Духовный лик Польши. Католики и католичество

Вот очень резкое и определённое заявление о праве святого апостола Петра: «Тебе дам» и Римская Церковь — «Глава всех Церквей». Но как же совместить это со столь же решительным протестом его против «вселенскости» против «власти», «повелений», даже до определения таковых, как «предтечей Антихриста?»

Полагаю, что:

1. Преимущество у Римской Церкви сначала было, как у старшей сестры, а в словесном, не юридическом, смысле можно сказать потому и «главы», но на Четвёртом Вселенском Соборе (в Халкидоне — где я сейчас это пишу — «Кади-кией» — «город судьи», а может быть, это вывороченное Ха-лки-дон? — Ка-ки-дей — Ка-ди-кей — перестановка тем более понятная, что это уже слово турецкое. «Стамбул», как известно, вышло из «Ис-тин-полин» — «в город». Или русская перестановка: шо-ссе — са-ша; бух-гал-тер — бул-гах-тер; фельд-шер — фер-шал; Сор-та-валан — Сер-до-боль, город в Финляндии близ Валаама) и Константинопольский приравнен был к Римскому по чести, столицы ради. А когда Рим перестал быть столицей (готы), то и вовсе выдвинулся Константинополь. Всё это так понятно и психологически естественно.

2. Затем некоторые преимущества даны были Господом апостолу Петру, но не начальнические, а старшего брата, что заставило с уважением относится к Римской Церкви, точнее, с любовью.

3. Значение же столицы, в начале христианства и до Константина Равноапостольного, ещё больше увеличило значение Римского первосвященника.

4. История Соборов показала, что папы были более устойчивы в вере, это понятно, ибо у них мышление юридически воспитанное и <неразб.> неувлекающееся, вообще они были более упрощённы, а потому легче выбирали «средний» путь. Всё это создавало общее впечатление («всем известно») о Риме как центре, т. е. главном городе. У нас в России долго спорили: Москва или Владимир? Москва или Киев? Отсюда начало Руси… Здесь предание о святом апостоле Андрее, и всё же история оказалась сильнее…

Можно признавать первенство, но старшей сестры. Без властности… В таком смысле святой Григорий признавал. Вот какое значение он влагал в своё «первенство».

ПЕРВЕНСТВО, НО НЕ НАЧАЛЬСТВО РИМСКОЙ ЦЕРКВИ

Нижеследующее письмо историк считает очень важным, где вопрос о «правах» выясняется будто бы «а toute sa hauteur» (во всей высоте).

Посмотрим!

«Ваша любезная (deliciense) святыня в своих письмах говорите мне много о кафедре святого Петра, князя апостолов, утверждая (соб. disant — говоря), что он председательствует там и доселе чрез своих преемников. Что касается меня, то я считаю себя недостойным не только председательствовать, но даже быть в числе помощников. Но во всяком случае Ваши слова доставили мне удовольствие потому, что тот, кто говорит мне о кафедре святого Петра, сам занимает ту же кафедру святого Петра. Исключительная (special — особая, выделяющая меня) честь мне нисколько (aucunement) не приятна (Вот слова, согласующиеся с другим письмом), а между тем, я читал с большою радостью то, что Вы мне написали, потому что Вы сказали это себе же о Вас самих (рагсе que vous vous 1'etes dit a vous-meme) (То есть то, что Вы сказали мне, это же относится и к Вам, посему я не за себя радуюсь, а за Вас). Ибо (!) кто не знает, что Святая Церковь основана на твёрдости князя апостолов, твёрдость души которого была засвидетельствована (обеспечена — garantie) и самим именем — «Камня» (Петра — Pierre) и которому Сама Истина изрекла: «Я тебе дам ключи Царства Небесного»; и ещё: «А когда ты обратишься, то утверди братьев твоих»; и, наконец: «Симон, сын Ио ны (Кстати, уже не Петр и не просто Симон, как обычно звал его Господь, — а Симон, сын Ионы, — естественный человек, — упрёк (ср. не сей ли «сын тектонов»)), любишь ли Меня? — Паси овцы Моя». Таким образом, хотя было много апостолов, однако лишь престол князя апостолов имеет преимущество по власти (pour l'autorite) (Нужно посмотреть в латинский текст) по причине его достоинства (principante); а этот престол один и тот лее в трёх местах. Ибо Пётр основал престол там, где он почил и где кончил свою настоящую жизнь, — разумею — Рим; он же освятил престол там, куда послал евангелиста Марка, ученика своего, — разумею — Александрию; и он же учредил тот престол, который он потом должен был оставить после пребывания на нём в течение семи лет, — разумею — Антиохию. И следовательно, так как все они в сущности один и тот же престол одного и того же (апостола Петра) и лишь занимаемый теперь, по Божественной власти, тремя епископами, то всё то, что я слышу хорошего о вас, я приписываю себе самому (То есть считаю своим благом, радуюсь: любящий радуется другим). А если вы думаете, что во мне есть сколько-нибудь хорошего, то отнесите это к вашим заслугам; ибо мы суть едино в Том, Который сказал: «Да будут все едино; как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так да будут и они едино в Нас» (Ер. 40).

Нужно прочитать на латинском языке. А то иное словечко изменяет смысл и тон.

Но всё равно: вот единство во множестве. Вот смирение при первенстве. Такого бы и мы признали «старшим». А то — «власть».

Конечно, и это письмо можно извратить, но общий тон — такой смиренный и любвеобильный.

А, кроме того, и в Антиохии признается престол Петра. И, конечно, если бы политический центр был тогда в Антиохии, то, без сомнения, Антиохийский патриарх при желании тоже мог бы считать себя главою Церкви и наместником апостола Петра.

Даже допустив, что преемниками апостола Петра являются по преимуществу (не более того) Римские папы, остается вопросом, и далее для нас не требующим ответа: почему всё то, что было в апостоле и сказано ему, перешло: 1) его преемникам, и 2) на все веки, и 3) приурочено к одному месту? Тогда и дурное нужно относить: «Отойди от Меня, сатана, ты говоришь не то, что Божие, а что человеческое». Троекратное отречение с троекратным прощением («Любишь ли?») и т. д.

Пусть и ключи бы ему даны (и всем повторено то же, ср. 16 и 18 гл.), но почему и преемникам? И т. д. и т. д.

Кстати. Если бы апостол Пётр сам считал столь важным, существенно-необходимым принцип своего начальства (это ведь в сущности новый догмат, поскольку без апостола Петра и спасаться нельзя: к Отцу — токмо Мною, а к Христу — токмо Петром?), то для большего подтверждения (ведь дело идёт не о нём, как лице, а о спасении душ, — тут уж обязанность, долг выяснять всё до конца) он бы сам в «своём» Евангелии (Марково со слов апостола Петра написано) должен всё это подтвердить, повторить, закрепить. А между тем, — и это замечательно! — в Евангелии от Марка нет решительно ни одного из этих тезисов: 1) ни о ключах (у Мф. 16), 2) ни «утверди братьев» (Лк. 22), ни 3) «паси агнцы Моя» (Ин. 21).

Конечно, здесь объясняется смирением. И правильно! Но такое смирение естественно и нравственно дозволительно, когда касается лица, а не принципа, второстепенного, а не существенного. Следовательно, сам апостол Пётр не считал важным вопроса о первен стве власти, ибо его не было (см. подробнее «Мысли о католичестве») (р. 287).

И, наконец, ещё пишет тут же:

«Есть нечто, что меня связывает с Александрийской Церковью особенно тесным образом и обязывает любить её более сильно, ибо всем известно, что блаженный евангелист Марк был послан в Александрию святым Петром, учителем его. Посему мы так связаны этим единством учителя и ученика, что мы оказываемся председательствующими: я — на престоле ученика ради учителя, а Вы — на престоле учителя ученика ради» (Ер. 60) (р. 287).

Как прекрасно! Вот любовь. Такой даже хочется подчиняться. Но она сама отказывается господствовать. А то и другое и образуют единство, творят согласие.

Посему это — вопрос веры (спасения).

«Я был бы весьма нескромен, если бы не умел различать то, что необходимо для сохранения единства веры и церковного согласия, от того, что я должен делать для простого смирения (укрощения) надмения» (Ер. 15 к императору Маврикию, убеждавшему не поднимать «скандала» из-за пустого дела (cause de neant.) p. 286).