Птицы небесные. 3-4 части

Отдаленное громыхание вертолета заставило меня оторваться от увлекательного чтения. Я поспешил выглянуть в окно: единственный оставшийся в Абхазии вертолет пролетал совсем рядом над единственным для меня скрытым местом в бесконечных безлюдных горах. «Боже мой! — простонал я. — Как их угораздило именно здесь лететь? Наверняка летят на охоту, и, должно быть, пилоты заметили мою келью!» Когда грохот вертолета немного отдалился, я выскочил наружу и попытался в бинокль определить направление его полета. Похоже, высокопоставленные охотники направились в альпику охотиться на архаров. Машина стала едва заметной точкой и слилась с окружающим зеленым фоном. «Значит, на днях полетят обратно!» На душе захолонуло. И верно: через три дня вертолет вновь пролетел рядом с церковью, так как высота, на которой она стояла — тысяча шестьсот метров, — точно соответствовала высоте пролета любителей пострелять в горах. Я уже не рассматривал пронесшуюся над скалами машину, понимая, что обнаружен, и обреченно сидел в келье, молясь о том, чтобы это дело не получило огласки.

Тем не менее, с неохотой и сожалением, вскоре я покинул свое убежище и начал спуск на Решевей. Нужно было проверить, как устроились в скиту послушники, и заодно помочь им с огородом: картофель и кукуруза быстро зарастали сорняками. В скиту за чаем мы обсудили наши дела. Я, в свою очередь, выслушал историю появления странника в скиту:

— Батюшка, мы своим глазам не поверили! — возбужденно рассказывал послушник, ставя передо мной тарелку с кукурузной кашей. — Смотрим, Анатолий спускается с Цыбихши! Я у него спрашиваю: «Анатолий, почему ты с этой горы спускаешься, ведь Гриб-за в другой стороне?» А он мне: «Аркадий, я все время шел прямо, но почему-то постоянно вверх, а когда поднялся на гору, увидел ваш домик, понял, что это скит, и пошел к нему». — «Так тропа же совсем в другой стороне, где ты смог пройти, если там непролазные заросли?» — говорю ему. А он знай твердит одно: «Не знаю, мне казалось, я все время держался тропы и никуда не сворачивал».

Послушник, рассказывая эту историю, недоуменно разводил руками. Евгений, до этого времени слушавший молча не выдержал:

— Правда, это что-то запредельное, отче! По пути с Грибзы покорить такую вершину! Ведь на нем не было даже ни капельки пота, когда он появился из лесу… Странно. Какой-то удивительный человек!

— Одно слово — странник, — заметил Аркадий, задумчиво глядя в окно. — Теперь на Афон собрался. Даже по-хорошему завидую!

— Куда ему на Афон? Это не Израиль, туда бесплатно не полетишь! — категорично заявил Евгений.

— Если Бог ему поможет, он и на Афоне побывает! — заступился за странника москвич.

— Это верно, — поддержал я его довод. — Таким простецам везде дороги открыты, если они с молитвой паломничают. Кто большую веру имеет, тому Бог быстро помогает…

Все задумались. По-видимому, со странником мы расстались надолго, но так и осталось загадкой, где прошел этот неунывающий простец.

К чаю подошел иеромонах Ксенофонт, спустившийся с ореховой поляны. Сутулясь, он зашел в низкую кухню:

— А я чувствовал, что вы придете, отче! Благословите, — приветствовал он меня. — Для вас новость: хозяева приглашают на хутор Серебряный, хотят показать скрытые ущелья на той стороне Бзыби. Вы пойдете?

— Конечно, можно всем пойти, кому интересно!

Я посмотрел на послушников. Это сообщение их обрадовало.

— А когда собираться, батюшка? — спросил, оживляясь, послушник.

— После прополки огорода, Аркадий.

— А-а-а, понятно… — Похоже, его энтузиазм немного поубавился.

— Ну как твой шалаш, отец Ксенофонт?

— Почти готов, уже можно жить! Хотите взглянуть?

Мы все поднялись на поляну, метрах в трехстах от скита. Низенький, построенный из горбылей шалаш, высотой чуть больше метра и в длину метра два, представлял собой жилище отшельника, который ростом был повыше меня.

— Как же ты в него входишь? На четвереньках? — полюбопытствовал я.

— Ничего, для смирения это полезно! — засмеялся иеромонах.

— Зимой холодновато будет…

На мое замечание начинающий аскет с воодушевлением ответил:

— Благословите приобрести железную печь на Псху. Один человек обещал. С ней, думаю, не замерзну. Помещение ведь маленькое. Я счастлив уже тем, что у меня есть уединение!

Позади этого неказистого сооружения возвышался большой деревянный крест, вкопанный в землю метрах в пятнадцати от шалаша. К этому кресту среди густой травы вела узенькая тропинка, вытоптанная до блеска. Заметив мой недоуменный взгляд, подвижник пояснил:

— Это я хожу по ней туда-сюда и читаю Иисусову молитву. А так я сразу засыпаю, когда сидя беру в руку четки.

— Молодец, хорошее у тебя получилось монашеское правило! — не удержался я от похвалы. — Оно подойдет для всех, кого борет сонливость… Поздравляю, это отличный выход!

Иеромонах с Евгением остались на поляне, а мы с Аркадием спустились в скит. Наедине я спросил послушника:

— Слушай, полагаю, за полтора месяца уже можно составить мнение о человеке, с которым живешь! Что скажешь? Получается у вас совместная жизнь?

— Слава Богу, пока не жалуюсь. Правда, бывает, сильно спорим. Старший из меня совсем не получается. Да и общего у нас очень мало. Поэтому Евгений в основном у отца Ксенофонта находится, а у меня зато больше возможности появилось побыть одному в скиту. Завтра все на прополку огорода соберемся?

— Да, нужно нам наши работы подтянуть, как бы дожди не нагрянули…

Словно в ответ на мои слова вдали глухо зарокотал гром.

Тебя, Боже мой, ждут верные твои, когда Ты заглянешь в их спящие души пресветлым утренним лучом Твоей Божественной любви. Ты исполняешь возвышенные надежды детей Твоих, Господи, а от интриг их и мелочных забот Ты кротко отворачиваешь прекрасный лик Твой, ибо так Ты воспитываешь чад Своих, погрязших в мелочных распрях и забывших о своем спасении и славе Твоей. Ты ясно зришь, до мельчайших деталей, любой добрый помысел, а к немощам нашим Ты долготерпелив, милосердно ожидая изменения сердец наших. Ты не желаешь меня стыдить, когда я не готов к приходу Твоему в недра души моей. Готовность моя — в чистоте сердечного упования на Тебя и на всесильную помощь Твою, ибо в Тебе победа над немощами нашими. Ожидать Тебя, Господи, значит любить Тебя неотрывно, поскольку знаю, что Ты не замедлишь, когда узришь готовность мою и решимость соединиться с Тобою навеки в Божественном единении любви!

СЕРЕБРЯНЫЙ ХУТОР

Возненавидел я душу свою по благому слову Твоему, Христе мой, и неожиданно зрю себя подобием Твоим по Духу Твоему и в Самом Тебе с изумлением… созерцаю обоженное человечество мое. Но когда соединяюсь с Тобой, Боже, во Святом Духе Твоем, исчезает всякое различие между нами и всюду остаешься только Ты, единственный, исполненный величайшей любви и святости. Имя любви — мудрость, имя святости — целомудрие. А то состояние, откуда Ты воззвал меня, заблудшего сына Твоего, есть ад, имя которому — пристрастие. Став любовью, смотрю на Тебя через любовь, ибо Ты изменил очи мои, коими и людей Твоих вижу как святых Ангелов, чьи сердца сияют отражением Твоей Небесной любви.

Окутанное низкими серыми облаками августовское небо словно приумолкло и задумалось. Затем хлынул такой обильный ливень, что пожухлая садовая луговина сразу запенилась пузырями, по дорожкам побежали мутные ручьи. Ласточки, только что реявшие над нашими головами, почти задевая их крыльями, мгновенно попрятались на чердаке и, рассевшись на чердачных балках, поблескивали из-за укрытия бусинками глаз.