Преподобный Симеон Новый Богослов и православное предание

Рассмотрим эти свидетельства, чтобы прийти к удовлетворительному выводу. У Никиты есть место, где приводятся обвинения, выдвинутые против Студита Стефаном Никомидийским: тот был уверен, что Студит — «грешник»(αμαρτωλός), Симеон же почитал его святым  [492]. Чтобы пояснить причину таких обвинений со стороны Стефана, Никита пишет:

Заранее умертвив плоть крайним бесстрастием и еще при жизни обезвредив ее естественные движения, так что приближающиеся к нему тела он воспринимал как мертвый — мертвые, [Симеон Студит)«надевал личину страстности (ύπεκρίνετο την έμπάθειαν), во–первых, желая скрыть имеющееся у него сокровище бесстрастия… а во–вторых, чтобы некоторых, а может быть, и всех лежащих долу этой приманкой незаметно вытащить из бездны погибели и спасти от смерти… Синкелл хватается за этот способ чудной ловли как за благовидный предлог для обвинения [493].

Двусмысленные и неконкретные выражения Никиты не позволяют понять, в каких конкретных действиях проявлялась мнимая»страстность»Студита. Не следует забывать и того, что Никита лично не знал Студита и все, что он сообщает о нем, он мог взять только из сочинений Симеона или из устных бесед с ним. Что касается Симеона, то для него Студит был воплощением бесстрастия  [494]. Говоря о бесстрастности Студита, Симеон указывает на некоторые черты в его поведении, которые»по нормам современного монашества могли бы показаться странными»  [495]. Следующее место из Гимна 15 в этом смысле весьма показательно:

Симеон Святой, Благоговейный, Студит,

Он не стыдился членов всякого человека,

[Не стыдился] ни видеть некоторых обнаженными,

ни сам быть видимым обнаженным.

Он имел всего Христа и сам был Христом…

И оставался недвижимым, невредимым и бесстрастным [496].

Задаваясь вопросом, при каких обстоятельствах Студит мог видеть обнаженных людей или сам показываться другим в обнаженном виде, ученые нашли»параллели»в житиях двух византийских юродивых, Симеона Эмесского и Андрея. В житии Симеона–юродивого описывается, как он, сняв всю одежду, вошел в женскую баню; разъяренные женщины выгнали его оттуда с побоями и насмешками. Когда же его спросили, как он себя чувствовал в компании обнаженных женщин, ответ был:«Поверь мне, брат, словно полено среди поленьев, так и я был среди них, не ощущая, что имею тело, и не думая, что нахожусь среди телесных существ»  [497]. Андрей–юродивый тоже имел обыкновение ходить обнаженным  [498] и тоже, находясь среди блудниц, чувствовал себя»подобно мертвецу или подобно бесчувственному полену»  [499].

Можно задать вопрос: насколько эти эпизоды соответствуют тому, что нам известно о Студите? Помимо сходства в употреблении стандартных сравнений (а именно, плоти с поленом), нет больше никаких прямых аналогий; нет, в частности, и указаний на то, чтобы Студит ходил нагим по улицам или входил в женскую баню. Кроме того, ни Симеон, ни Никита не называют Студита термином σάλος (юродивый). Сравнивая жизнь Студита с житиями известных юродивых, мы видим существенные различия: Студит был общежительным монахом, а те чаще жили в городах среди мирян; его почитали в монастыре и в городе как старца, к тем же и монахи и миряне относились с пренебрежением. Неизвестно ни одного случая, когда юродивый был бы старцем в полном смысле слова — духовником мирян.

Нам представляется, что существует совершенно тривиальное объяснение приведенного текста из 15–го Гимна Симеона: Студит просто иногда посещал баню, будь то в монастыре или в городе, и уж конечно, не женскую, а мужскую. Как констатирует К. Манго,«представители византийского клира посещали бани столь же регулярно, как и представители любых других слоев городского общества»  [500]. Большинство монахов, должно быть, также посещали бани, хотя, может быть, и не столь часто, как миряне и клирики: ученые указывают, что»монастырские уставы на этот счет расходятся, от посещения бани два раза в месяц до трех раз в год, но чаще всего указывается срок — раз в месяц»  [501]. От самого Феодора Студита нам известно, что даже в его время в Студийской обители было»банное заведение с банями и прочими удобствами»  [502]. Симеон Новый Богослов, перечисляя недвижимое имущество монастырей своего времени, упоминает и бани (λουτρά)  [503].

Вместе с тем, в монашеских кругах посещение бань всегда рассматривалось как некое ослабление аскетической дисциплины  [504]. Уместно здесь вспомнить два повествования из»Луга Духовного». В одном говорится, как монахи просили игумена построить в монастыре баню рядом с источником, и тот, нехотя, согласился,«снисходя к слабости братии». Как только постройка была завершена, вода в источнике иссякла, и вернулась лишь после того, как игумен дал распоряжение разрушить баню  [505]. В другом повествовании старец Александр сокрушается о том, что»отцы наши никогда не умывали лица своего, а мы открываем общественные бани»  [506]. Посещение бань рассматривалось как слабость, а непосещение их считалось подвигом и добродетелью  [507]. Для ревнителей аскезы из монашеской среды достаточно было того факта, что Студит (пусть, может быть, и изредка) ходил в баню, чтобы объявить его ничуть не большим подвижником, чем другие, и отнюдь не святым. Как уже упоминалось, Студит не был ригористом в аскетических правилах, в отличие от»стандартных» святых византийской аскетической и агиографической литературы, которые обычно не спят, не едят и не моются: все это считается»снисхождением к плоти», противоречащим идеалу святости и подвижничества.

Таким образом, мы приходим к следующему заключению: нет никаких прямых свидетельств о том, что Студит был юродивым, или что он»предавался нудизму»  [508]. Равным образом, ничто не подтверждает предположение Х. Граф о том, что»в жизни Студита были случаи, никак не совместимые со святостью: его ученики и Никита постарались сделать все, чтобы их скрыть, хотя и не смогли вовсе обойти их молчанием»  [509].

Тем не менее, позволительно предположить, что Симеон Студит, не будучи юродивым, в каком‑то отношении иногда подражал юродивым. Говоря о некоторых необычных чертах в поведении Студита, Никита объясняет их его смиренным желанием скрыть свое бесстрастие  [510]. Мысль о том, что бесстрастный должен скрывать свое состояние, притворяясь, будто одержим некими страстями, принадлежит Иоанну Лествичнику  [511]. Он же приводит некоторые случаи из житий святых юродивых как примеры их смирения и бесстрастия  [512]. Развивая идею Лествичника, Симеон в своем 8–м Огласительном Слове говорит, что»притворно изображающий, по примеру святых отцов, некую страстность, будучи сам бесстрастным, для спасения и пользы многих, достоин похвалы и блажен»  [513]. Весьма возможно, что речь здесь идет о Студите. Однако нам по–прежнему недостает какой‑либо прямой параллели между Студитом и юродивыми.