Система природы, или О законах мира физического и мира духовного

Мы вправе считать какую-нибудь вещь невозможной, если наши идеи о ней не только не могут быть правильны, но и всегда исполнены противоречий, несовместимы между собой и уничтожают друг друга. У нас нет правильных идей о духе; когда мы говорим, что лишенное органов и протяжения существо может чувствовать, мыслить, хотеть и желать, наши идеи о нем противоречат друг другу: бог теологии не может действовать, обладание человеческими качествами противоречит его божественной природе; а если предположить эти качества бесконечными, то они станут только более непонятными и несовместимыми между собой.

Если бог является для людей тем, чем краски для слепорожденного, то этот бог не существует для нас; если утверждают, что он соединяет в себе приписываемые ему качества, то он невозможен. Если мы слепцы, то не будем рассуждать ни о боге, ни о его красках, не будем приписывать ему атрибутов, не будем заниматься им. Теологи - это слепцы, которые желают объяснить другим слепцам оттенки и краски портрета, изображающего некий оригинал, с которым они не познакомились даже ощупью. Я нахожу в книге самого Кларка отрывок из сочинении канарского епископа Мельхиора Кануса, которым можно было бы ответить на все рассуждения всех теологов мира: ("Мне стыдно было бы сказать, что я не понимаю этого, если бы только те, кто рассуждает об этом, это понимали".) Гераклит говорил: если бы у слепого спросили, что такое зрение, то он ответил бы, что это слепота. Апостол Павел говорил афинянам, что его бог есть именно тот неизвестный бог, которому они воздвигли у себя алтарь. Святой Дионисий Ареопагит говорил, что лучше всего знаешь бога тогда, когда признаешь, что его не знаешь: "Tune Deum maxime cognoscimus, cum ignorare eum cognos-cimus". На этом-то неизвестном боге основана вся теология; по поводу этого-то неизвестного бога она без конца рассуждает; во славу этого-то неизвестного бога истребляют людей. Пусть нам не возражают на это, что оригинал, портрет и его краски все же существуют, хотя слепой и не может ни объяснить нам оригинала, ни составить себе представления о нем на основании свидетельства зрячих людей: где те зрячие, которые видели божество, которые знают его лучше, чем мы, и вправе поэтому убеждать нас в его существовании?

Доктор Кларк говорит нам: достаточно того, что атрибуты бога могут существовать и из них самих невозможно вывести их несуществование. Странный способ рассуждения! Неужели теология будет единственной наукой, в которой дозволено утверждать существование какой-либо вещи на основании одной лишь ее возможности! Неужели необоснованные фантазии и недоказанные положения можно считать истинами на том только основании, что нельзя доказать противоположного положения? Впрочем, совсем не трудно доказать, что теологический бог невозможен; для этого достаточно показать, как мы это и делаем все время, что существо, образованное путем чудовищного сочетания самых резких контрастов, не может существовать.

Однако наши противники продолжают настаивать на своем и говорят нам, что нельзя себе представить, чтобы разум или мысль были свойствами и модификациями материи, хотя даже г. Кларк признает, что мы не знаем сущности и энергии последней и величайшие гении обладали лишь поверхностным и неполным представлением о ней. Но мы можем в свою очередь спросить у них, легче ли представить себе, что разум и мысль являются свойствами духа, о котором, конечно, у нас еще меньше представлений, чем о материи? Если мы обладаем лишь смутными и неполными представлениями о грубых, физических телах, то неужели мы сможем отчетливей познавать нематериальную субстанцию, или духовного бога, который не действует ни на одно из наших чувств и который, действуя на них, перестал бы быть нематериальным?

Поэтому г. Кларк не вправе говорить нам, что идея нематериальной субстанции не содержит в себе ничего невозможного, не заключает никакого противоречия, и лица, утверждающие обратное, должны отрицать существование всего того, что не является материальным. Все, что действует на наши чувства, есть материя; субстанция, лишенная протяженности или свойств материи, не может вызывать в нас ощущения и, следовательно, давать нам восприятия или идеи; мы устроены так, что то, о чем мы не имеем идей, не существует для нас. Поэтому нет ничего нелепого в утверждении, что все не являющееся материей не существует; наоборот, это столь убедительная истина, что только закоренелые предрассудки или недобросовестность могут заставить кого-либо сомневаться в ней.

Все эти трудности не устраняются тем, что наш ученый противник начинает спрашивать, существуют ли только пять чувств, не мог ли бог дать чувства, совершенно отличные от наших, существам, которых мы не знаем, и не мог ли бы он дать иные чувства нам самим в том самом состоянии, в каком мы находимся. Я отвечу на это сначала, что, прежде чем умозаключать о том, что может и чего не может сделать бог, надо установить его существование. Я возражу далее, что фактически мы обладаем лишь пятью чувствами; что с их помощью человек не может постигнуть такое существо, каким является бог, судя по описаниям теологов; что мы абсолютно не знаем, каков был бы объем и характер наших восприятий в том случае, если бы в дополнение к нашим у нас были еще какие-нибудь чувства. Теологи часто говорят нам о внутреннем чувстве и естественном инстинкте, с помощью которых мы открываем или чувствуем божество и мнимые истины религии. Но достаточно несколько внимательней разобраться в вопросе, чтобы убедиться, что это внутреннее чувство и этот инстинкт являются результатами привычки, воображения, беспокойства, предубеждений, которые часто вопреки всякой логике делают нас жертвами недопустимых для трезвой мысли предрассудков. Таким образом, спрашивать, что мог бы сделать в подобном случае бог,- значит предполагать спорный вопрос уже решенным, так как мы не можем знать, на что способно существо, о котором у нас нет никакого представления. Точно так же мы не имеем никакого представления о том, что могут чувствовать и знать ангелы, или отличные от нас и превосходящие нас интеллектом существа. Мы не знаем способа произрастания растений: как же можем мы знать способ понимания существ, совершенно отличных от нас? Но во всяком случае мы можем быть уверены, что если бог, как нас уверяют, бесконечен, то ни ангелы, ни иные подчиненные ему духи не могут его постигнуть. Если человек представляет загадку для самого себя, то как может он понять то, что отлично от него? Поэтому мы должны довольствоваться в наших суждениях своими пятью чувствами. Слепой обладает лишь четырьмя чувствами; он не вправе отрицать того, что другие люди обладают лишним чувством, но вправе утверждать, что не имеет никакого представления о действиях чувства, которого ему не хватает. Мы можем судить о божестве лишь на основании своих пяти чувств, и никто из людей не вправе утверждать, что он знает его лучше, чем мы. Разве слепец, окруженный другими слепцами, не был бы вправе спросить у них, на каком основании они говорят ему о каком-то чувстве, которым не обладают сами, или о каком-то существе, о котором их собственный опыт ничего не может сказать им? Если, как утверждают теологи, бог настоятельно требует от людей познавать его, то это столь же неразумно, как требование хозяина участка земли, чтобы находящиеся в его саду муравьи знали его в толково рассуждали о нем.

Наконец, мы можем ответить г. Кларку, что его предположение невозможно, согласно его же собственной теории: ведь бог, создав, как уверяет г. Кларк, человека, без сомнения, желал, чтобы последний имел лишь пять чувств и был таков, каков он есть в действительности, так как это соответствует мудрым целям и неизменным планам, которые приписывает ему теология.

Доктор Кларк, как и все прочие теологи, обосновывает необходимость существования своего бога необходимостью допустить силу, которая дала бы начало движению. Но если материя существовала всегда, то она всегда обладала и движением, которое, как мы это доказали, столь же присуще ей, как и протяженность, и вытекает из ее первичных свойств. Таким образом, движение существует лишь в материи и через нее: