Христианские древности: Введение в сравнительное изучение

При том, что история храма и могилы Женевьевы прослеживается по документам, а крипта многократно описана, о могилах Хлодвига и его семьи источники более не упоминают. Может быть, их и не было в крипте в средневековый период? Перэн полагает, что Хлодвиг вряд ли выбрал бы для мавзолея тесную крипту, где уже стояли три саркофага и вечно толпились паломники.⁷ Против смешения мартирия с королевским мавзолеем могла возражать и церковь. Если Хлодвиг был погребен вне крипты — для его мавзолея остается единственное место, особая палатка, примыкавшая с севера к апсиде и перекрытая сейчас асфальтом улицы. Вероятно, когда-то здесь была полуподземная погребальная крипта. Окажется ли она нетронутой? Напомним о найденных саркофагах в ц. Сен-Жермен-де-Пре: несмотря на массу перестроек самого храма, они сохранились in situ до XVII в. Возможно, что и саркофаги Хлодвига и Хлодехильды лежат на месте по сей день — благо в 1807 г. их «сакрариум» не тревожили. Осталось проверить это археологически.

Роже де Ганьере, его предшественники и продолжатели

Мы начали историю изучения христианских древностей во Франции XVII в. с того момента, когда была обнаружена могила в Турне, а неизвестный монах похитил сокровища из саркофагов в Сен-Жермен-де-Пре. Экскурс в историю погребальных обрядов королей Меровингской династии позволил особенно подробно познакомиться с проблемами, встающими при исследовании могильников переходного и раннего христианского периода в «варварских королевствах» (далее о них см. гл. VII-2). История открытия древностей, конечно, намного богаче.

Пожалуй, ни в одной другой стране в XVII веке не выказывали такого интереса к средневековым древностям, как во Франции. Огромную роль сыграла публикация сочинений Григория Турского с их многочисленными описаниями религиозной жизни, церквей и кладбищ. Путеводителем для работ по истории древностей стала и «История церкви» Тиллемона. Развитие исследований в научном направлении опиралось на постепенное формирование слоя просвещенного дворянства и горожан, который, конечно, следовало бы назвать интеллигенцией. В 1663 г. была основана Французская Академия, деятельность которой сочеталась с игравшими в изучении церковных древностей основную роль учеными монахами. Последние использовали широкую начитанность для составления уникальных сводов письменных памятников, на которых могло основываться изучение христианских древностей.

Мабильон с собратьями-бенедиктинцами из Конгрегации святого Мавра («мавристами») работал над «Acta Sanctorum» — хронологически составленными житиями святых монахов.¹⁸ Болландисты-иезуиты начали собственные «Acta Sanctorum» с помесячным описанием житий всех вообще католических святых, когда-либо почитавшихся. Длительность работы над изданием составила 300 лет: первые два тома закончили в 1640 г., а последний (декабрьский) — только в 1940 г.¹⁹ Бенедиктинцам принадлежат и первые опыты «научной реставрации» церковных зданий: в конце XVII в. они тщательно воспроизвели древние готические элементы церкви аббатства Сен-Мэксен, разрушенной гугенотами (хотя остальные здания аббатства строились уже в стиле классицизма).²⁰

Кроме того, во Франции уже замечали и изучали не только «королевские» погребения. Каноник Бокилло (1649–1728) опубликовал две группы меровингских саркофагов (из Карре де Томб, Бургундия и ц. св. Мартина в Артонне, севернее Клермона). Сохранились сообщения о находке креста (по преданию, предложенного королю Дагоберу (629–639) и о золотой чаше того же времени, скопированной в 1653 г. К сожалению, то и другое пало жертвой антиклерикализма в эпоху Великой Французской революции. Начали выкапывать и первые саркофаги знаменитых христианских некрополей под Арлем — к сожалению, их разбивали и пережигали на известь, так что для науки они потеряны.²¹

Одновременно зарождалась традиция «археологических путешествий», то есть экспедиций любителей древности, имеющих целью обнаружение и фиксацию памятников старины. Во Франции первый же шаг в этом направлении оказался на редкость своевременным и успешным. В 1695 г. Франсуа Роже де Ганьере начал археологическое путешествие по Франции, сопровождаемый художниками. В их задачу входило зарисовывать все привлекающие внимание памятники, особенно надгробные, в церквях и на кладбищах. Основную часть рисунков сделал Луи Будан; вместе они составили огромную коллекцию, около трех тысяч листов.²² Самые ранние из зафиксированных памятников датируются серединой XII в., более поздние «дотягивают» до XV в. Портретные изображения идеализированы, а общий стиль слегка «готизирован», но зато рисунки чрезвычайно подробны и археологически точны, особенно ^в Деталях, надписях и т. п. По ним можно изучать готическое и позднее Романское надгробие французского средневековья, многие памятники второго остались только на листах коллекции Ганьере. Рисунки зафиксировали такие редкие артефакты, как скульптурные надгробия, целиком выполненные в технике лиможской эмали; памятники с использованием фрагментов античных саркофагов (например, Жильбера де Ла Поре), и др.²³ Это был выдающийся вклад в изучение европейских средневековых церковных древностей. Лишь антикварам Англии XVI-XVIII вв. удастся совершить похожие, хотя и не оставившие столько изобразительных материалов, путешествия (см. гл. VIII).²⁴

От Великой Французской революции — к XX веку

XVII век был для Франции столетием ярких открытий: случайных находок и великолепных исследовательских затей, вроде путешествия Ганьере, сравнимых по размаху замысла с лучшими художественными и научными предприятиями эпохи абсолютизма. Следующее столетие в области работы с церковными древностями выглядит на первый взгляд менее привлекательным. Католическая реакция вызывала неприкрытое раздражение «третьего сословия». Эпоха Просвещения подвергала осмеянию все, что было связано с культом мощей и реликвий, церковью и монашеством. Поэтому вплоть до конца столетия исследования христианской старины были не более чем продолжением начатого еще в прошлом веке.

Ситуация разительно изменилась в конце XVIII в. в ходе Великой Французской революции и правления Наполеона. У каждой страны есть периоды, когда она пытается сбросить с себя «тяжкий груз прошлого» и начать свою историю, так сказать, с чистой страницы. Обычно эти моменты сопровождаются отторжением и забвением, а то и массовым разрушением религиозных и культурных памятников. В России таким периодом было время после революции 1917 года; в Англии — «диссолюция» первой половины XVI века; в Германии и Нидерландах — Реформация. Последствия эпох межконфессиональной борьбы или антиклерикальной «разрушительной активности» для изучения древностей нельзя оценить однозначно. Потерн, конечно, очевидны; поведение бунтующих масс, а также зачастую и верхов общества, безусловно, самое варварское. Но отрицание и разрушение как бы впервые ставит весь народ лицом к лицу с его материализованным прошлым, заставляет увидеть его в неожиданном и редком ракурсе, хотя и ценой сокрушения. Срывается покров почтительного равнодушия, характерный для более благополучных эпох, и отношение к прошлому, прежде всего к религиозным древностям, заостряется. Они становятся как никогда близки всем — и разрушителям старого, и его защитникам. Обе стороны со страстью, доходящей порой до самопожертвования, стремятся: одни — разрушить стены храмов и раки, другие — спасти их.

Наука о древностях при этом и теряет, и выигрывает. Разрушение памятников обнажает неожиданную и часто очень важную информацию. Кроме того, ряд сооружений выводится из служебного оборота и предается забвению порой на целые века, образуя как бы археологический депозитарий. Но никакая вражда, даже социальная, не длится вечно. Со временем руины сделаются добычей исследований: археологических, исторических, художественных; заброшенные храмы привлекут особый интерес, начнут вызывать сожаление и раскаяние. Потребность восстановить связи с историческим прошлым усилит их и превратит в конце концов во всеобщие.