Tertium organum

Умственный рост двумерного существа должен идти по пути признания неизвестных ему раньше, общих свойств предметов, вытекающих из их сходного происхождения или сходных функцией, непонятных на плоскости.

Раз двумерное существо признало возможность существования неизвестных ему раньше общих свойств представлявшихся разными предметов, оно уже приблизилось к нашему пониманию мира. Оно приблизилось к нашей логике, для него уже становится понятно общее имя, то есть слово, не как собственное имя, а как нарицательное имя, то есть слово, выражающее понятие.

"Идолы" двумерного существа, препятствующие развитию его сознания -это собственные имена, которые оно само дает всем окружающим его предметам. У него все предметы имеют каждое свое собственное имя, соответствующее его представлению об этом предмете; общих имен, соответствующих понятиям, у него нет. Только отделавшись от этих идолов, поняв, что имена могут быть не только собственные, но и общие, оно получит возможность идти дальше, умственно развиваться, приближаться к человеческому пониманию мира. Иначе самая простая фраза, например

Иван и Петр -- оба люди,

будет иметь для двумерного существа вид абсурда и будет представляться ему приблизительно так:

Иван и Петр -- оба Иваны,

или:

Иван и Петр -- оба Петры.

Иначе говоря, всякое наше логическое положение будет представляться ему абсурдом. Понятно, почему это так должно быть. У него нет понятий; собственные имена, из которых состоит его речь, не имеют множественного числа. Ясно, что всякое множественное число нашей речи будет представляться ему абсурдом.

Где же наши "идолы"? От чего должны избавиться мы, чтобы перейти к пониманию отношений многомерного мира?

Прежде всего, конечно, от уверенности, что мы правильно видим и ощущаем и что реальный мир похож на тот мир, который мы видим. Мы должны мысленно понять всю условность мира, воспринимаемого нами во времени и пространстве, и понять, что реальный мир не может иметь с ним ничего общего. Понять, что идеальный (реальный) мир нельзя представлять себе в формах. И затем понять условность аксиом нашей математики и логики, относящихся к нереальному феноменальному миру.

В математике нам поможет сделать это идея бесконечности. Нереальность конечных величин в сравнении с бесконечными очевидна. В логике мы можем основываться на идее монизма, то есть основного единства всего существующего.

Логика Аристотеля и Бэкона в основе своей дуалистична. Если мы действительно глубоко проникнемся идеей монизма, мы победим "идола" этой логики.

Основные аксиомы нашей логики сводятся так же, как математические аксиомы, к тождеству и противоречию. В глубине их всех лежит признание одной общей аксиомы -- именно, что всякое данное нечто имеет нечто, ему противоположное; поэтому всякое положение имеет противоположение, всякая теза имеет антитезу. Бытию всякой вещи противополагается небытие этой вещи. Бытию мира противополагается небытие мира. Субъекту противопоставляется объект. Субъективному миру -- объективный. "Я" -- противопоставляется "не-я". Движению -- неподвижность. Переменности -- постоянность. Единству -многообразие. Истине -- ложь. Добру -- зло. И в заключение -- вообще всякому А противопоставляется не-А.

Признание реальности этих разделений необходимо для принятия основных аксиом логики Аристотеля и Бэкона, то есть необходимо абсолютное и бесспорное признание идеи двойственности мира -- дуализма. Признание нереальности этих разделений необходимо для начала постижения высшей логики.

* * *

В самом начале этой книги мы должны были признать как факт существование мира, и сознания, -- то есть "я" и "не-я", или признать реальность двойственного деления всего существующего, потому что все другие противоположения вытекают из противоположения "я" и "не-я".

Дальше мы пришли к признанию возможности расширения сознания до полного поглощения им всего мира. Мы признали, что одно "я" может включить в себе все "не-я". Мы признали, что разделение "я" и "не-я" условно, что оно необходимо на известной стадии познания мира, но что оно само отрицает себя, когда познание переходит на высшую ступень. Двойственность есть условие нашего познания феноменального (трехмерного) мира. Она является орудием нашего познания. Но когда мы приходим к пониманию ноуменального мира (или мира многих измерений), эта двойственность начинает нам мешать, является препятствием к познанию.

Это наш главный "идол", от него мы должны избавиться.

Двумерное существо, чтобы постигнуть отношения вещей в трех измерениях и нашу логику, должно отказаться от "идола" -- абсолютной индивидуальности предметов, которая позволяет ему называть предметы только собственными именами.

Мы, для того чтобы постигнуть мир многих измерений, должны отказаться от идола двойственности.

Но применение монизма в практическом мышлении наталкивается на непреодолимое препятствие нашего языка. Наш язык не может выразить единства противоположностей, точно так же как он не может выразить пространственно отношения причины к следствию. Поэтому мы должны быть готовы к тому, что все попытки выразить на нашем языке металогические отношения будут казаться абсурдами, и на самом деле будут только намекать на то, что мы хотим выразить. Так формула:

А есть А и не-А

или

всякая вещь есть А и не-А,

представляющие собой основную аксиому металогики, выраженную в нашем языке понятий, -- с точки зрения нашей обычной логики звучит как абсурд и по существу не верна.

Мы должны быть готовы к тому, что на нашем языке нельзя выразить металогических отношений.

Формула "А есть А и не-А" не верна, потому что в мире причин нет самого противоположения А и не-А. Но мы не можем выразить действительного отношения. Правильнее было бы сказать:

А есть все.

Но и это было бы не верно, потому что А есть не только все, но и любая часть всего.

Вот этого именно наш язык не может выразить. И к этому именно мы должны приучить свою мысль.

* * *

Думая, например, о своем сознании, мы должны перестать считать его -или индивидуальным, или частью мирового сознания. Представляя себе возможность сохранения сознания после смерти, мы не должны спрашивать себя, сохранится ли индивидуальность нашего сознания, или оно сольется с бесконечным сознанием мира и потеряется в нем. В книжке "Les Indes sans les Anglais", которая вспоминается мне по этому поводу, Пьер Лоти ставит именно этот вопрос. Он едет в Индию, чтобы познакомиться с индийской мудростью и главным образом со взглядом индийской философии на смерть. По его мнению, европейская мысль (христианская) не может отказаться от идеи индивидуального существования сознания после смерти, а мысль Востока совершенно отказывается от этой идеи и примиряется с тем, что сознание разольется во всем мире, перестав быть как индивидуальность. Лоти не может примириться с этой идеей "прекращения личности", и он очень красиво описывает состояние духа человека, стремящегося найти ответ на вопрос -- останется ли он самим собой после смерти, потому что для европейского ума ценно только такое продолжение существования.

Взгляд Лоти очень типичен. Это характерное проектирование в мире причин отношений нашего трехмерного мира. Но наше сознание не феноменально, а ноуменально. Оно не подлежит законам трехмерного мира. Оно не должно быть или индивидуальным, или частью мирового сознания. И оно не может быть одним до смерти тела и другим после смерти тела. Если оно существует, то оно существует неизменно, меняется только его проявление в нашей сфере. Как ноумен, оно должно совмещать в себе все возможности, быть и А, и не-А, то есть одновременно быть и индивидуальным, и частью мирового сознания, и отражением всего мирового сознания.

Мы должны понять, что оно не может быть таким или другим, а должно быть и таким, и другим. Каждое индивидуальное сознание есть отражение всего мирового сознания, и оно не может быть частью чего-либо.