Птицы небесные. 1-2 части

— А теперь спойте нам «Достойно есть».

Я прохрипел эти чудесные слова, как мог, еле дотянув до конца.

— Понятно, баритончик… — сказал один из преподавателей. — Можете идти.

— Все, провалился… — мелькнуло в голове.

Затем состоялось собеседование у инспектора, архимандрита с седой бородкой, вдумчивого и серьезного. Он побеседовал со мной очень ласково, а когда узнал, что рекомендацию мне дал отец Кирилл, то и вовсе растаял: «Ну, вас Сам Бог благословил!» И в дальнейшем этот прекрасный человек не изменял ко мне своего дружеского расположения, и я всегда хранил в душе глубокое к нему уважение. Завершающее собеседование состоялось у проректора. В кабинете меня принял пожилой человек ученого вида, в штатском костюме и галстуке. Говоря со мной, он с прищуром изучающе глядел на меня, а потом задал какой-то провокационный вопрос из области политики. Я попытался как можно более честно ответить, что в своей жизни не руководствуюсь официальной пропагандой.

— Ах вот как вы полагаете… — протянул проректор и забарабанил пальцами по столу. — Ну, что же, можете идти…

Я вышел из кабинета, не зная, прошел ли я собеседование или провалился?

— Теперь нужно терпение. Сейчас все документы прошедших конкурс проверяет КГБ, и только потом вывесят списки поступивших студентов, — сообщил мне отец Пимен.

Несколько дней все, кто сдавал экзамены, находились в тревожном ожидании, часто приходя к мощам преподобного попросить его заступничества и помощи. А пока мы занимались различными работами по уборке территории под наблюдением инспекторов. Здесь мне довелось встретить различные типы человеческих характеров. Я жил в комнате для поступающих, где нас было шесть человек: один — из Петербурга, один — из Москвы, я — из Средней Азии, остальные трое — из Украины. Самый непоседливый и всезнающий из украинцев, поглядывая на нас взглядом знатока, заявил: «Уже сейчас я могу точно сказать, кто из вас поступит!» Он пальцем указал на питерца, который в углу молча писал красками маленькую икону, на меня и москвича. Себя он, безусловно, считал уже принятым. Я видел однажды, как он, ловко опередив всех, открыл дверь в кабинет входящему ректору, высокому статному Владыке, когда мы все, робея, стояли в коридоре семинарии. При этом на лице Владыки чуть двинулась бровь в знак того, что он оценил эту любезность. К этому много повидавшему архиерею у всех семинаристов было уважительное отношение, хотя некоторые его жесты и манеру говорить они копировали очень смешно и весьма похоже.

В один из дней пронесся слух, что вывесили листы со списками поступивших. Мы устремились в коридор, где возле двери проректора на большом щите были вывешены объявления. У некоторых ребят лица были взволнованные и радостные, у остальных — огорченные. С бьющимся сердцем я подошел к спискам и нашел свою фамилию в числе учащихся 1-А класса.

«Слава Тебе, Боже!» — возликовал я и поспешил рассказать о своем счастье иеромонаху, который шел к преподобному в Троицкий храм:

— Отлично, благодари Бога и преподобного за помощь! — мы приложились к раке с мощами и помолились преподобному Сергию за удивительные благодеяния, которые он оказал нам в нашей совместной жизни.

Вечером я от всего сердца поблагодарил отца Кирилла за его молитвы и отеческую заботу.

— Вот видишь, как Бог помогает, а ты сомневался… — улыбнулся старец, благословляя меня.

Вернувшись в свою комнату в семинарии, я нашел опечаленных украинцев: не поступил тот, который предрек нам успешную сдачу экзаменов, а также его сосед по койке, одного украинца зачислили кандидатом в ожидании возможной вакансии. Поступил иконописец из Питера и симпатичный москвич. До начала учебного года оставалось еще две недели. Нам объявили, что желающие могут съездить домой, а те, кто домой не едет, приглашаются принять участие в послушаниях у семинарского эконома, добродушного рыжебородого монаха, которого позже рукоположили в епископа. Я отправил домой радостное письмо родителям, сообщив, что стал семинаристом. В ответ получил телеграмму с поздравлениями и самыми лучшими пожеланиями в учебе.

Мне досталось послушание вахтера на второй проходной, где проезжали хозяйственные машины. Через нее семинаристам ходить не благословлялось. Для преподавателей и студентов семинарии и академии была предназначена первая проходная, где дежурил абитуриент, поступивший в параллельный класс. На проходной требовалось дежурить сутки, затем сутки отводились на отдых. Никакого отдыха, собственно, не получалось, потому что тогда меня назначали в послушания на продовольственный склад — разгружать картофель и разные продукты, или отправляли к благочинному убирать территорию. Под его внимательным взглядом мы также расставляли столы, тумбочки и койки в комнатах, где жили смешливые девушки, поступившие на регентское отделение.

После одного такого трудового дня в послушаниях я почувствовал, сидя на проходной, как сильная усталость смыкает мои отяжелевшие веки. Неодолимо потянуло выспаться. Около двенадцати часов ночи, не в силах бороться со сном, я улегся на стол и мгновенно заснул. Проснувшись, я не мог вначале понять, где я нахожусь и почему кто-то теребит меня. Придя в себя, я вспомнил, что это проходная семинарии и что я сплю на столе, а меня теребит мой друг-вахтер с первой проходной.

— Ты что спишь на столе? Вставай скорее! Может зайти инспектор и вмиг вылетишь из семинарии! Не один уже так попался, не спи, вставай…

Пришлось подняться и сесть на стул. Дул сырой промозглый ветер. Фонарь на столбе то закрывали ветви липы последними желтыми листьями, то открывали вновь, когда я увидел идущую по мокрой аллее черную фигуру в рясе. Это шел строгий инспектор, который мог уволить в один момент. Заглянув ко мне в окно и увидев, что я не сплю, он последовал дальше. Утром я зашел в первую проходную и сердечно поблагодарил молодого паренька из 1-Б класса, ведь он не дал мне «вылететь» из семинарии, в которую я поступил только чудом.

На этой проходной мне пришлось познакомиться с другими реалиями семинарской жизни. Вторая проходная, где я дежурил, находилась в стороне от главного входа в семинарский корпус, отделенная красивым ухоженным садом. Однажды среди ночи меня испугала фигура человека, дерзко перелезающая через запертые железные ворота моей проходной. Выскочив из сторожки, я подошел к нарушителю — им оказался семинарист старшего класса семинарии, который был явно «навеселе». Ничего не ответив на мой вопрос — почему лезет через запертые ворота — он прошел мимо, обдав меня винным запахом, и исчез в темноте сада. За разъяснениями я отправился к другу — вахтеру с первой проходной.

— Знаешь, это особые случаи и ты не лезь в такие дела! Это иподиакон Владыки. Лучше не поднимай шума, а то самому тебе и влетит!

Еще несколько раз я видел семинаристов, возвращавшихся ночью из города через «мои» ворота. Лавра тоже закрывала свои громадные ворота на ночь. Как семинаристы попадали ночью в Лаврский двор, не знаю. То ли их пускали сердобольные вахтеры с главной проходной, то ли эти смельчаки перелезали через огромную крепостную стену Лавры по веревке. Поговаривали, что бывало и такое.

Еще одну неделю перед началом занятий мне пришлось дежурить на проходной столярной мастерской, принадлежавшей монастырю, которая располагалась за стенами Лавры. Те дежурства оказались посложнее. Мне нужно было осматривать машины, выезжавшие с грузом со двора, проверять накладные и смотреть, что эти машины вывозят, а также не пускать посторонних и удалять пьяных. Но, слава Богу, таких я не заметил. Самое главное было ночью. Мне надлежало во все глаза следить за тем, чтобы местные жители не проникали на территорию мастерской за дефицитным тогда лесоматериалом. В случае опасности я должен был вызвать дежурный наряд милиции и оповестить инспектора семинарии. До меня у студента-вахтера во время ночного дежурства утащили какие-то столярные изделия, поэтому его и уволили. Мне строго-настрого велено было не спать ночью и обходить большую территорию складов, осматривать автомобильный гараж и проверять замки на дверях мастерской.