твоём сознании — вот что имеет значение.

«Таттва-сутра» — красива, и я собирался говорить о ней, но снова и снова отстрачивал… Она очень математична — как «Самайасар» Кундкунды. Все джайнские мистики такие — сухие, очень сухие.

Лакшми в самом деле выбрала отличное место — Кач! Махавира, Кундкунда, Ума Свати понравилось бы в Каче. Но в отношении меня — что за несчастье! Я всегда хотел жить в Гималаях — но ради пользы моих людей я должен оставить саму идею о Гималаях.

Это не случилось с Буддой, с Бодхидахрмой, с Башо; этого не случилось с Омаром Хайамом, с Халилом Джебраном, С Михаилом Наими — но это случилось со мной. Я знаю, в этом должна быть какая-то тайна. Может, дело только в том, что мне нужно сделать Кач таким же прекрасным, как Гималаи. Одно определённо: где бы я ни был, где бы ни находился, я стараяюсь сделать это место самым красивым в мире, чего бы мне это ни стоило.

Одинадцатое и последнее в постскриптуме. Я имею в виду на сегодня… Никто не знает на счёт завтрашнего дня. Последнее сегодня настолько красиво, что я должен был быть действительно нормален, чтобы забыть про это. Обратите внимание, я не сказал ″ненормален″ или ″безумен″, я сказал ″нормален″. Я должен бы быть нормален, чтобы забыть это. Если бы я был безумен достаточно, я бы никогда не забыл этого. Таким образом, это должно было быть упомянуто первым, не последним, это — «Песни Наропы».

Я никогда не говорил о них, потому как никогда не думал, что об этом может быть что-нибудь сказано, но они всегда было в моём сердце. Я упоминаю это лишь для того, чтобы те, кто любит меня, начали искать это… поэзию, песню, танец Наропы. Это и моё тоже.

Ом Мани Падме Хум.

Драгоценность в лотосе.

Спасибо вам обоим, от всего сердца.

Глава 7

Что ж. Я слышу, вы открыли свои блокноты. Начинается мой час, и мой час не состоит из шестидесяти минут. Это может быть что угодно — шестдесят, семдесят, восемдесят, сто… или даже вне чисел. Это мой час и, соответственно, он будет согласован со мной, не наоборот.

Постскриптум продолжается.

Первое имя сегодня — тот, о ком даже не слыхали на Западе, — Малука. Он один из самых значительных мистикв в Индии. Его полное имя Малукдас, но он называл сам себя Малука, как если бы был ребёнком — он и был ребёнком, без ″если бы″.

Я говорил о нём на хинди, и займёт много времени перевести это на другие языки, потому что Малука очень странный, очень таинственный. Вы удивитесь, но в такой стране как Индия, полной комментаторов, различных учителей, пандитов, никто не взял на себя беспокойство комментировать Малуку — потому что это очень сложно. Он ждал меня. Я первый его комментатор — и, кто знает, может, последний.

Просто для примера:

Аджар карай на чакари панчхи карай на кам дас малука кахи гайе саб ке дата рам.

Я попробую перевести это. Это не будет буквально точно, но я не несу за это ответственность. Бедный английский язык не может вместить такое богатство. Малука говорит: змея никогда не выходит, чтобы совершить работу, так же и птица никогда не трудиться. И, говорит Малука, это и не нужно, так как существование заботиться обо всех. Этот человек понравился бы Зорбе. Это был человек с небольшой сумашедшинкой, но полный медитации.

Он был так глубоко в медитации, говоря:

Мала джьапон на кар джибхья джьапон на рам, сумиран мера хари карайн маин пайа бисрам.

Он говорит: ″Я не воспеваю имя Бога, и я не использую чётки для молитвы. Я не молюсь вообще — кто заботиться об этих глупостях!″ И он продолжает: ″Фактически, Бог сам помнит моё имя — зачем мне беспокоиться об этом?″ Вы видите? Слёгка сумашедший, но полный медитации. Малукдас — один из тех, о ком я могу сказать без всяких колебаний, что они ушли за пределы просветления. Он воплотил в себе картину десяти карт ‘Десять Быков Дзэна’.

Вторая, книга сикхов — «Гуру Грандха Сахиб». Она не была написана одним человеком, так что я не могу сказать, кто её автор. Она составлялась поколение за поколением. Она была слеплена из всех источников — как никакая другая книга в мире. Старый завет — только еврейский, Новый завет — христианский, Бхагавадгита принадлежит индуистам, Дхаммапада — буддистам, Джинасутра — джайнам; но «Гуру Грандха Сахиб» — единственная книга в мире, которая была составлена из всех возможных источников. Эти источники пришли и от индусов, и от мусульман, и от буддистов, и от христиан… Такая открытость, без всякого фанатизма.

Заглавие «Гуру грантха» значит ″книга мастеров″ или ″книга мастера″. В ней вы найдёте Кабира, Нанака, Фарида и длинную цепочку мистиков, принадлежащих к самым разным традициям, разным школам — и они все сошлись здесь, как тысячи лет многие реки вливаются в океан. «Гуру грантха», как океан.

Я переведу лишь одно предложение из Нанака, он основатель, поэтому, конечно, его слова вошли в ‘Гуру грантха’. Он был первым мастером сикхов, потом поседовала линия из ещё девяти мастеров. Сикхизм создан десятью мастерами. Это исключительная религия, потому как все другие созданы одным единственным мастером.

Нанак говорит: Истина, предельная истина — невыразима, поэтому простите меня, я не могу сказать ни слова — я могу только петь её. Когда понят язык музыки, тогда, возможно, какая-то струна твоего сердца может быть затронута… Передача светильника происходит вне слов.

«Гуру грантха Сахиб»… Сикхи зовут книгу ‘Сахиб’ — они уважаюит её настолько, как если бы она была жива, как если бы она была самим духом мастера… Но книга есть книга, мастера уходят своей дорогой, а книга сама по себе мертва, слова это только слова. Но они заботяться об этом прекрасном мертвеце, точно как и другие религии это делают. Помните между прочим, что религия только дотоле жива, пока жив мастер. Но когда мастер больше не жив, она становиться верой — свитком слов, декларацией или кредо — а это самая уродливая вещь в мире.

Датский парламент создал комиссию, чтобы исследовать культы и секты. Должно быть, я первый в их списке исследований. Я сказал своим людям в Голландии, чтобы они сообщили комиссии: «Мы не будем сотрудничать с вами, так как мы ни культ, ни секта; мы — религия. А если вас интересуют культы и секты, их так много: христиане, индуисты, мусульмане, индусы — и так до бесконечности».