Новый эклогион

Три года преподобный пребывал в молчании, не разговаривая ни с кем, кроме служившего ему монаха, ибо мысленно собеседовал с Богом. Святой постоянно укорял себя за одиночество, говоря:«А сейчас, кому тебе служить, кому омывать ноги, кого ты должен стать ниже? Кому оказывать милосердие, как упражняться в терпении, когда никто не противится твоей воле? Горе тому, кто впадет в нерадение, беспечность или иное что, потому что не будет никого, кто его поднимет. По этой причине прежде, чем будешь осужден праведным судом Божиим, осуди самого себя и свои помыслы на судище сердца своего, исследуя их, какие из них твои собственные, а какие от врагов. Свои помыслы, добрые, сохраняй как сокровище в глубине сердца, а противные секи розгой ума своего и изгоняй их из сердца, совершенно не оставляя им там места или прибежища. Лучше сказать, руби их мечом молитвы и размышлением о Божественном, что первый вор — диавол — убоялся, когда увидит, что другие его товарищи, воры и лукавые помыслы, преданы смерти. Наш судья — совесть, потому не пренебрегай ею, потому что, когда она тебя не обличает, то научает познанию Божественного. Если же ты будешь пренебрегать ею, тогда наполнишься тьмой. Так размышлял преподобный в своей келье, оплакивая себя день и ночь.

Работал преподобный Кирилл и руками, плетя шерстяные камилавки (головной убор священнического сана), некоторые из которых он продавал, другие дарил, и третьи просто отдавал в монастырь братьям, чтобы не быть им в тягость. Иногда он работал и для того, чтобы прогнать нерадение и беспечность, ибо нерадение рождается тогда, когда ум повсюду рассеивается. Рассеяние же ума происходит от праздности рук, от суетных разговоров, от оставления чтения, от многоядения и от великого по Богу подвига и трудов. Проявляемое в трудах терпение прогоняет нерадение.

А если кто–нибудь хотел прийти к нему ради пользы, то преподобный давал ему свое рукоделие и говорил, что покой и праздность есть погибель для души и могут причинить вред больший, чем бесы. Монастырской братии он советовал, по заповеди Божией, с веселостью принимать приходящих к ним странников, не считая препятствием для своего безмолвия причиняемое ими беспокойство, чтобы не нарушать закон любви. Обязательно нужно ухаживать за ними, насколько это возможно, и причем так, как будто это мы принимаем от них милость, а не сами ее оказываем. Однако не нужно выставлять гостям разные яства или говорить им изысканные слова, но заботиться о них скудостью пищи и слов. Если те окажутся более мудрыми, то братьям следует промолчать, если же равны им, говорить в меру. Однако самое лучшее — всех считать большими себя. Тех же, кто переходит с места на место, не принимать вообще, но не из–за ненависти к ним (да не будет!), ибо «всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца» (1 Ин. 3: 15), а для того, чтобы избежать вреда от их присутствия. «Худые сообщества развращают добрые нравы» (1 Кор. 15: 33). Не нужно быть с ними дерзкими, поскольку такие вредят не только себе, но и более простым братьям. Есть, однако, и те, кто странствует ради Господа или по какой–то духовной причине, или ради желания паломничества к святым. Тот, кто принимав таких, принимает Самого Христа, ибо «так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф. 25: 40).

Однажды преподобный дал некоему торговцу из Анхиалоса одиннадцать камилавок, чтобы тот продал их и принес ему пшеницы. Торговец забыл о просьбе и не продал их, но в печали принес обратно, прося прощения. Преподобный же сказал ему, что это случилось не из–за него, но так захотел Христос: «Ибо я видел во сне человека в светлой одежде страшного видом, который сказал мне:«Авва, почему ты отдал свои камилавки не мне, но торговцу? Если бы ты давал их мне, то я бы без труда питал тебя». Я его спросил:«Кто ты, господин?«И он отвечал:«Зовут меня Эльпидий». Тогда я снова сказал ему:«Надеюсь на Бога, что если ты примешь их, то отныне я буду давать их тебе, а не кому–либо другому». С тех пор так и повелось: все изготовленные им камилавки преподобный дарил нищим, говоря самому себе:«Дай, чтобы принять». Если же он делал камилавку, но не имел, кому ее отдать, тогда бросал ее за забор монастыря, чтобы брали прохожие, ибо желание святого ничего не иметь было настолько же велико, как у других — обладать.

Однажды он повесил свою одежду вне кельи и увидел, как один нищий тайно взял ее. Преподобный же спрятался, чтобы не вводить брата в стыд, говоря себе в это же время.«Должно было мне самому отдать одежду какому–нибудь нищему ради Сказавшего: «у кого две одежды, тот дай неимущему» (Лк. 3: 11), но поскольку я не исполнил заповедь, то Бог послал нищего, чтобы помочь мне исполнить другую заповедь: «от взявшего твое не требуй назад» (Лк. 6: 30). Но и сейчас я не исполнил заповедь, потому что одежда–то была не моя, но того христианина, который мне ее дал». Вот таким смиренным был преподобный, ибо всегда считал свою волю ошибочной и заблудшей.

Когда святой был еще в миру, то вычитывал тот Часослов, какой читают монахи на горе Олимп. Когда же пришел в монастырь, то усердно старался выучить наизусть Псалтирь. Выучив наизусть половину, он отдал книгу нищему, который просил о помощи. В ту ночь, пропев половину Псалтири и сотворив пятьсот поклонов, как имел обыкновение делать каждую ночь, сдавленный вервием и страдающий из–за этого от невыносимых ран преподобный прилег на подстилку. Однако печалился он только оттого, что не успел выучить всю Псалтирь. Ему показалось, что он заснул и видит сон, что является к нему некий в белых одеждах и говорит:

— Авва, почему ты не поешь?

На что преподобный ответил:

— Знает Бог, что все псалмы и молитвы, какие знал, все пропел.

— А почему ты не поешь Псалтирь?

— У меня нет Псалтири.

— Поднимайся, будем вместе петь Псалтирь.

И так они пропели всю Псалтирь дважды. Затем явившийся исчез. Наяву ли было то видение, или в сновидении, и кто был научивший преподобного Псалтири, точно он сказать не мог, но с той поры он так хорошо знал Псалтирь, что мог объяснять многие псалмы некоторым братьям.

Когда преподобный принял монашеский постриг, сыну его было четырнадцать лет. Однажды тот пришел в обитель. Увидев его, преподобный сказал:

— Я с Богом, я монах. Если и ты, чадо, хочешь стать монахом, хорошо, если же нет, тогда в следующий раз ты меня уже не увидишь.

Тогда сын спросил его:

— Если я стану монахом, то буду видеть тебя?

— Да. И с того времени ты будешь вместе со мной и со Христом.

— Но мою мать и сестру я уже больше не увижу?

— Ты будешь видеть их за вратами обители, когда они будут приходить в монастырь. Если же исполнишь мое слово, то будешь со Христом и в этой жизни, и по смерти Он Сам сказал: «пустите детей и не препятствуйте приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное» (Мф.19: 14).

И тогда сын его согласился стать монахом. В ту ночь преподобный увидел сон: пришел к нему муж в белых одеждах с сияющим лицом, и просил у него жертву, которую тот держал в руках. И преподобный дал ему. Придя в себя, он понял, что означал тот сон, и захотел испытать своего сына и дважды, и трижды, чтобы узнать, насколько он привязан к родным. Мать и сестра звали его вернуться вместе с ними домой, но он не пошел, говоря:«Я хочу быть с моим Христом и с отцом, а не с вами». Преподобный оставил сына в монастыре еще на сорок дней, и тот, по истечении срока, опять не захотел вернуться к матери. Только после этого святой велел постричь его в монахи; отрок стал вместе с другими братьями вкушать сухую пищу без масла по понедельникам, средам и пятницам, и никуда не выходил из монастыря. Через восемнадцать месяцев отрок, немного поболев, предал блаженную свою душу в руки Божий. Преподобный же прославил Творца за то, что сын его отошел ко Господу монахом.

Случилось однажды преподобному беседовать с одним армянином; своими богомудрыми словами он старался убедить его отречься от своей ереси и соединиться с Соборной и Апостольской Церковью. Он говорил ему, что»человек должен иметь не только веру, но и добродетель, избегать всякого зла, побеждать страсти и следовать заповедям Христа. Ибо только такой и есть настоящий человек». Укрепив его таким образом в православной вере и дав ему множество наставлений, преподобный отпустил новообращенного в мире. Через некоторое время случилось так, что дети армянина вместе с женой, попущением Божиим, были проданы в рабство. Армянин, придя к старцу, поведал ему о своем несчастье. Сжалившись над ним, преподобный попросил у некоторых христолюбцев денег для выкупа порабощенных. Взяв деньги, армянин хотел поскорее вернуться к себе на родину по суше, но преподобный посоветовал ему плыть морем со знакомыми верующими корабельщиками, чтобы не попасть по дороге в руки к разбойникам, которые не только отберут деньги, но и самого его умертвят. Но армянин утверждал, что плыть придется долго, так как нет попутного ветра, и заторопился вернуться домой по суше. Преподобный не хотел отпускать его, уберегая от опасности, открытой ему Божиим Промыслом, но армянин сказал: