Святые в истории. Жития святых в новом формате. VIII-XI века

– Ты ли тот, кто постриг боярина и скопца без моего повеления? – спросил его Изяслав, вызвав на княжеский суд.

– По благодати Божией я постриг их, по повелению Небесного Царя и Иисуса Христа, призвавшего их на такой подвиг, – ответил Никон.

– Или убеди их вернуться по домам, или же и ты заточен будешь, и те, кто с тобою, а пещеру вашу засыплю.

Никон наотрез отказался повиноваться княжескому приказу, сказав:

– Если, владыка, угодно тебе так поступить, делай, а мне не подобает совращать воинов Царя Небесного.

Узнав о допросе Никона и княжеских угрозах, Антоний с братией покинули пещеру и пошли искать себе другое место. Но жена князя Изяслава княгиня Гертруда, дочь польского короля Мешко II, узнав об этом, пришла в ужас. Она напомнила мужу, что у нее на родине все несчастья короля Болеслава начались сразу же после того, когда он изгнал из королевства черноризцев. Князь Изяслав послал своих дружинников срочно возвратить авву Антония.

С трудом разыскали в лесах княжеские посланцы монахов, которые успели отойти довольно далеко от Киева, но еще сложнее было уговорить их вернуться обратно. Три дня умоляли они Антония с братией возвратиться на киевские земли. Наконец, монахи сжалились над дружинниками, которым князь иначе велел не возвращаться домой.

Возможно, Феодосий тоже был участником всех этих беспокойных событий или же они случились незадолго до его появления в Киеве, но точно были у всех на слуху.

Еще больше душевных волнений Феодосию принесла встреча с матерью.

Она долго искала его в Курске и в соседних городах и, как говорится в житии, «не найдя сына, горько плакала, бия себя в грудь, как по покойнику». Была объявлена крупная денежная награда всякому, что сообщит ей любые сведения о Феодосии, и кто-то вспомнил, что видел похожего по описаниям человека в Киеве: незнакомец в нищенской одежде хотел принять постриг в монастыре.

Мать Феодосия немедленно отправилась в Киев, обошла все монастыри и, наконец, добралась до пещеры аввы Антония.

Женщина выдала себя за благочестивую паломницу и стала просить о встрече с Антонием. «Я, мол, долгий путь прошла, чтобы побеседовать с тобой, и поклониться святости твоей, и получить от тебя благословение», – рассказывает Нестор.

Старец к ней вышел, они стали разговаривать, и под конец беседы женщина как бы ненароком спросила, не здесь ли находится ее сын, Феодосий: «…уж очень горюю я о нем, ибо не знаю, жив ли он».

– Здесь твой сын, и не плачь о нем – жив он, – ответил старец.

– Так почему же, отче, не вижу его? Немалый путь проделав, дошла я до вашего города, чтобы только взглянуть на сына своего. И тогда возвращусь восвояси, – приступила к нему с просьбами мать Феодосия.

Антоний велел прийти ей завтра, пообещав поговорить с Феодосием, – на том пока и расстались.

Но как ни уговаривал старец Феодосия выйти к матери, тот ни за что не соглашался.

Как считает Георгий Федотов, сравнивший «Житие Феодосия» с похожими историями из древних патериков, где суровые юные иноки тоже отказывались видеть своих матерей (Феодор Освященный, Пимен, Симеон Столпник), случай с Феодосием все же был особый.

«Видимая непреклонность у русского святого имеет совсем другое основание: не суровость, а робость, неуверенность в своих силах перед властным деспотизмом материнской любви…» – пришел к выводу российский исследователь.

Похоже, Феодосий и впрямь опасался, как бы мать, придя в неистовство, не поволокла его силой домой, а он, из жалости и любви к ней, не стал бы сопротивляться.

Когда на следующий день авва Антоний сообщил женщине, что сын не желает к ней выходить, она сразу переменила свой елейный тон и с криками набросилась на старца.

В гневе кричала она, будто бы он силой захватил ее сына, спрятал, держит взаперти, и пригрозила лишить себя жизни на пороге пещеры, если к ней не приведут Феодосия. Судя по ее исступлению, она вполне была на такое способна.

Антоний сильно опечалился, снова пошел уговаривать Феодосия, и, как сообщает житие, «не посмел тот ослушаться старца и вышел к ней».

«…Она же, увидев, каким изможденным стал сын ее, ибо и лицо его изменилось от непрестанного труда и воздержания, обняла его и горько заплакала. И, насилу успокоившись немного, села и стала уговаривать слугу Христова, причитая: „Вернись, чадо, в дом свой и все, что нужно тебе или на спасение души, – то и делай у себя дома как тебе угодно, только не покидай меня“.

Феодосий сказал матери: „Если хочешь видеть меня постоянно, то оставайся в нашем городе и постригись в одном из женских монастырей. И тогда будешь приходить сюда и видеться со мной. Притом и душу свою спасешь. Если же не сделаешь так, то – правду тебе говорю – не увидишь больше лица моего“».

Не раз еще мать приходила в Берестово к пещере, пока наконец не объявила: она решила остаться в Киеве и принять монашество.

Антоний, побеседовав с ней, лично попросил княгиню Гертруду, чтобы раскаявшуюся женщину приняли в женский монастырь Святого Николы. В этой киевской обители мать Феодосия прожила много лет и мирно скончалась.

Академик Дмитрий Лихачев называл историю Древней Руси «нашей Античностью». Многолетняя борьба Феодосия с властной матерью за свое духовное призвание по своему накалу действительно не уступает античной трагедии… с неожиданно хорошим концом.

И эта «античная» русская история – не миф или чей-то вымысел. Нестору-летописцу было семнадцать лет, когда он стал послушником в Киево-Печерском монастыре, застав игуменство Феодосия. В его «Житие Феодосия» вошли рассказы со слов самого игумена и то, что он услышал от монахов и прихожан.

Как-то авва Антоний собрал монахов и объявил, что отныне желает жить в уединении, а монастырем будет управлять игумен (его выбор пал на Варлаама). Но через какое-то время князь Изяслав призвал Варлаама стать игуменом киевского монастыря в честь своего покровителя святого Димитрия (это имя Изяслав получил при крещении).

На место Варлаама в пещерном монастыре около 1060 года братия избрала Феодосия.

Когда Феодосий стал игуменом, его начальственное положение выразилось разве что в том, что он стал еще больше работать: с готовностью носил для всей братии воду, просеивал жито, работал в пекарне и на огороде.

В житии говорится, что в то время он был «телом крепок и силен» и много «для изнурения своей плоти трудился, не покладая рук».

Однажды, когда в монастыре не хватало дров для приготовления обеда, к игумену обратился келарь Федор с просьбой, чтобы тот прислал ему кого-нибудь из свободных монахов.

«Так вот я свободен и пойду», – сказал Феодосий и радостно отправился колоть для всех дрова. После обеда монахи увидели, что все то время, когда они сидели за трапезой, игумен рубил дрова, и тогда каждый тоже взялся за топор.

Когда в Киево-Печерском монастыре было уже не меньше ста насельников, игумен Феодосий озаботился о монастырском уставе.

Побывавший в Константинополе монах Ефрем (тот самый бывший княжеский любимец) списал и привез в Киев устав Студийского монастыря, где было подробно расписано, в какое время монахам положено молиться и какие необходимо соблюдать общие правила.

Не сразу смогли привыкнуть киевские монахи к строгим порядкам, но игумен Феодосий проявлял редкое терпение и настойчивость.

«Великий отец наш Феодосий имел обыкновение каждую ночь обходить все монашеские кельи, желая узнать, как проводят монахи время. Если слышал, как кто-то молится, то и сам, остановившись, славил о нем Бога, а если, напротив, слышал, что где-то беседуют, собравшись вдвоем или втроем в келье, то он тогда, стукнув в их дверь и дав знать о своем приходе, проходил мимо», – рассказывает Нестор-летописец.

На следующий день Феодосий вызывал монахов и издалека, притчами и намеками, давал знать, что слышал накануне их праздные разговоры. Кто-то сразу понимал и раскаивался, других, упрямых, игумен принимался обличать уже открыто. Увидев в кельях красивые вещи или что-то из мирской одежды, игумен молча все это собирал и бросал в печь, отучая монахов от прежних привычек.