Метаморфозы (СИ)

В эту минуту врывается привратник, крича:

- Где же - ты? Тебе приспичило среди ночи уходить, а теперь храпишь, закутавшись?

Тут Сократ вскочил и сказал:

- Недаром все постояльцы терпеть не могут трактирщиков! Этот нахал вламывается сюда, наверное, чтобы стащить что-нибудь и будит меня своим ораньем.

Я поднимаюсь, счастьем переполненный.

- Вот, привратник, мой товарищ, отец мой и брат. А ты с пьяных глаз болтал ночью, будто я его убил! - Я, обняв Сократа, принялся его целовать. Но вонь от жидкости, которой меня те ламии залили, ударила ему в нос, и он оттолкнул меня.

- Прочь! Несёт, как из отхожего места!

И начал меня расспрашивать о причинах этого запаха. А я, отделавшись шуткой, стараюсь перевести его внимание на другой предмет и, обняв его, говорю:

- Пойдём-ка! Почему бы нам не воспользоваться утренней свежестью для пути? 

Я беру котомку, и, расплатившись с трактирщиком за постой, мы пускаемся в путь.

Мы шли уже долго и восходящее солнце всё освещало. Я рассматривал шею своего товарища, то место, куда вонзили, как я видел, меч. И подумал:

- Безумец, до чего же ты напился, если тебе привиделись такие странности! Вот Сократ - жив, цел и невредим. Где - рана? Где - губка? И где - шрам?"

Потом, обращаясь к нему, сказал:

- Недаром врачи сны приписывают обжорству и пьянству! Вчера, к примеру, я не считал кубков, вот и была у меня ночь с ужасными и жестокими сновидениями - мне до сих пор кажется, будто я залит и осквернён человеческой кровью!

На это он, улыбнувшись, сказал:

- Не кровью, а мочой! А впрочем, и мне приснилось, будто меня зарезали. И горло болело, и казалось, у меня сердце вырывают: даже теперь дух замирает, колени трясутся, шаг - нетвёрд, и хочется для подкрепления съесть чего-нибудь.

- Вот тебе - и завтрак! - Я снимаю с плеч сумку и протягиваю ему хлеб с сыром. - Сядем у этого платана.

Мы уселись, и я принимаюсь за еду вместе с ним. Смотрю на него, как он с жадностью ест, и замечаю, что его черты заостряются, лицо бледнеет, и силы покидают его. Краски в его лице так изменились, что мне показалось, будто приближаются к нам ночные фурии, и от страха кусочек хлеба, который я откусил, застрял у меня в горле и не мог ни вверх подняться, ни вниз опуститься. Видя, как мало на дороге прохожих, я всё больше приходил в ужас. Кто же поверит, что убийство одного из двух путников произошло без участия другого? Сократ, наевшись, стал томиться жаждой. Ведь он сожрал половину сыра. Невдалеке от платана протекала речка, вроде пруда, цветом и блеском похожая на серебро или стекло.

- Вот, утоли жажду влагой этого источника.

Он поднимается, находит удобное местечко, на берегу становится на колени и, наклонившись, тянется к воде. Но только он коснулся краями губ поверхности воды, как рана на его шее открывается, губка из неё выпадает, и с ней несколько капель крови. Тело полетело бы в воду, если бы я его, удержав за ногу, не вытянул на берег, где, оплакав спутника, около реки и засыпал землёй. Сам же, трепеща за свою безопасность, окольными путями убегаю и, словно у меня на совести убийство человека, отказываюсь от родины и родимого дома, приняв изгнание. Теперь, снова женившись, живу в Этолии.

Вот что рассказал Аристомен.

Но спутник его промолвил:

- Нет ничего баснословнее этих басен, нелепее этого вранья! - Потом, обратившись ко мне: - И ты, по внешности и манерам образованный человек, веришь таким басням?

- Я, по крайней мере, ничего не считаю невозможным, и, по-моему, всё, что решено судьбой, со смертными и совершается. И со мной ведь, и с тобой, и со всяким случаются странные и почти невероятные вещи, которым никто не поверит, если рассказать их не испытавшему. Но я этому человеку верю и благодарен за то, что он доставил нам удовольствие, позабавив историей и я скоротал дорогу. Кажется, даже моя лошадь радуется такому благодеянию: ведь до городских ворот я доехал, не утруждая её, скорее на своих ушах, чем на её спине.

Тут пришёл конец нашему пути и разговорам, потому что оба моих спутника свернули налево, к ближайшей усадебке, а я, войдя в город, подошёл к гостинице и начал расспрашивать старуху-хозяйку.

- Не Гипата ли - этот город?

Она подтвердила.

- Не знаешь ли Милона, одного из первых людей здесь?

Рассмеялась.

- И вправду, первейшим гражданином считается здесь Милон: ведь его дом первый по ту сторону городских стен стоит.

- Шутки в сторону, тётушка, скажи, прошу тебя, что он - за человек и где обитает?

- Видишь, крайние окна, что на город смотрят, а с другой стороны, рядом, ворота в переулок выходят? Тут Милон и обитает, набит деньгами, богатей, но скуп донельзя и всем известен как человек преподлый и прегрязный. Ростовщичеством занимается, под залог золота и серебра проценты большие дерёт. Одной наживе преданный, заперся в своём домишке и живёт там с женой, разделяющей с ним его страсть. Только одну служаночку держит и ходит, как нищий.

На это я, рассмеявшись, подумал:

- Вот так славную дал мне Демея в дорогу рекомендацию. К такому человеку послал, в гостеприимном доме которого нечего бояться ни чада, ни кухонной вони.

Дом был рядом, приближаюсь к входу и с криком начинаю стучать в дверь. Наконец является девушка.

- Эй, ты, что барабанишь? Под какой залог взаймы брать хочешь? Ты, что ли, не знаешь, что, кроме золота и серебра, у нас ничего не принимают?

- Взаймы? Ну, нет, пожелай мне чего-нибудь получше и скажи, застану ли твоего хозяина дома?

- Конечно, а зачем он тебе нужен?

- Я принёс ему письмо от Демеи из Коринфа.

- Сейчас доложу, подожди меня здесь. - Заперла дверь и ушла внутрь. Через несколько минут вернулась и, открыв дверь, говорит: - Просят.

Вхожу, вижу, что хозяин лежит на диванчике и собирается обедать. В ногах сидит жена и, указав на пустой стол, сказала:

- Вот, милости просим.

- Прекрасно, - сказал я и передаю хозяину письмо Демеи.

Пробежав его, он сказал:

- Спасибо Демее, какого гостя он мне послал!

И велит жене уступить мне своё место. Когда же я отказываюсь из скромности, он, схватив меня за полу, сказал:

- Садись, здесь других стульев у меня нет, боязнь воров не позволяет нам приобретать утварь в достаточном количестве.

Я исполнил его желание. Тут он сказал:

- По манере держаться и по этой, почти девической, скромности я заключил бы, что ты благородного корня отпрыск, и, наверное, не ошибся. Да и Демея в письме это же сообщает. И так, прошу, не презирай скудость нашей лачужки. Вот эта комната рядом будет для тебя. Сделай милость - остановись у нас. Честь, которую ты окажешь моему дому, возвеличит его, и тебе будет случай последовать славному примеру: удовольствуясь скромным очагом, ты в добродетели будешь подражать Тезею (тёзке твоего отца), который не пренебрёг гостеприимством старой Гекалы. - И, позвав служаночку, сказал: - Фотида, прими вещи гостя и сложи их в ту комнату. Потом принеси из кладовой масла для натирания, полотенце и всё прочее и своди гостя в бани.

Слушая распоряжения, я подумал о характере и скупости Милона и, желая с ним сблизиться, сказал:

- У меня всё есть, что нужно в пути. И бани я найду. Всего важнее, чтобы моя лошадь не осталась голодной. Вот, Фотида, возьми деньжонки и купи овса и сена.

После этого, когда вещи были сложены в моей комнате, я отправляюсь в бани, но прежде надо о еде позаботиться, и я иду на рынок за продуктами. Вижу, выставлена масса рыбы.

Стал торговаться - вместо ста нуммов уступили за двадцать денариев. Я уже собирался уходить, как встречаю своего товарища Пифия, с которым учился в Афинах. Сначала он не узнаёт меня, потом бросается ко мне, обнимает и осыпает поцелуями.