Труды

И я думаю, что ошибка, которую делаем мы, верующие, по отношению к людям несколько колеблющимся, та, что мы ожидаем от них количества умственной веры, которой у них еще нет, вместо того чтобы их поддержать в той доле уверенности, которая у них уже есть, и в той доле верности, на которую они способны по отношению к собственному опыту. Не к вашему, и не к церковному, и ни к чьему другому, а – «вот это я знаю». Возьмите апостола Павла: он ничего не знал опытно, кроме Христа воскресшего. Конечно, сказать «ничего не знал кроме» – несколько преувеличенно, потому что это в себе содержит все, но я хочу сказать, что его личный опыт сводился к одному элементу и из этого все расцвело. Если мы берем жития святых: некоторые святые построили всю свою жизнь на одной какой-нибудь фразе, потому что она их поразила и они ей остались верны. Если бы мы не теребили так наших друзей, не требовали бы, чтобы они веровали так же восхитительно, как мы, то, может быть, лучше было бы.

Иногда человек может построить целую жизнь на мгновенном опыте чего-то, только бы мы его не старались направить на то, чтобы этот опыт умственно осмыслить, округлить, выразить словами. Причем словами, которые «Церковь» – в кавычках – выковала. Каждый из нас, в свою меру, знает катехизис или читал Игнатия Брянчанинова, или что-то другое и считает, что любой опыт непременно должен быть так выражен. Я думаю, что масса людей может жить на одной искре, которая подлинна.

А второе: уже для более – как вам сказать? – искушенных людей. Сомнение почему-то страшно пугает верующих. Почти всегда верующий, который вдруг в чем-то засомневался, думает, что не только земля под ним колеблется, но что сейчас Бог испарится, Его не станет. Тогда как на самом деле – ничего подобного. У человека было какое-то представление о Боге, и вдруг оказывается, что это представление не соответствует его теперешнему опыту. Это случается очень часто оттого, что мы останавливаемся на представлении о Боге, полученном от родителей, когда были детьми, лет до восьми. Потом мы развиваемся в школе, в университете, и двадцатилетний юноша или девушка, которыми мы стали, смотрит на восьмилетку с его детской верой и думает: этого не может быть, это неправда! А восьмилетка отвечает: нет, не трогай, не трогай, потому что, если ты тронешь мое представление о Боге, которое я в восемь лет создал, Бога больше не будет! Вместо этого надо сказать себе: да, мое восьмилетнее представление годилось для восьмилетнего, теперь я вырос, мне надо поставить вопрос по-иному… Есть место у Григория Богослова, где он говорит: если мы соберем из Священного Писания, из писаний отцов Церкви, из опыта церковного все, что мы можем знать о Боге, и попробуем из этого сделать полную картину, у нас не будет образа Божия – у нас будет идол, потому что в Боге есть непостижимость, а такая конкретная картина (статуя, или икона, или словесный образ – все равно) будет идол, потому что нет места для Бога свободно двигаться.

И в этом замечательное свойство православного вероучения, догматики: это не попытка написать икону, которая все содержит. Если нужно сравнение, я бы сравнил с ночным небом в ясную ночь: купол неба и звезды, соединяющиеся в созвездия. Что важно в этом? Важно, конечно, что есть звезды, эти блестки, но так же важно пространство между ними, потому что, если согнать все звезды воедино, была бы громадная масса огня, и не было бы неба, и никто не мог бы найти своего пути на земле. Именно потому, что эти созвездия оставляют между собой пространство, по ним на земле можно найти дорогу. В Боге есть непостижимость – и есть откровение. И мы можем спокойно ставить под вопрос ту картину, которую мы себе составили, потому что нечего бояться: все равно Бог остается непостижимым, и мы можем с Ним общаться за пределами наших представлений, как мы можем общаться с человеком, не зная его. Бывает, встретишь человека, о нем ничего не знаешь, и вдруг души встретились, и пошел разговор. Так и с Богом. Я думаю, что мы могли бы с большим уважением относиться к сомнению людей и не стараться сразу их катехизировать; мы должны допускать, что крупицы веры может быть достаточно сейчас: только обереги ее, только не дай ей погибнуть, но не старайся ее раздувать. Знаете, когда разжигаешь костер, иногда начинают гореть сухие сучки, но если начать дуть на них, чтобы все запалилось сразу, вы потушите огонь. Дайте ему гореть тихо, только защитите от лишнего ветра.

Самые разные люди называют себя верующими, у каждого свой опыт. То есть это часто субъективное, что ли, состояние…

Мы не должны допускать людей называться верующими, когда они еще неверующие. Вернее, тут дело не в названии по отношению к внешнему миру. Надо помочь человеку разобраться, где он стоит на самом деле. Реальный человек может стоять перед Богом, но тот, кто себя кем-то воображает, нереален, его как бы нет, он не может стать перед Богом.

У людей часто бывает зачаточный опыт, который они даже не умеют узнать как опыт. Я сейчас думаю о Западе больше, чем о православии; на Западе очень часто ищут «мистического» опыта, читают каких-то больших мистиков и говорят: у меня этого нет… Конечно, нет! Так же как можно быть грамотным человеком и не быть ни Пушкиным, ни Шекспиром. Но на своем месте у вас есть то, что есть, что вы собой представляете. Часто люди считают, будто тот только вправе называться верующим, кто может сказать: я на опыте знаю грандиозные, громадные внутренние переживания. На самом деле это не так. Иногда, как Христос говорит, Царство Божие приходит неприметным образом (Лк 17:20-21): иногда человек уже в пределах Царства, но не сознает и не умеет дать этому имя. С этим тоже надо быть бережным, потому что у очень многих людей есть изумительное понимание именно духовного, не то что душевно-религиозного, но им в голову не приходит, что это подлинный, глубокий религиозный опыт, потому что для них он слишком обычный, или недостаточно потрясающ, или не совпадает с описаниями, которые они читали.

Скажем, как часто от «культурных» людей слышишь: «Ну что тот или другой знает о Боге!» А потом оказывается, что «тот» о Боге знает столько, сколько этому культурному человеку и не снилось. Этот сказать может больше, тот ничего сказать не может, а когда придет время ему умирать, видишь, какой это переход из вечности в вечность, а вовсе не из земного в небесное. У нас в Лондоне был целый ряд неграмотных старушек, крестьянки русские, которые попали в эмиграцию действительно Бог весть зачем, то есть по совершенной случайности, которые ни на каком языке даже подписаться не могли. В какой-то момент несколько более культурных университетских англичанок стали говорить: «Но ведь они же ничего не понимают!» Я всегда отвечал: «Больше вас!» А потом такая старушка умирала, и люди понимали, что это за человек. (Я даю пример смерти не потому, что он более убедителен, чем пример жизни, просто случалось так.)

Встает вопрос о возможности передать это другому, если мы говорим с неверующими или с людьми, не имеющими того же опыта. Мы говорим, что мы во Христе, что Дух Святой действует в нас, и нам могут поставить вопрос: что все это значит? И я не знаю, как это объяснить, кроме тех случаев, когда вопрошающий уловит в верующем что-то превосходящее самого верующего. Наша вера основана главным образом на свидетелях; апостол Иоанн пишет: мы говорим о том, что мы видели, что мы слышали, что осязали наши руки (1 Ин 1:1). По этому принципу был избран вместо Иуды новый апостол: такой человек, который был с ними от начала и мог лично свидетельствовать о Христе (Деян 1:21-26).

И, в конечном итоге, когда вы исчерпали собственный опыт, свидетельство других и свою приобщенность к их опыту, есть что-то, что только от Бога можно получить. И другому человеку можно сказать: это – мой личный опыт. Как доказать ему, я не знаю – кроме того, что апостол Павел говорит: явлением силы Божией (1 Кор 2:4-5). Когда люди становятся верующими, в какой-то момент этого процесса и инициатива – от Бога, и последнее, решающее действие – Божие. Человек не может стать верующим просто потому, что ему захотелось: есть масса людей, которые тоскуют по тому, как бы стать верующими. Иногда эту первичную или последнюю встречу с Богом можно передать. Скажем, в случае апостола Павла ее можно описать: вот что с ним случилось. Можно описать в случае отдельных людей: не так давно под названием «Бог существует – я Его встретил» во Франции вышла книга одного безбожника, который стал верующим {326}. Почти всегда это сводится к тому, что «я Бога встретил», но что это значит? Встретить человека – ясно, но как довести до сознания человека, который не верит, что вы могли встретить Бога, Который не ходит по улицам: где же вы Его встретили, как это случилось?