История Русской Церкви (1700–1917 гг.)

Отзыв Святейшего Синода был получен уже 12 января 1769 г. Принципиальные возражения вызвали только параграфы первой части, например, совершенное умолчание о высшем духовенстве, равно как и о малороссийском, которое по закону обладало особыми привилегиями. Но главное несогласие было связано с отнесением духовенства к «среднему роду людей». Вместо различения между белым и черным духовенством, по мнению Святейшего Синода, следовало бы применить разделение по другому принципу, «понеже в духовенстве иные суть правительствующие, яко–то: митрополиты, архиепископы, епископы, архимандриты, игумены, протоиереи, а другие правительствуемые, яко–то: иеромонахи, священники, протодьяконы, диаконы, иподиаконы и другие церковнослужители, то посему и следует духовенство, вместо того чтоб одну его часть именовать белым, разделить на низшее и высшее духовенство, дабы под именем первого заключалися лица правительствующие, под именем второго — правительствуемые. И как нижнему, названному белым, духовенству права от комиссии о среднем роде людей назначены, то справедливо требуется, чтоб и высшему положены были» (§ 2). Духовенство не следует относить к «среднему роду», «но в особливом роде положено б было; а в каком, в сравнении других родов, степени — сие единственно зависит от милосердой воли Ее Императорского Величества благочестивейшей мМонархини нашей, ибо все духовные по званию своему суть пастыри и учители всякого рода людей». При этом Святейший Синод ссылается на указ Петра Великого от 1714 г., по которому дворянам разрешается вступать в духовное сословие, указывает на привилегии украинского духовенства, которое приравнено к чиновничеству и шляхте аналогично тому, как то было в Византии, где духовенство в сословном отношении было уравнено с дворянством.

В своем ответе подкомиссия сообщила Святейшему Синоду, что «не имела намерения обще всему духовенству права предписывать, но единственно одной его части, то есть той, которые сожитием своим плотским в правы мирские входят». Предлагаемое Синодом подразделение духовенства «относится к догматам веры и к праву церковному… что уже до частной комиссии… принадлежать не может»  [597]. В соответствии с этим подкомиссия решила оставить неизменным соответствующий текст закона, коль скоро духовные лица являются «гражданами», т. е. городскими жителями, и в силу такого сословного положения, а вовсе не в силу их духовного звания находятся в мирском «сожитии».

С тех пор как епископы малороссийского происхождения осмелились в 1764 г. возражать против предполагавшейся секуляризации церковных земель, недоверие императрицы к епископату с особой силой обратилось именно на малороссиян. В том же году Екатерина в одном из своих писем говорит о «ненасытном властолюбии» выпускников Киевской Академии и начинает при епископов предпочитать великороссов. Судя по спискам членов Святейшего Синода, малороссы и сюда стали назначаться лишь изредка  [598]. С особой силой эту политику императрицы пришлось ощутить на себе Ростовскому митрополиту Арсению Мацеевичу.

Проведение в жизнь указов Петра III совпало по времени с воцарением Екатерины II, это побудило Арсения Мацеевича подать государыне свое очередное доношение, отправленное с нарочным. Последний прибыл в разгар коронационных торжеств, и писание Арсения осело в архиве, вероятно не без вмешательства архиепископа Димитрия Сеченова, как то предполагает биограф митрополита Арсения  [599]. 18 июля 1762 г. произошло историческое событие, которому было суждено определить позицию императрицы по отношению к малороссийскому епископату: на созванном по высочайшему повелению совместном заседании Сената и Святейшего Синода великорусские иерархи, Димитрий Сеченов и Рязанский епископ Палладий Юрьев, поддержали проект Сената, в то время как малороссы — Тверской епископ Афанасий Вольховский, Псковский епископ Гедеон Криновский и Петербургский архиепископ Вениамин Пуцек–Григорович, протестовали против него  [600]. Сенат намеревался с каждого рубля подушной подати крестьян отчислять 50 коп. в пользу Синода, а в остальном предоставить управление церковными поместьями самой Церкви. Афанасий счел остающуюся сумму недостаточной для покрытия расходов епархиальных управлений, монастырей и семинарий. Он требовал полного возврата церковных земель и выразил готовность взамен этого гарантировать казне сумму в 300 000 руб. на благотворительные цели. В ответ на это Димитрий Сеченов предложил образовать смешанную светско–духовную комиссию для перевода епархиальных управлений на казенное содержание. Впоследствии это предложение было подхвачено Екатериной  [601]. Под давлением своего окружения и сенатора князя Я. П. Шаховского, авторитет которого как бывшего обер–прокурора был довольно высок, а также ввиду чрезвычайной сложности проблемы церковных вотчин, запутанной к тому же разногласиями в самом Синоде, императрица решила для начала обратиться за советом к старому сотруднику Елизаветы, графу А. П. Бестужеву–Рюмину, с которым, впрочем, еще ранее успел снестись Арсений. 12 августа 1762 г. Екатерина II издала манифест, в котором церковные поместья передавались в управление Церкви со следующей оговоркой: «Не имеем Мы намерения и желания присвоить себе церковные имения, но только имеем власть предписывать законы о лучшем оных употреблении на славу Божию и пользу отечества». В манифесте объявлялось об учреждении смешанной светско–духовной комиссии для обсуждения данной проблемы  [602]. Арсений был хорошо осведомлен о разногласиях в Синоде через епископов–украинцев. Манифест ему не понравился. «Что же после воспоследует, судьбы Божии не знаю», — пишет он Костромскому епископу Дамаскину Аскаронскому (1758–1769). «Нам только надлежит Богу молиться, — продолжает Арсений далее, — дабы Церковь свою помиловал, якоже миловал во время Алексия св., митрополита Московского, за татарскую державу (т. е. при власти татар. — Ред.)»  [603]. В неделю православия, 9 февраля 1763 г., Арсений совершил перед собором ростовского духовенства праздничное богослужение с положенным анафематствованием еретиков и врагов Церкви, в текст которого он сделал, однако, собственные дополнения. «Вси насильствующии и обидящии св. Божии церкви и монастыри, отнимающе у них данная тем… имения… яко крайние врази Божии, да будут прокляти», — таков был отредактированный Арсением текст, торжественно провозглашенный протодиаконом во время богослужения. При всем том Арсений, которого, к его великой досаде, не пригласили на коронацию, рассчитывал на встречу с императрицей, так как она намеревалась прибыть в Ростов на переложение мощей святителя Димитрия Ростовского в новую серебряную раку, устроенную усердием императрицы Елизаветы Петровны. Но Екатерина все откладывала свой приезд  [604].

Между тем была образована объявленная в манифесте комиссия для обсуждения проблемы церковных имений, а 29 ноября 1762 г. — снабжена особой инструкцией. Ее членами из числа духовенства были архиепископ Димитрий Сеченов, новоназначенный Петербургский архиепископ Гавриил Кременецкий, на которого Димитрий мог рассчитывать как на своего сторонника, и молодой, только что посвященный Переяславский епископ Сильвестр Старогородский, разделявший взгляды Арсения, но не имевший мужества высказать их в комиссии. Среди пяти светских членов комиссии заслуживают упоминания обер–прокурор князь А. С. Козловский и особенно — энергичный государственный секретарь императрицы Г. И. Теплов, который развил в комиссии чрезвычайную активность  [605]. Арсений получил экземпляр инструкции от 29 ноября, доставленный ему лично Сильвестром в феврале 1763 г. Ознакомившись с ней, а также поняв, что высочайший визит откладывался на неопределенное время, Арсений решил ускорить дело. 6 марта 1763 г. он отправил в Святейший Синод свое первое доношение  [606], в котором критиковались манифест от 12 августа и инструкция от 29 ноября.