История Русской Церкви (1700–1917 гг.)

Перепись дворов продлилась с 1701 по 1707 г., затем вносились поправки, и в 1710 г. она была закончена, получив название Табель 1710 года  [766]. Эта Табель упорядочивала также систему денежного содержания епархиальных управлений и епископов. Доход с определенной части земель, оставшихся за епархиальным управлением, шел на его содержание; прочие имения обеспечивали содержание благотворительных учреждений, школ и больниц. В результате образовались две группы вотчин: так называемые «определенные», предназначенные для содержания церковных учреждений, и «заопределенные», обслуживавшие казну  [767]. К концу правления Петра I подати со второй группы составляли в 1720 г. 31 075 руб., в 1723 г. 42 924 руб. и в 1724 г. 83 218 руб.  [768] Распоряжение царя путем ограничения бюджетного содержания монастырей снизить число монашествующих при его жизни выполнено не было. Разверстка Табели 1724 г. определяла на каждого монашествующего оклад в размере 6 руб. и 5 четвертей зерна с добавкой для настоятеля. Но и эти суммы не всегда выдавались сполна  [769].

Все приказы, и среди них Монастырский, были расформированы, когда с 1720 г. начали работать основанные в 1717 г. коллегии. Камер–коллегия, заведовавшая государственными доходами, согласно указу Петра от 17 августа 1720 г. вместе с функциями Монастырского приказа по управлению имениями унаследовала и его персонал; Штатс–контора как ведомство по контролю за государственными расходами следила за использованием доходов с этих имений  [770]. Через несколько месяцев учреждение Святейшего Синода повлекло за собой новые перемены  [771]. Уже на первом заседании Духовной коллегии было решено запросить царя, как теперь следовало управлять церковными имениями. В конце докладной записки (см. § 3), которая уверяла в «искании интереса Царского Величества», говорилось, будто «Духовный регламент» определил–де, что управление вотчинами должно находиться в ведении Духовной коллегии. Хотя это утверждение не соответствовало действительности, царь удовлетворил просьбу Святейшего Синода (так была переименована Духовная коллегия) и вернул церковные имения под управление церковных властей  [772]. По ходатайству Святейшего Синода прежний Монастырский приказ был восстановлен, но уже как синодальное учреждение, под названием Камер–контора синодального правления; ей поручалось взимать государственные подати и передавать их Камер–коллегии и Штатс–конторе вместе с отчетами. Обе названные коллегии в делах надзора и контроля функционировали в качестве вышестоящих инстанций по отношению к синодальной Камер–конторе, в то время как Святейший Синод обладал директивным правом в отношении своих уполномоченных в епархиях, так называемых комиссаров, которым в свою очередь были подчинены органы управления епархиями и имениями  [773]. С государственной точки зрения эта система себя не оправдала: уже в 1721–1722 гг. податные недоимки от церковных имений составляли 120 000 руб. Ввиду этого Петр I по просьбе коллегий повелел ограничить оклады членам Синода, синодальным чиновникам и содержание монастырям до минимума и выдавать их зерном. Как только особые офицеры–контролеры собрали по епархиям часть недоимок, император разрешил выплачивать оклады пропорционально этим суммам и, лишь вняв настоятельным просьбам Святейшего Синода, он повелел заплатить содержание полностью  [774]. В течение всего процесса секуляризации, особенно же в 1–й половине XVIII в., государственная казна терпела значительный урон от подобных недоимок. Налоговые табели составлялись небрежно, а порой и заведомо неправильно, епархиальные же власти были совершенно незаинтересованы в сборе казенных податей. Кроме того, государственная налоговая система была слишком громоздкой, а отчетность — чрезвычайно сложной  [775].

Вследствие такой административной практики к концу царствования Петра I государственные органы постепенно привыкли считать, что «заопределенные» церковные имения в сущности принадлежат государству. Наибольшая часть налоговых поступлений с церковных земель шла именно с «заопределенных» имений, тогда и утвердилось мнение, что эти средства предназначены исключительно для государственных расходов и Синоду до них дела нет  [776]. В 1724 г. Петр I выразил желание ревизовать налоги с «определенных» имений и повелел Святейшему Синоду «впредь как число людей, так и жалованья им и на церковные потребы, и на домовые расходы непременно определить». Хотя сверстанные штаты 1724 г. так и не вступили в силу при Петре I, но документы об отчислении из общих налоговых сумм денег для церковных учреждений были готовы  [777].

б) В июле 1726 г. Святейший Синод был разделен на два апартамента, из которых второй 26 сентября того же года получил название Коллегии экономии синодального правления. Кроме суда и управления ей вменялось в обязанность «смотрение сборов и экономии и прочее тому подобное по примеру преждебывшего Патриарша разряду и других тогда бывших в Патриаршем ведомстве приказов». Коллегии экономии поручалось «доносить о светских делах Высокому Сенату», другими словами, она была ему подчинена  [778]. В таких условиях Святейший Синод был прежде всего заинтересован в доходах с «определенных» имений, находившихся в распоряжении Церкви. Он просил императрицу Екатерину I оставить эти суммы неизменными, какими они были до штатов 1724 г., ввиду того что штаты эти, по мнению Синода, неправильны  [779]. Верховный Тайный совет по согласованию с Сенатом решил, что установленное Петром разделение на «определенные» и «заопределенные» церковные земли дóлжно сохранить впредь до нового указа. Сенат мог рассматривать синодальную Коллегию экономии как свой орган внутри аппарата церковного управления: она считалась, правда, частью Синода, но состояла из светских чиновников и вела дела упраздненной к тому времени Камер–конторы под административным надзором Сената  [780]. Этот новый порядок не смог преодолеть трудностей сбора налогов: за 8 лет (1724–1732) сумма недоимок возросла до 81 000 руб. Наряду с Коллегией экономии взиманием налогов занялся и сам Сенат, подключив губернские власти и объявив в 1736 г., что фактической причиной дефицита является нерадение монастырских приказчиков  [781]. Дальнейшее развитие привело к тому, что служебный контроль Сената над Коллегией экономии стал еще строже.

В указе Сенату от 15 апреля 1738 г. говорится, что коллегия должна «быть под ведением Сената, а Синоду от сего времени той коллегии не ведать, понеже в оной коллегии состоят сборы и другие экономические дела, которые подлежат к ведению Сената, а духовных дел, какие бы могли касаться до Синода, не бывает»  [782]. По всем делам, касавшимся Коллегии экономии, Святейший Синод обязан был обращаться к Сенату. Независимая от Святейшего Синода, Коллегия экономии начала хозяйничать в церковных имениях хуже татар, как жаловался позднее архиепископ Арсений Мацеевич. Налоговый гнет усугублялся из–за сложности системы сбора. Коллегия экономии требовала налоги в виде подушной подати, в то время как на местах практически сбор производился по дворам. Как следствие, возникали ни с чем не сообразные и непосильные поборы. Так, в 1744 г. в Ростовской епархии на церковных землях при 4412 дворах числилось 16 527 тягловых крестьян, которые все были «заопределенные» и должны были платить Коллегии экономии 4000 руб.  [783] В продолжение 1740 г. все «определенные» церковные имения были переданы в ведение коллегии. «Таким образом, коллегия с 1738 г. оказалась учреждением, от которого почти всецело зависело имущественное положение Церкви»  [784]. Указ от 2 января 1739 г. определял, что управлению Коллегии экономии подлежат даже «после духовных персон оставшие пожитки, и деньги, и всякие вещи». Тем самым отменялась статья 61 «Прибавления» к «Духовному регламенту», согласно которой наследство монахов передавалось Святейшему Синоду  [785].