Акедия

Житейская мудрость защищает от уныния, но когда оно уже поразило ум, требуются более действенные лекарства. Следуя учению отцов, Евагрий упоминает и такие средства, которые, на первый взгляд, приводят современного человека в растерянность. Первое из них упоминается чаще других – это слёзы.

Тяжела грусть и нестерпимо уныние, но слёзы пред Богом сильнее обоих [313].

Плакать можно по самым разным причинам, и слёзы слёзам рознь: они легко могут стать самоцелью и привести на грань безумия [314]. Слёзы, о которых говорит Евагрий, непосредственно связаны с молитвой. Ибо, по учению отцов, молиться, как ни странно, также означало проливать слёзы пред Богом:

Слезами в ночи призывай Господа,

и да никто не видит тебя в час молитвы,

и ты обретёшь благодать [315]

Когда ум зрит (наступление бесов), да ищет прибежища у Господа (…) и повторяет со слезами, обращая свой взор к небу: «Господи Иисусе Христе, сила спасения моего, услышь меня, поспеши на помощь мне. Будь мне Богом защитником, прибежищем спасения» [316]

Прибегай к слезам во всяком прошении, ибо Господу твоему благоприятна молитва, совершаемая со слезами [317]

Почему столь высоко ценится слёзная молитва? Почему Богу столь отрадно видеть, как мы в молитве проливаем слёзы? Ответ можно найти в самом Священном Писании. Слёзы великой блудницы [318], слёзы Петра после постыдного отречения [319] имеют то же значение, что и исповедь мытаря в храме: «Боже, милостив буди мне, грешному» [320]. Слёзы без слов – это исповедание того, что мы нуждаемся в спасении. Христос пришёл не для того, чтобы призвать не имеющих нужды в покаянии праведников, а чтобы призвать грешников, которые себя признают таковыми. Следуя святоотеческому учению, Евагрий настаивает на том, что слезами надлежит начинать всякую молитву, исповедуя тем самым свою греховность и нужду в спасении.

Начало спасения – самоукорение [321]

Слёзы, проливаемые в молитве, воздействуют не только на Бога, но и на нас самих, производя в нас перемены: [322]

Прежде всего молись о даре слёз, дабы посредством сокрушения смягчить свойственное душе твоей ожесточение и, исповедовав свои беззакония пред Господом, получить от Него прощение [323].

Ничто так не мешает обрести благодать Божью, как ожесточённость, присущая каждому из нас. Именно поэтому слёзы – неотъемлемая часть «практической жизни», то есть аскетического подвизания, его трудов, которые ведут к радости познания Бога [324]

Плод семян – жатва, а добродетелей – ведение. И как посеву семян сопутствуют слёзы, так и жатве – радость [325].

Разве в заповедях блаженства Христос не обещает радость плачущим [326]? Тогда становится понятно, почему Евагрий пишет:

«Дух уныния отгоняет благодатные слёзы, а дух печали сокрушает молитву.» [327]

Уныние – злейший враг слёз, которые проливаются в сердечной молитве, и чтобы смягчить эту «ожесточённость», остаётся лишь снова и снова искать прибежище в слезах.

Но что делать, когда даже самая усердная молитва о стяжании дара слёз остаётся бесплодной? Благоразумию известно другое испытанное средство против вражьих козней – «противоречие», противостояние. Его часто понимают неверно, Евагрий ему посвятил одно из своих самых пространных произведений «Антиррезис» («Опровергатель», или «противоречник»). Противостояние, в частности, состоит в многократном повторении с горячим сердцем тех стихов из Священного Писания, которые выбраны в зависимости от состояния духа молящегося. В этой практике, получившей необычайно широкое распространение, Евагрий опять непосредственно обращается к святоотеческой традиции. Непревзойдённым образцом ему послужили три искушения Христа в пустыне, когда вместо того, чтобы вступить в спор с лукавым, он «закрыл ему рот» самим Словом Божьим [328].

В восточном христианстве на этом принципе основана известная всем практика Иисусовой молитвы – помногу раз повторять одно-единственное прошение, взятое из Библии, в котором содержится уже всё, о чём следует просить у Бога: исповедание Христа Сыном Божиим ведёт к покаянию в грехах и признанию нужды во спасении, которые становятся мольбой о милости [329].

Весьма знаменательно, что коптская традиция возводит эту форму молитвы к Макарию Великому, упоминая в качестве гаранта её подлинности имя Евагрия [330]. Соседство этих имён вполне обоснованно, поскольку, как мы говорили выше, Евагрий учит, что «молитва с трезвением и бодренностью» [331] исцеляет от уныния. В своём «Слове о молитве» он также даёт совет в случае особенно сильного искушения прибегать к «молитве краткой и пламенной» [332], немногословной и настойчивой. В сущности, эта молитва была «односложной», «монологической молитвой», хотя сам Евагрий, вероятно, не ограничивался одним-единственным словом. Вероятно, он полагает, что каждый со временем находит собственную молитву. Всеми почитаемый авва Исаак, научивший Иоанна Кассиана «огненной молитве» [333], был не кто иной, как Евагрий, с которым он лично встречался в Египте и чьи наставления неоднократно цитировал, при этом не упоминая его имени. Всё сводится к стиху псалма 69:2: «Боже, в помощь мою вонми, Господи, помощи ми потщися» («Поспеши, Боже, избавить меня, поспеши, Господи, на помощь мне»).

В «Антиррезисе» Евагрий приводит множество стихов из Священного Писания, располагая их в соответствии с восемью общеродовыми лукавыми помыслами. В главе, посвящённой унынию, о которой мы уже не раз говорили, он упоминает и слёзы:

«Против ожесточённой души, которая ночью отказывается от слёз, будучи одержима унынием. Слёзы – великое средство против ночных страхов, которые происходят от уныния. К этому лекарству с мудростью прибегал в минуты страданий пророк Давид, говоря: «Утрудихся воздыханием моим, измыю на всяку нощь ложе моё, слезами моими постелю мою омочу» (Утомлён я воздыханиями моими каждую ночь омываю ложе моё, слезами моими омочаю постель мою) [334].

Против души, которая считает, будто слёзы в час брани с унынием проливать бесполезно – она просто позабыла о Давиде, поступавшем именно так, говоря: «Быша слёзы моя мне хлеб день и нощь» (Слёзы мои были для меня хлебом день и ночь) [335].