Том 7. Письма

«Пусть ко спасению», а также и «Письма о христианской жизни» явились результатом научных занятий о. Феофана на кафедре Нравственного богословия в Санкт-Петербургской Духовной академии, о чем неоднократно свидетельствовал сам Преосвященный автор. В письме к одному из своих корреспондентов от 16 июня 1888 г. епископ Феофан писал:«Прочитали путь ко спасению. Добре… И еще прочитайте когда-нибудь. Тут все, что мною писалось, пишется и будет писаться. Это мои уроки студентам С.-Петербургской Академии. Конспект пересмотрен с о. Архимандритом Игнатием, — после бывшим Архиереем Брянчаниновым, и им одобрен. Это было в 46–47 годах». Из этих слов епископа Феофана можно видеть, насколько значителен был для этого ученого православного богослова авторитет не прошедшего богословской школы Епископа Игнатия, если он заявляет об этом спустя более 40 лет после преподанных ему советов. В другом месте, высказывая свой взгляд по вопросу о молитве и условиях приобретения молитвенного настроения, епископ Феофан, в обоснование своего взгляда, опять ссылается на авторитет Преосвященного Игнатия. А по общей оценке всей личности святителя Игнатия, Преосвященный Феофан высказывает мнение о Богоугодности жизни епископа Игнатия.

Приведенное выше письмо Феофана Затворника к Преосвященному Игнатию написано почти 20 лет спустя после их петербургских встреч и является ответом на присланные ему вышедшие из печати первый и второй томы «Аскетических опытов», а также «Слова о смерти». Из письма видно, что его автор сразу же не принял положение святителя Игнатия о том, что дух и Ангел, как явления тварные, суть эфирные тела

Л. А. Соколов, подробно разбиравшийся в своей монографии в возникших разногласиях двух святителей, писал:

«Современник Преосвященного Игнатия по времени жизни, святитель Феофан Затворник имеет с ним немалое сходство в характере личности, в строе жизни и содержании и предметах духовно-аскетических писании. Оба названные Святителя со дней юности и до смертного часа сохранили одинаковую склонность к духовно-созерцательной жизни; чуждаясь мира в его греховных сторонах, оба были готовы служить благу и душевному спасению человеческому; тот и другой подвижник сходны между собою со стороны любви к природе, ласки в отношении к людям, простоты жизненной обстановки, значения родственных связей, нестяжательности, аскетического образа жизни и постоянной склонности к отшельничеству. В жизни того и другого подвижника главным содержанием было совершение душевного спасения, уяснение христианской жизни и способов настроиться на нее; к этой {стр. 113} главнейшей их жизненной цели направлено было их доброделание внешнее и делание душевное; оба поддерживали и воспитывали свое христианское душенастроение непрестанным чтением молитвы Иисусовой, памятованием о смерти, вечных мук грешника, сознанием вездеприсутствия Божия, испытанием своей совести. То же ближайшее сродство замечается и в духовно-аскетическом характере и содержании литературных творений епископов Игнатия и Феофана, и, за исключением вопроса о природе духов, кажется — нет других вопросов и предметов православно-христианского ведения, в которых Святители-подвижники не были бы согласны между собой. <…>

Выступая в конце 1867 и 1868 гг. против мысли епископа Игнатия Брянчанинова о газообразности естества души и Ангелов и утверждая, что душа и Ангел не есть нечто телесное, а чистый дух, Преосвященный Феофан 1) свое решительное утверждение полной и чистой духовности духа направляет исключительно на сущность или естество духа, а не на его явления или феноменальную сторону бытия; 2) в этом решительном утверждении всего более имеет в виду возможные вредные результаты, недомыслия и заблуждения малосмысленных в богословии в руководстве взглядами Епископа Игнатия. Доказывая мысль о совершенной бестелесности, чистой духовности естества ангелов и души человеческой и в этом отношении расходясь с выводами автора «Слова о смерти» и «Прибавлений» к нему, Преосвященный Феофан в объяснение явлений Ангелов и душ умерших и живых людей, которые в изобилии отмечены Епископом Игнатием, также предполагал некоторую тонкую эфирную оболочку. В конце 1869 г., посылая свою книжку «Душа и Ангел — не тело, а дух» в Киев протоиерею Н. И. Флоринскому, Преосвященный Феофан пишет: "Спор о душе. Вся книга моя направлена к доказанию, что естество души и ангела не может быть вещественно. Но иное дело естество, иное — образ бытия. Кто не хочет принимать душу без оболочки, тот пусть допускает сию оболочку, помимо естества души, которое должно быть духовно. Допустив оболочку — тонкую, эфирную, получит форму и останется доволен!" <…>

Как видно, разногласие по вопросу о духовном мире между Епископом Игнатием и Феофаном ничуть не поколебало высокого почтения последнего к первому, что само по себе уже побуждает нас склониться к заключению, что и в указанном случае по вопросу о духовном мире мы имеем дело не столько с разногласием, сколько с недомыслием или недоразумением, которое легко могло быть совершенно устранено личною беседою или даже перепискою Епископов-подвижников, если бы оно возникло уже не после смерти Игнатия Брянчанинова» [ 75].

{стр. 114}

Святитель Игнатий Брянчанинов

и настоятели монастырей

I

Игумен Югской Дорофеевой пустыни

Варфоломей

В числе многолетних корреспондентов святителя Игнатия Брянчанинова находились два инока, Варфоломей и Алимпий, отношения с которыми еще раз свидетельствовали о постоянстве его «сердечных о Господе чувств». При этом отца Варфоломея можно включить в ряд тех монашествующих, судьба которых сложилась под непосредственным влиянием святителя Игнатия.

Познакомились они в апреле 1829 г. в Брянской Белобережной Иоанно-Предтеческой пустыни Орловской епархии, куда два молодых послушника, Дмитрий Александрович Брянчанинов и Михаил Васильевич Чихачев, прибыли в надежде найти пристанище после вынужденного выхода из Площанской Богородицкой Казанской пустыни. Несмотря на недолгое их общение, отец Варфоломей произвел на Дмитрия Александровича самое благоприятное впечатление, которое он сохранил на всю свою жизнь (так же, как было с Павлом Петровичем Яковлевым, с Петром Дмитриевичем Мясниковым, будущим Угрешским архимандритом).

{стр. 115}

Через месяц молодые люди переместились в Оптину пустынь, где еще раньше обосновался их старец, отец Леонид (Наголкин). Отсюда, из Оптиной пустыни и началась переписка Дмитрия Александровича — святителя Игнатия с Белобережскими знакомцами. В первых письмах Дмитрий Александрович рассказывал им об известных событиях своей жизни до возведения в сан архимандрита и назначения настоятелем Сергиевой пустыни. А уже в письме от 8 ноября 1836 г. архимандрит Игнатий советует отцу Варфоломею принять на себя настоятельство в Югской Дорофеевой пустыни Ярославской епархии. В это время в Петербурге находился на чреде архиепископ Ярославский Филарет (будущий Митрополит Киевский). По-видимому, архимандрит Игнатий рассказывал ему о положительных качествах отца Варфоломея и Архипастырь пожелал заполучить его в свою епархию [ 76].

Из писем видно, что отец Варфоломей обладал весьма нерешительным характером и был полон сомнений. Почти год пришлось архимандриту Игнатию убеждать его «не испортить нашего доброго начинания». Только к концу 1837 г. отец Варфоломей наконец решился и был назначен строителем Югской пустыни. Но к этому времени бывший архиепископ Ярославский Филарет был уже Митрополитом Киевским, а нового Владыку отец Варфоломей заподозрил в неблагожелательном к себе отношении и собирался писать прошение об увольнении. И снова архимандрит Игнатий, проявляя удивительное терпение и заботливость, взял на себя улаживание этого дела.