Но кому уподоблю род сей?

Одна из приведенных выдержек («смиритесь пред Господом») дает ответ на вопрос, какое именно смирение имеет в виду Иисус, и как взаимоотносятся смирение пред Богом со смирением перед человеками. И разве Иисус казался Сам всегда смирен пред людьми? Откроем Писание: «Вошел Иисус в храм Божий, и выгнал всех продающих и покупающих в храме.» (Мф 21:12), — попробуйте представить себе Иисуса смиренно выгоняющего торговцев из храма...

«Думаете ли вы, что Я пришел дать мир земле? Нет, говорю вам, но разделение.» (Лк 12:51); «порождения ехиднины!» (Мф 12:34); «пойдите, скажите этой лисице...» (Лк 13:32). Разве в сих отрывках есть хоть что-нибудь, указывающее на смирение пред людьми?! Приходится признать, что если Христос и призывал к смирению пред людьми, то лишь в той степени, в какой сие соответствовало воле Божией, смирению пред Господом.

Читаем далее: «Должно повиноваться больше Богу, нежели человекам.» (Деян 5:29); «Не подчиняйся человеку глупому, и не смотри на сильного.» (Сир 4:31). И даже более того: «Ни сыну, ни жене, ни брату, ни другу не давай власти над тобою при жизни твоей.» (Сир 33:19). Об этом же и слова Павла: «Вы куплены дорогою ценою; не делайтесь рабами человеков.» (1 Кор 7:23). Именно смирение пред Господом и познаваемая сим воля Божия должна определять Христовым сонаследникам их отношения с другими людьми, и, конечно же, могут возникать ситуации, подобные той, когда Иисус говорит Петру: «Отойди от Меня, сатана!» (Мф 16:23). Где тот актер, который произнесет такое смиренно?!

Здесь нельзя упустить, что вопрос гордыни пред людьми должен рассматриваться чрез призму исполнения или неведения воли Божией. К нашей теме прямейшее отношение имеют слова Апостола: «Если мы выходим из себя, то для Бога; если же скромны, то для вас.» (2 Кор 5:13). Иначе говоря, если воля Божия состоит в том, человек, ее исполняющий, может повести себя так, что это может быть иными истолковано как гордыня. Дабы предвосхитить всевозможные недоразумения, мы должны тут же оговориться, что в решении вопроса проявления того, что может или не может быть истолковано как гордыня, надо решительно отделить себя от гнева, не говоря уже о насилии, ибо «гнев человека не творит правды Божией.» (Иак 1:20), — как пишет Иаков, а Павел призывает: «Гневаясь, не согрешайте: солнце да не зайдет во гневе вашем. И не давайте места диаволу. Всякое раздражение, и ярость, и гнев, и крик, и злоречие со всякою злобою да будут удалены от вас.» (Еф 4:26,27,31). Почитаем и Ветхий Завет: «Глупца убивает гневливость, и несмысленного губит раздражительность.» (Иов 5:2); «Не будь духом твоим поспешен на гнев; потому что гнев гнездится в сердце [!] глупых.» (Ек 7:9). Посему при всяком случае, связанном то ли с раздражением, то ли с яростью, то ли с гневом, то ли со злоречием и всякою злобою и речи быть не может об исполнении осознанной, познанной воли Божией. Вот вам и «гнев праведный» в отношении человека. Выделив в только что цитированном фрагменте слово «ярость», обратим внимание на слова из жития некоего почитаемого за святого человека, который умел соединить кротость с яростью. За сим чудотворцем числится целый ряд и других подвигов, однако величайшее чудо его состоит именно в этом — в умении соединить с кротостью ярость, ибо легче насытить толпу несколькими каменными сухарями, ходить по воде, отверзать очи слепым, оживлять мертвых, двигать горы, нежели сделать то, что невозможно сделать ни с какой точки зрения — ярость несовместима с миром, кротостью, смирением, смиренномудрием.

Мы не собирались приводить в настоящей книге синоптичных нашему мнений, не относящихся к древней христианской литературе, но один из таких фрагментов, выдержку из Иоанна Лествичника, с которым мы, вообще говоря, далеко не во всем согласны, мы не можем обойти вниманием, настолько важна и точна она и в концептуальном аспекте с точки зрения изъяснения сути установления внутреннего безмолвия, и — самое главное — с точки фения практического осуществления этой задачи для читателя, коему все, писанное в сей книге, представляется чем-то большим, нежели развлечением. Итак: «Если признак крайней кротости состоит в том, чтобы и в присутствии раздражающего сохранять тишину сердечную и залог любви к нему; то, без сомнения, крайняя степень гневливости обнаруживается тем, что человек наедине сам с собою, словами и телодвижениями как бы с оскорбившем его препирается и ярится.» («Лествица» 8:13).

Обращаем внимание читателя, что Иоанн Лествичник говорит о признаках крайних степеней того, что связано с миром. Но ведь существуют и степени, лежащие между этими краями. Человек, например, может наедине сам с собою как бы с собеседником «мирно» спорить по некоторым вопросам. Но, если мы задумаемся над этим, то откроем совсем иной смысл завета Иисуса: «Не заботьтесь наперед, что вам говорить, и не обдумывайте...» (Мк 13:11). Мы, как нам кажется, сказали достаточно, дабы понять, почему нельзя обдумывать и заботиться наперед, что говорить. Вместо этого нужно хранить мир. И, если исполните этот завет, сохраняя мир, освобождая место для сходящей свыше мудрости, освобождая место для Духа Святаго, сии заботы устранятся сами собой, и «что дано будет вам в тот день и час, то и говорите: ибо не вы будете говорить, но Дух Святый.» (Мк 13:11).

В качестве итога промежуточного этапа этой главы сделаем замечание, что кому-то из читателей может показаться, что смирение пред Богом антитетично дерзновению к Богу, о коем столько было сказано в предыдущей главе. Однако это далеко не так, и, прежде всего, потому, что оба эти понятия имеют свои собственные антитезы. Если смирение противопоставляется гордыне как упованию на свои собственные силы в познании мудрости века сего, то противопоставлением дерзновению является боязливость в получении познания от Бога, познания совершенного, сомнение в получаемом или тем паче отвержение мудрости, сходящей свыше. А мы надеемся, читатель не станет сомневаться в бессмысленности всерьез ставить на одну чашу весов гордыню упования на свои силы и боязливость. Таким образом, как видит читатель, и здесь все стоит на своих местах.

Мы остались в долгу перед читателем в части данного в прошлой главе обещания завершить изложение темы поста в отношении учеников Иоанновых и самого Иоанна Крестителя. Тогда мы сказали, что в отношении изоляции учеников фарисейских от Божественного знания не может быть двух мнений. А как быть с Иоанном Крестителем?

Как уже может догадаться читатель, вопрос поста Иоаннова имеет более чем непосредственное отношение к нынешней теме. Действительно, вспомним: «Пришел Иоанн Креститель: ни хлеба не ест, ни вина не пьет...» (Лк 7:33; Мф 11:18). Владея ключом изложенного нами словаря символов, мы можем понять, что Иоанн Креститель олицетворяет безмолвие, сохраняемое за счет отказа от того, что входит во чрево, и от бессознательного знания. Но ведь помимо того, что Иоанн есть Креститель, он же и Предтеча Христа, для Коего должно было приготовить пути, прямыми сделать стези Ему (Мф 3:3; Мк 1:3; Лк 3:4). И Иоанн Креститель не пребывал в безмолвии, но сам собою безмолвие символизировал! Эта образность столь же проста, сколь и несравненна по глубине мудрости: коль скоро позволительно говорить о рождении Христа в сердце верующего, то Предтечей Христа в его сердце должен быть мир и безмолвие, которые приносите сердце Иоанн Креститель!

Если к величию сей мудрости стоит прибавлять что-либо, сказанное о посте, то пусть первым будет фрагмент «Пастыря» Ерма: «Бог не хочет такого [обыкновенного, понимаемого буквально] суетного поста; ибо постясь таким образом [по обыкновению], ты не совершаешь правды. Постись же Богу следующим постом: не лукавствуй в жизни своей, но служи Богу чистым сердцем; соблюдай заповеди Его, ходи в Его повелениях, и не допускай никакой злой похоти в сердце твоем... прежде всего воздерживайся от всякого дурного слова и злой похоти, и очисти сердце твое от всех сует века сего...» (111.5:1,3). Фрагмент «Пастыря» Ерма стоило привести еще и потому, что он созвучен обличению пророков Захарии и Исайи: «Скажи всему народу земли сей и священникам так: когда вы постились и плакали в пятом и седьмом месяце, притом уже семьдесят лет, для Меня ли вы постились? для Меня ли? И когда вы едите и когда пьете, не для себя ли вы едите, не для себя ли вы пьете?» (Зах 7:5,6); «Они вопрошают Меня о судах правды, желают приближения к Богу: «почему мы постимся, а Ты не видишь? смиряем души свои, а Ты не знаешь?» — Вот, в день поста вы исполняете волю вашу... Вы поститесь для ссор и распрей... Таков ли тот пост, который Я избрал?.. Это ли называешь постом и днем угодным Господу?» (Ис 58:2-5). Тому, кто воспринял символический язык хотя бы в отношении поста, должны быть ясны глубина греха и полный абсурд буквы: «в день поста вы исполняете волю вашу».