Киево-Печерский патерик

Не теръпя же старый врагъ прогнаниа от него, не могый чимъ инемь житию его спону сътворити, и научи злыа человѣкы, да покрадуть его. Не бѣ бо иного ничтоже имѣа, развѣ книгъ. Въ едину же нощь приидоша татие и стрежаху старца, да егда изыдеть на утренюю, и шедше, възмуть вся его. Ощутив же Григорий приход ихъ, — и всегда бо по вся нощи не спаше, но поаше и моляшеся беспрестани, посреди кѣлиа стоа. Помоли же ся и о сихъ, пришедших красти: «Боже, дай же сонъ рабом твоимъ, яко утрудишася всуе, врагу угажающе». И спаша 5 дьней и 5 нощей, дондеже блаженный, призвавъ братию, възбуди ихъ, глаголя: «Доколе стражете всуе, покрасти мя хотяще? Уже отъидета в домы своа». Въставшю же, и не можаху ходити, бяше бо изнемогли от глада. Блаженный же давъ имъ ясти и отпусти ихъ.

Не желая более терпеть гонений от инока, древний враг, не в силах ничем навредить ему, научил злых людей обокрасть его. Он же не имел ничего, кроме книг. Однажды ночью пришли воры и подстерегали старца, чтобы, когда он пойдет к заутрене, войти и взять все его имущество. Но почуял Григорий приход их, — обычно он целые ночи проводил без сна, пел и молился беспрестанно, стоя посреди келий своей. Помолился он и о пришедших обокрасть его: «Боже! Дай сон рабам твоим, ибо утрудились они всуе, врагу угождая». И спали они пять дней и пять ночей, до тех пор, пока блаженный, призвав братию, не разбудил их, говоря: «Долго ли будете вы стеречь напрасно, думая обокрасть меня? Идите теперь по домам своим». Они встали, но не могли идти, так как изнемогли от голода. Блаженный же дал им поесть и отпустил их.

Се увѣдавъ градъский властелинъ и повеле мучити татии. Стужив же сий Григорие, яко его ради преданисуть, и шед, дасть книгы властѣлину, татие же отпусти. Прочиа же книгы продавъ, и раздасть убогым, рекъ тако: «Да не како в беду впадуть хотящии покрасти à». Рече бо Господь: «Не съкрывайте себѣ съкровища на земли, идѣже татие подкоповають и крадуть; съкрывайте же себѣ съкровища на небесехъ, идѣже ни тля тлить, ни татие крадуть. Идеже бо, — рече, — съкровище ваше, ту и сердца ваша». Татие же ти, покаашеся чюдеси ради бывшаго на них, и к тому не възвратишася на пръваа дѣла своа, но пришедше в Печерьский монастырь, въдашася на работу братии.

Об этом узнал властитель города и велел наказать воров. И затужил Григорий, что из-за него осуждены они; он пошел, отдал свои книги властителю, а воров отпустил. Остальные же книги продал, а деньги раздал убогим, говоря так: «Да не впадет кто-нибудь в беду, думая украсть их». Ведь сказал Господь: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небесах, где ни моль не истребляет, ни воры не крадут. Где сокровище ваше, там и сердце ваше будет». Воры же те, ради чуда, бывшего с ними, покаялись и более не возвращались к прежним делам своим, но, пришедши в Печерский монастырь, стали работать на братию.

Имѣаше же сей блаженный малъ оградець, идѣже зѣлие сѣаша и древа плодовита. И на се пакы приидоша татие, и егда взяше на своа бремя, хотящеи отъити, и не възмогоша. И стоаша два дьни неподвижими и угнетаеми бремены, и нача въпити: «Господине Григорие, пусти ны, уже покаемся грѣховъ своих, и к тому не сътворимсицевыи вещи!» Слышавше же черно-ризци, и, пришедше, яша их, и не могаста съвести ихъ от мѣста того. И въпросиша ихъ: «Когда сѣмо приидоста?» Татие же рѣша: «Два дьни и две нощи стоимъ здѣ». Мниси же рѣша: «Мы всегда выходяще, не видехом васъ здѣ». Татие же рѣша: «Аще быхомъ видѣли вас, то убо молилися бы вамъ съ слезами, дабы нас пустилъ. Се, уже изнемогше, начахомъ въпити. Нынѣ же молите старца, да пустить насъ».

Имел этот блаженный Григорий маленький палисадник, где выращивал овощи и плодовые деревья. И на это опять позарились воры, и когда, взвалив на себя ношу, хотели идти, то не смогли. И стояли они два дня неподвижно, под гнетом своей ноши, и начали они вопить: «Господин наш Григорий, пусти нас, мы покаемся в грехах своих и не сделаем больше такого!» Услышали это монахи, пришли и схватили их, но не могли свести с места. И спросили они их: «Когда пришли вы сюда?» Воры же отвечали: «Два дня и две ночи стоим мы здесь». Монахи же сказали: «Мы все время тут ходим, но вас здесь не видали». Воры же сказали: «Если бы и мы вас видели тут, то со слезами молили бы вас, чтобы он нас отпустил. Но вот, уже изнемогши, начали мы кричать. Попросите теперь старца, чтобы он отпустил нас».

Григорий же, пришед, глагола имъ: «Понеже праздни пребывасте всь живот свой, крадущаа чюжаа труды, а сами не хотяще тружатися, нынѣ же стойте ту праздни прочаа лѣта до кончины живота своего». Они же съ слезами моляху старца, к тому не сътворити имъ таковаа съгрѣшениа. Старецьже умилися о них и рече: «То аще хощете дѣлатии от труда своего инѣхъ питати, то уже пущу вы». Татие же съ клятвою рѣша: «Никакоже преслушаемся тебѣ». Григорий же рече: «Благословенъ Богъ! Отселе будете работающе на святую братию, и от своего труда на потрѣбу ихъ приносите». И тако отпусти ихъ. Татие ти скончаше живот свой в Печерьском монастырѣ, оградъ предръжаще; их же, мню, исчадиа и донынѣ суть.

И пришел Григорий, и сказал им: «Так как вы всю жизнь свою пребывали праздными, расхищая чужие труды, а сами не хотите трудиться, то теперь стойте здесь праздно и дальше, до конца жизни». Они же со слезами молили старца, обещая, что больше не совершат такого греха. Старец же смилостивился и сказал: «Если хотите работать и трудом своим других кормить, то я отпущу вас». Воры клятвенно обещались: «Ни за что не ослушаемся тебя». Тогда Григорий сказал: «Благословен Бог! Отныне будете вы работать на святую братию: приносить от труда своего на нужды ее». И так отпустил их. Воры же эти окончили жизнь свою в Печерском монастыре, занимаясь огородом; потомки их, думаю я, живут еще и доныне.

Иногда же пакы приидоша трие нѣции, хотяще искусити сего блаженнаго. И два от них молиста старца, ложно глаголюще: «Сий другъ нашь есть, и осуженъ есть на смерть. Молимъ же тя, подщися избавить его: дай же ему чимъ искупитися от смерти». Григорий же възплакався жалостию, провѣде бо о немъ, яко приспѣ конець житию его, и рече: «Люте человѣку сему, яко приспѣ день погыбели его!» Они же рѣша: «Ты же, отче, аще даси что, то сий не умреть». Се же глаголаху, хотяще у него взяти что, да разделять себѣ. Григорий же рече: «И азъ дамъ, а сий умреть». И въпроси ихъ: «Коею смертию осуженъ есть?» Они же рѣша: «На дрѣвѣ повѣшенъ хощеть быти». Блаженный же рече имъ: «Добре судисте ему, заутра бо сий повѣсится». И пакы сниде въ погребъ, идѣже молитву творяше, да некако умъ ему слышитьземнаго что, ниже очи его видѣта что суетных, и оттуду изнесе оставшаа книгы, дасть имъ, рекъ: «Аще не угодно будеть, възвратите ми». Они же, вземше книгы, начаша смѣатися, глаголюще: «Продавше сиа, и разделимь себѣ». Видѣвши же древеса плодовита, и рѣша к себѣ: «Приидемь в сию нощь и объемлемь плод его».

В другой раз снова пришли трое неизвестных, надеясь обмануть этого блаженного. Двое из них стали молить святого, ложно говоря: «Вот это друг наш, и осужден он на смерть. Молим тебя, помоги спасти его: дай ему, чем откупиться от смерти». Заплакал Григорий от жалости, провидя, что на самом деле приспел конец жизни того, и сказал: «Горе человеку этому, ибо приспел день погибели его!» Они же сказали: «Но если ты, отче, дашь что-нибудь, то он не умрет». Говорили же они это, чтобы получить от него что-нибудь и разделить между собой. Григорий же сказал: «Я дам, но он все равно умрет». И спросил он их: «На какую смерть осужден он?» Они отвечали: «Будет повешен на дереве». Блаженный сказал им: «Точно присудили вы ему, завтра он повесится». После этого сошел он в пещеру, где обыкновенно молился, чтобы не слышать ничего земного и очами не видеть ничего суетного, и, вынесши оттуда оставшиеся книги, отдал им, сказав: «Если это вам не пригодится, то возвратите мне». Они же, взяв книги, стали смеяться, говоря: «Продадим их, а деньги разделим». И увидели они плодовые деревья, и решили: «Придем нынче ночью и оберем плоды его».