Заратустра: Танцующий Бог

Возлюбленный Ошо,

Пролог часть 1

Когда Заратустре исполнилось тридцать лет, он покинул отечество и родное озеро и удалился в горы. Здесь наслаждался он духом своим и одиночеством и не утомлялся счастьем этим целых десять лет. Но наконец , преобразилось сердце его, и однажды утром, поднявшись с зарей, встал он перед солнцем и так обратился к нему:

«Великое светило! В чем было бы счастье твое, не будь у тебя тех, кому ты светишь?

Десять лет восходило ты над пещерой моей: ты, пресытилось бы светом и восхождением своим, не будь меня, моего орла и моей змеи.

Но каждое утро мы ждали тебя, принимали щедрость твою и благословляли тебя.

Взгляни! Я пресытился мудростью своей, словно пчела, собравшая слишком много меда; и вот — нуждаюсь я в руках, простертых ко мне.

Я хочу одарять и наделять, пока мудрейшие из людей не возрадуются вновь глупости своей, а бедные — своему богатству.

И потому должен я сойти вниз, как ты, когда каждый вечер погружаешься в пучину моря, неся свет свой нижнему миру, ты, богатейшее из светил!

Подобно тебе, должен я закатиться, — так называют это люди, к которым хочу я сойти.

Так благослови же меня, о спокойное око, без зависти взирающее и на величайшее счастье!

Благослови чашу, готовую пролиться, чтобы драгоценная влага струилась из нее, разнося всюду от блеск а блаженства твоего!

Взгляни! Эта чаша готова вновь опустеть, а Заратустра хочет снова стать человеком».

...Так начался закат Заратустры.

Возможно, Фридрих Ницше — величайший философ, которого знал мир. Он велик также и в другом измерении, которого многие философы просто не осознавали: он прирожденный мистик.

Его философия не только от ума, она коренится глубоко в его сердце, и некоторые корни достигают самого его существа. Единственное, в чем ему не повезло — это то, что он родился на Западе; так что он никак не мог найти ни одной тайной школы. Его размышления были глубокими, но он совершенно не представлял себе медитацию. Порой в его мыслях есть глубина медитирующего, порой — полет Гаутамы Будды; но, по-видимому, это происходило с ним спонтанно.

Он ничего не знал о способах просветления, о пути, приводящем к своему собственному бытию. Это создало в его существе невероятную неразбериху. Его мечты поднимались на высоту звезд, но его жизнь оставалась очень заурядной — в ней не было ауры, которую создает медитация. Его мысли не были его плотью и кровью. Они прекрасны, необычайно прекрасны, но нечто упущено; и это упущенное — сама жизнь. Это мертвые слова; в них нет дыхания, в них нет пульса.

Но я выбрал его, чтобы комментировать, по особой причине: он — единственный из всех восточных и западных философов, у которого было, по крайней мере, представление о высотах человеческого сознания. Быть может, он не испытал их; конечно, он не испытал их. Он также думал о том, чтобы снова стать человеком. Эта идея, идея спуска с ваших вершин в мир, нисхождения со звезд на землю, никогда не приходила никому другому.

В нем есть что-то от Гаутамы Будды, возможно, подсознательно сохранившееся из прошлых жизней, и в нем есть нечто от Зорбы. Оба они неполны. Но он — просто доказательство, что Будда и Зорба могут встретиться; что тому, кто достиг высочайших вершин, не обязательно там оставаться.

На самом деле, им не следует там оставаться. Они в некотором долгу перед человечеством; они кое-что должны земле. Они родились среди людей; они жили в той же темноте и нищете. И теперь, когда они увидели свет, их обязанностью становится вернуться и разбудить тех, кто глубоко спит; принести добрые вести: что тьма — еще не все, что бессознательность — наш выбор.

Если мы выберем быть сознательными, все бессознательное и вся тьма могут исчезнуть. То, что мы живем в темных долинах — это наш выбор. Если мы решим жить на солнечных вершинах, никто не может нам помешать, ибо это также в наших возможностях.

Но люди, которые достигли солнечных вершин, совершенно забывают о мире, из которого они пришли. Гаутама Будда никогда не спускался. Махавира никогда не спускался. Даже если они предпринимали попытки разбудить человечество, они кричали со своих залитых солнцем вершин.

Человек так глух, так слеп, что для него почти невозможно понять людей, которые говорят с более высокого уровня сознания. Он слышит шум, но не придает ему никакого значения.

В этом смысле Ницше уникален. Он мог быть экстраординарным философом, возвышающимся над человечеством, но ни на единое мгновение он не забывал об обычном человеке. В этом его величие. Хотя он не прикоснулся к высочайшим пикам и не узнал величайших тайн, он страстно желал поделиться со своими собратьями-людьми всем, что он знал. Его желание поделиться огромно.

Я выбрал для комментария несколько фрагментов, которые могут помочь вам, вашему духовному росту. Сам Ницше выбрал Заратустру своим оратором. Необходимо понять также кое-что о Заратустре. Из тысяч великих мистиков, философов, просветленных Ницше выбрал своим оратором совершенно неизвестного человека, почти забытого миром — Заратустру.

Последователи Заратустры живут лишь в небольшом городе — Бомбее. Они пришли в Бомбей из Ирана, когда мусульмане заставляли персов либо обратиться в мусульманство, либо готовиться к смерти. Тысячи были убиты; миллионы из страха стали мусульманами; но несколько отважных духом бежали из Ирана и поселились в Индии.

Это бомбейские парсы — наверное, самая небольшая религия в мире. И любопытно, что Ницше так заинтересовался Заратустрой, что написал эту книгу — «Так говорил Заратустра». Эти фрагменты взяты оттуда.

Он выбрал Заратустру по той же причине, что и я: среди всех основателей религий Заратустра — единственный, кто жизнеутверждающ, кто не против жизни, чья религия — религия празднования, благодарности к существованию. Он не против удовольствий жизни, и он не расположен, отрекаться от мира. Напротив, он абсолютно поддерживает радость этого мира, поскольку за исключением этой жизни и этого мира все другое — лишь гипотетические идеологии. Бог, рай и ад — все это проекции человеческого ума, не подлинные переживания; это — не реальность.