Среди богомольцев

Страшно было мщение турок. Большинство защитников Афона было загнано в море и потоплено; турки беспощадно резали каждого встречного; кровь полилась по всей горе. Монахи бросали свои кельи и, захватив свои драгоценности, спасались где могли, но главные зачинщики были схвачены и потом сгнили в Солунской тюрьме. Всего погибло, говорят, до 4,000 монахов и в этом числе погибли все лучшие люди Афона. Потом понемногу стали опять собираться сюда разбежавшиеся отшельники, но жизнь их пошла уже не по прежнему; стража турецкая поселилась в монастырях и в течение десяти лет (до 1831 г.) не покидала Афона. Эта стража, конечно, не стеснялась уставами монашескими, в церквах и трапезах она разводила огни для варки нищи, выкалывала глаза святым на иконах, словом, бесчинствовала как могла. Когда она, по милости султана, оставила монастыри, Афон ожил и стал поправляться, но монахи навсегда прокляли минуту своего увлечения.

В последнюю восточную войну (1854 г.) монахи оставались нейтральными и вели дела иначе.

Ещё когда мы проезжали через г. Ериссо, нам одна молодая поселанка рассказывала, как она жила на горе афонской. Мы ей тогда не поверили, а между тем это оказалось правдой. В прошлую войну множество окрестных поселян со своими жёнами и детьми, в течение пяти месяцев, бродили по св. горе, спасаясь от ярости турок. К чести Афона надо сказать, что монахи обошлись с ними хорошо и во всё это время выдавали им пищу из запасов монастырских, обязав клятвою всех женщин не подходить близко к монастырям, и вообще к жилищам монашеским. Много при этом, конечно, было разных искушений, демоны работали сильно, но, ведь, без этого нельзя…

Тогда же прибыл на св. гору один из предводителей местного восстания, некто Чам, и с толпою удальцов вызвался защищать Афон от турок. Проученные горьким опытом, монахи думали было отказать ему, но Чам насильно вытребовал с каждого монастыря значительную сумму денег на военные расходы, поселился в здании Карейского училища, под именем князя сикийского и афонского и стал было вербовать монахов в свои ряды. Но монахи не поддались и когда к берегам Афона прибыл английский военный фрегат, они выдали ему Чама и всех его товарищей.

Тем закончились военные подвиги афонского монашества.

Неизвестно, что будет дальше, только едва ли когда Афон решится опять взяться за оружие, тем более, что нынешние монахи горячо осуждают своих предков за их политическое увлечение. – «Монашеское ли это дело? говорят они. – Нам ли, убогим, браться за оружие? Наше оружие должно быть духовное; наша сила в православии».

И действительно, Афон заботится ныне преимущественно о силе и тонкости своего духовного оружия.

XIV. Средства к жизни.

Афон питается благотворительностью и доброхотными подаяниями ради спасение души. Основы этих подаяний лежат в религиозных чувствах православных народов, поэтому чем больше в народе этих чувств, тем больше средств к жизни имеет Афон. Утвердив своё внешнее благосостояние на таких прочных основах, Афон разбогател и может быть вполне уверен в безбедном существовании своем на далекие времена. Конечно, средства его будут постоянно колебаться, смотря по приливу и отливу народного благочестия, которому они служат наглядной меркой, но окончательно упадет Афон только тогда, когда в массе народной заметно пошатнутся религиозные основы, а до этого ещё очень далеко.

Главный и постоянный доход Афон получает со своих обширных земель, пожертвованных ему, в вечное владение, разными благочестивыми царями ещё до погрома византийского. В то время Афон играл важную роль; игумены монастырские имели легкий доступ во дворцы царские и прямо высказывали земным владыкам свои нужды и желания. Ревнуя о спасении души, благочестивые цари щедро жертвовали им разные земли вместе с людьми, сёлами «и со всем яже есть в них,» и давали Афону дарственные записи (хрисовулы) на право вечного владение этими землями, угрожая страшными проклятиями тому, кто дерзнул бы покуситься на это право. С нашествием турок значительная часть этих имений была отнята у св. горы, но за всем тем у каждого монастыря уцелели до сих пор обширные земли в окрестностях Афона, в России [57], Сербии, Болгарии и преимущественно в соединенных княжествах Молдавии и Валахии. Эти земли вполне обеспечивают содержание Афона; в них главная его сила. Монастыри получают с них годовые запасы пшеницы, маслин, оливкового масла и других жизненных продуктов, а продукты, оставшиеся в избытке, продаются и поступают в казну монастырскую в виде золота. Казалось бы, что при таком порядке вещёй можно жить припеваючи, но Афон не знаком с экономическими началами хозяйства и потому получает только часть того, что следовало бы получить ему. Дело в том, что управление своими имениями он доверил на совесть своих эпитропов (поверенных) и не требует от них почти ни какого отчета. Вследствие этой безотчетности в управлении, большинство эпитропов, особенно в дальних имениях, не оправдывают на себе доверие братии и злоупотребляют её доходами. По немощи человеческой они устроили себе великолепные палаты, завели роскошный стол и обстановку и, желая как-нибудь воротить истраченные деньги, стали прижимать народ, обременять его непосильными работами и налогами. Народ обнищал, земли истощились – доходов стало ещё меньше. Конечно, во всём этом виноваты отцы афонские, не устроившие над имениями никакого контроля. Слышат они обо всех этих беспорядках и наивно удивляются им, недоумевая, чем горю помочь. Не раз приходилось мне слышать жалобы старцев на неисправность эпитропов, жалобы горькие, но наивные.

– Что же вы не смените их, коли плохо управляют? спрашивал я старцев.

– Кого ж выбрать-то! недоумевали старцы. – Посылаем обыкновенно самых лучших и честных монахов, а толку всё мало. Сперва ещё ничего, исправны бывают, а потом всё меньше и меньше шлют. Слышим то, другое, а что тут станешь делать? Вот прежде мы получали с нашего имение по 1,800 голл. червонцев в год, а нынче всего только 800 получили. Куда девалась эта тысяча, Бог ее знает. Видно, нашему брату не следует уезжать с Афона, а то как выехал, так и сгиб…

– Да вы бы мирского кого наняли, может быть тогда лучше дело пошло.

Нет, мирского нельзя; свой всё-таки лучше: свой по крайней мере очень согрешить побоится, а мирскому-то где указ?… Нет уж видно искушение это нам от Господа Бога послано: терпеть надо.

И всегда кончалось тем, что старцы отдавали всё на власть Божию и смотрели на беспорядки, как на горькую неизбежность. Очевидно, что при таком взгляде на вещи, поверенные жили спокойно в именьях и продолжали свои дела. Афон не предчувствовал никакой грозы, а между тем гроза готова разразиться над ним…

Ещё в бытность мою на св. горе, там впервые пронёсся смутный слух, что румынский князь, Куза, замышляет отнять имение монастырские в пользу своего народа. Сначала монахи этому и верить не хотели, но слух подтвердился. В мире заговорили, что пора, мол, румынскому народу подумать и о собственных интересах, что странно видеть, как чуть не половина княжества (считая тут и святогробские имения) работает на монахов, которые не приносят им никакой видимой пользы. В газетах стали появляться статьи не в пользу монашества. Афон зашевелился; на Кузу посыпались проклятия. Властные старцы, которые по обязанности должны защищать интересы вверенного им братства, вынули из монастырских архивов дарственные записи князей и воевод молдо-влахийских, предъявили их куда следует и, в полной вере на помощь Божию, решились защищаться. – «Имение не наши, говорили старцы: – они пожертвованы Богу и Он сам вступится за свои права… Мы, отшельники, должны поддерживать эти земли во имя тех душ, на помин которых они пожертвованы Афону, а на голову дерзкого попирателя прав Божиих пусть падут все проклятия, написанные в наших хрусовулахъ [58]…» Куза предлагал им значительный выкуп за имения, обещал дать монастырям денежное обеспечение из казны княжеской, но монахи отвергли все эти предложения;. они усилили свои молитвы и посты, разослали во все концы Европы своих ходатаев с просьбою о защите и твердо были уверены в заступничестве Бога.