О молитве

Духовник в своем служении стоит в необходимости всегда молиться за людей, близких и далеких. В этой молитве он погружается в новую для него жизнь. Молясь за тех, что пребывают в отчаянии от непреодолимых трудностей борьбы за существование, он испытывает беспокойство, тревогу за них. Молясь за больных, он ощущает их душевный страх пред смертью. Молясь за пребывающих во аде (страстей), сам он переживает адское состояние. Все сие он живет внутри себя самого, как свою муку. Но в действительности это не он сам: он лишь воспринимает и несет тяготы других лиц. В первый момент он сам не понимает, что же происходит; он в недоумении, почему снова и даже больше прежнего он атакован страстями, многих из которых он не знал в прошлом. Лишь позднее он узнаёт, что введен в борьбу за жизнь других; что молитва его настигла духовную действительность тех, за кого она приносится Богу. Он охвачен дыханием смерти, поразившей человеческий род. И его личная молитва, и литургическая принимают космические измерения. Борьба за жизнь вверенных ему Промыслом Всевышнего иногда длится недолго: несколько слов из сердца к Богу любви; но бывают случаи и длительного состязания. Отдавая свою жизнь, он, духовник, и себя самого еще не живет как совершенно свободного от страстей; он молится за других, как за самого себя, ибо их жизнь слилась с его жизнью. Он кается за себя и за других. Он умоляет о помиловании “всех нас”. Его покаяние становится покаянием за весь мир, за всех человеков. В этом движении его духа есть уподобление Христу, взявшему на Себя грехи мира. Тяжка сия молитва: никогда не видится искомый результат: мир в целом отталкивает сию молитву с неприязнью.

Молитва покаяния неописуемо чудный дар нам Небесного Отца: “Тогда отверз им ум к уразумению Писаний. И сказал им: так написано, и так надлежало пострадать Христу, и воскреснуть из мертвых в третий день, и проповедану быть во Имя Его покаянию и прощению грехов во всех народах…” (Лк. 24: 45–47).

Начало проповеди Христа — “Покайтесь, ибо приблизилось царство небесное” (Мф. 4: 17), утерянное нами. Ясно, что это было не иное что, как продолжение начавшегося в раю — великого разговора между Богом и человеком (ср.: Быт. 3: 8 и далее). Призываемые Богом к покаянию Адам и Ева отказались признать свою неправду. Ева малодушно обвиняла Змея, Адам же нагло и Еву, и Самого Бога, давшего ему такую жену.

Тягуче протекали век за веком; в их нудном течении изведало человечество последствия разрыва с Богом–Отцом. Появились души, приготовленные многообразными страданиями к восприятию отчасти общения с Богом: тогда было дано Синайское Откровение. Чрез закон Моисеев избранные люди жили пред Лицом Невидимого Вседержителя и возросли духом до способности дальнейшего примирения с Ним; и тогда явился во плоти Тот, Кто беседовал с Адамом и Евою в тот день, когда началась трагическая история человечества. Так восстановилось прерванное на тысячелетия наше непосредственное общение с Персоной Творца мира.

Господь открыл нам тайны Бытия Божественного и бытия тварного. Но все “Дело” Его (Ио. 17: 4) настолько грандиозно, что ни око ума нашего не может вместить даже деталей его (Дела), ни энергия сердца обнять любовью чудеса Его. В слове на Пасху св. Иоанн Златоуст говорит: “Ад огорчился, ибо был низложен: принял тело, но столкнулся с Богом; принял землю, а встретил небо; принял то, что видел, и впал в то, чего не видел”. Именно так бывает с нами, когда решаемся последовать Иисусу Христу. Мы видим человека в тварной плоти, но в действительности Он Бог; мы созерцаем Его идущим без сопротивления на неправедную казнь, но узнаём в Нем нашего Творца и Спасителя; мы слышим из Его уст наши обычные слова, но чрез них нам открывается вечность Абсолютного Бытия.

Чем полнее устремляется дух наш вслед Иисусу Назарянину, тем разительнее становится контраст между Его небесным миром и видимой реальностью нашей вселенной. Одним из первых последствий прародительского падения было братоубийство. И с того времени вся история наша полна преимущественно этим грехом. Естество Всечеловека оказалось разорванным в клочья: встречаясь с себе подобными, люди уже не узнают самих себя: единства всем нам общей жизни. Борясь за свое индивидуальное существование, они убивают братьев, не разумея, что тем же самым жестом погружают и себя в общую смерть. На смену союзу любви в души людей проникла губительная страсть: доминировать над ближними, чтобы обеспечить себе и детям комфортабельную жизнь. В силу этого ослепления весь наш мир погрузился в моря крови, в атмосферу вражды, в кошмар взаимных истреблении. Грех прародителей внес повсюду распад. От одержимости духом братоубийства человечество до сего дня не только не освободилось, но продолжает еще более погрязать в смертоносном дурмане. Опыт веков не научил людей. Победа насилием в этом мире всегда и неизбежно временна; при переходе в вечность она явится нескончаемым позором.

“Все вы братья, — сказал Учитель–Христос (Мф. 23: 8–9), — Один у вас Отец, Который на небесах”.

Господь Иисус Христос — самое великое чудо — пришел на землю, чтобы спасти нас; но и Его они убили. Однако “поражение Пастыря” в плане видимом в сфере Духа вечного было несравненной победой (Мф. 26: 31): победой и в страданиях преданной любви, принесшей неувядающий плод. Так будет и с теми, кто последует Его стопам. Любящие Христа сохранят слово Его, и в конце всего они окажутся истинными победителями и упокоются с Ним во царствии Его (ср.: Ио. 16: 33).

Духовническое служение в условиях нашей эпохи — задание сверхчеловеческое. Трудно спасаться в наши дни массовой апостасии. Современники Иисуса “вышли с мечами и кольями, чтобы взять Его… но Господь сказал им: теперь ваше время и власть тьмы” (ср.: Лк. 22: 52–53).

Не сгустилась ли еще более сия инфернальная “тьма” в наши дни? Ибо не перестает возрастать отчаяние у насельников нашей планеты, и до крови тяжко молиться за сей мир, как он есть. Приведу одну из моих молитв к Богу Вышнему: Открой сердцу моему тайны Твои; яви мне грешному Твою сокровенную от века Премудрость; Духом Твоим Святым просвети умные очи сердца моего, чтобы мог я узревать Твой благой промысл о всем роде людском даже в самых ужасных событиях современности. Дай душе моей силы терпеливой любви, ибо я изнемогаю в тленной плоти моей от узрения и еще более от слуха о нестерпимых пытках, совершающихся по всей земли над плененными братьями… Ты не раз давал мне уверенность в окончательной победе Света Твоего, и все же — Ты видишь, я изнурен в служении моем.

С молодых лет стою я в скорбном недоумении от развертывающейся предо мною картины. Но бывали часы странного торжества, когда крайнее безумие всего удостоверяло меня в неизбежности наличия иного “полюса” в бытии мира — Премудрости. Я не постигал ее, но она вливала в душу надежду преображения твари, и молитва о всем мире возрождалась в сердце, и Свет незаходимый исцелял мою душу.

При молитве о людях сердце нередко ощущает духовное или душевное состояние тех, о ком приносится Богу молитва. Благодаря сему, духовник может переживать их “судьбы”: довольство и счастье в любви, изнеможение в трудах, страхи от грядущих на них бедствий, ужасы отчаяния и подобное сему. Вспоминая пред Господом болящих, он духом склоняется над одрами миллионов людей, в каждый данный момент смотрящих в лицо смерти, пребывающих в мучительной агонии. Переводя внимание на умерших, иерей естественно умом идет в тот мир и соучаствует или в спокойной преданности души Богу, или в испуге пред неведомым, поражающем воображение прежде, чем постигнет самый факт ухода из этого мира. И если стояние у постели только одного умирающего в агонии дает нам видение, потрясающее своим контрастом с нашим представлением о первозданном человеке, то мысль духа нашего о всех страдальцах земли становится превышающей меру выносливости нашей психики и даже тела. Для священника и духовника это чрезвычайно ответственный порог: что сотворить? Закрыть ли глаза на все ради нормального всем нам инстинкта самосохранения, или же пойти дальше? Без предварительного подвига глубокого покаяния по дару Свыше это “дальше” недоступно человеку. По существу речь уже идет о следовании за Христом в Гефсиманский сад и на Голгофу, чтобы вместе с Ним, Его силою, жить трагедию мира, как свою ЛИЧНУЮ; сверхвременно и сверхпространственно в духе обнимать сострадательной любовью весь род наш, погрязший в неразрешимых конфликтах. Сердцевина всемирной трагедии в том, что нами забыто и даже отвергнуто изначальное призвание наше. Всегубительная страсть гордости преодолевается только тотальным покаянием, чрез которое нисходит на человека благословение Христова смирения, творящее нас чадами Отца Небесного.