Смена церковной нормы? Попытка сравнительного анализа двух духовных движений, у истоков которых стоя
Смена церковной нормы? Попытка сравнительного анализа двух духовных движений, у истоков которых стоя читать книгу онлайн
Разговор будет идти не только о церковном прошлом и настоящем, но и о церковном будущем.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
В качестве возможного христианского примера общей жизни можно было бы указать на монастыри общежительного типа. Однако стоит заметить, что монашество - особый христианский путь. Оно зарождалось в Церкви как компенсаторное явление, как реакция на обмирщение христиан. Монахи уходили от мира для того, чтобы в пустыне сохранить верность идеалам евангельской жизни. Это была, в каком-то смысле, вынужденная мера. В результате монашеского движения сформировалась монашеско-аскетическая экклезиология, которая не вводит в круг своего внимания, скажем, брачную жизнь, воспитание детей, активную коммерческую и политическую деятельность... Эта "экклезиология пустыни" по аналогии с талмудическим изводом иудаизма является как бы "теологией выживания": задача ухода от мира в монашеском мироощущении часто становится важнее задачи спасения мира. В противоположность ей может существовать "экклезиология полиса", "теология полной жизни"... Монашество, как правило, не претендует на полноту жизни. Сейчас, в т.н. постконстантиновскую эпоху недостаточно в качестве некоего релевантного примера общей жизни рассматривать только монашескую киновию... Конечно, монашеско-аскетическая традиция христианства бесценна, но при движении к полноте духовной жизни христианская аскетика должна дополняться христианской социологией. Сейчас часто люди идут в монастырь, как бы по религиозной инерции, просто потому, что не видят иной возможности жить по-христиански, а духовных и интеллектуальных сил для поиска новых путей у многих нет...(5)
Из вышесказанного следует, что особое внимание в истории Церкви 20-21-го веков нужно уделять тем явлениям церковной жизни, где происходит попытка двигаться к полноте духовной жизни и где эту "общую жизнь", среду духовного общения удалось создать. И здесь нужно обратить внимание на то, что, например, и отец Павел Адельгейм, и митрополит Антоний Сурожский приложили много усилий, чтобы создать эту общую жизнь, и многое им удалось сделать, но прямые гонения от правящего епископа в приходе храма святых Жен Мироносиц Псковской епархии в одном случае и известные разрушительные события в Сурожской епархии 2002-2003-го годов - в другом существенно воспрепятствовали этим начинаниям...
Между тем, напротив, выбранные нами духовные движения, у истоков которых стояли священники Александр Мень и Георгий Кочетков, при многих попытках блокировать их деятельность как самобытные социопространства всё-таки уцелели и сохранились в лоне русского православия. Иначе говоря, по этому критерию живучести (конечно, это далеко не единственный критерий) вполне можно рассматривать выбранные нами два духовных движения как некоторую успешную попытку предложить расширение сакрального пространства, в котором христианская жизнь получила качественно иное воплощение. Важно, что именно о критерии живучести мы читаем в Священном Писании: "И ныне, говорю вам, отстаньте от людей сих и оставьте их; ибо если это предприятие и это дело - от человеков, то оно разрушится, а если от Бога, то вы не можете разрушить его" (Деян.5:38-39). И, если к этим духовным движениям(6) мы будем пытаться применить библейскую категорию остатка, то, значит, именно в них мы будем искать для себя некий духовный "камертон", по которому можно будет "подправить" и остальные "музыкальные инструменты". Да, эти движения сравнительно малочисленны, но когда речь идет о качестве духовной жизни, количественные категории отходят на второй план. Поэтому норма церковной жизни - это не образ жизни большинства, это образ жизни того меньшинства, которое по каким-то причинам угодно Богу. И, если эта норма здесь, то, значит, эта здешняя норма должна сместить тамошнюю норму, предложив некий разворот вовне, без коего мессианское служение народа Божьего, нового Израиля вряд ли станет возможным.
Смена церковной нормы, появление новых духовных движений свидетельствует о том, что происходит попытка преодоления церковного кризиса 19-20-го веков, это некие "точки роста", которые вызывают определенную надежду. Многие считают, что на агрессивное богоборчество 20-го века церковь ответила сонмом новомученников, и эти новомученники своей жертвой на метафизических весах добра и зла как бы уравновешивают античеловеческие злодеяния. Никто не спорит, что новомученники достойны почтительного преклонения колен перед их подвигом и свидетельством, однако продолжать думать только так означало бы нежелание извлекать уроки из суда Божьего над церковью в 20-ом веке. Да, были мученики и исповедники веры, были святые, но были и огромные массы людей, с легкостью отрекшихся от веры. Как в личной жизни извлечение уроков проявляется в покаянии, изменении жизни, так и в жизни церкви как собрания верующих извлечение уроков означает изменение церковной нормы. Как говорил Иегуда Бэкон, узник Освенцима, "страдание имеет смысл, если ты сам становишься другим". Так же и в жизни социума страдания, если не оправданы, то, по крайней мере, осмыслены могут быть в том случае, если извлечены уроки из допущенных ошибок прошлого, произведены социальные изменения и идет поиск путей Божиих для дальнейшей жизни.
Конечно, такие размышления вряд ли понравятся людям с охранительным типом богословского сознания, но, отрицая динамику и развитие, решая конфликт пророчества и левитства (как об этом в своё время писал отец Александр Шмеман) в пользу левитства не обрекаем ли мы себя на хождение по кругу, на замкнутую жизнь без выхода к новым рубежам?
Об этом стоит подумать.
А пока продолжим.
Материалы и источники.
Наше небольшое исследование не будет иметь строго академического характера. Мы не будем претендовать на полноту охвата темы.
Наше исследование будет субъективным. Автор с 2001-го по 2015-ый год был внутри Преображенского Содружества малых братств (ПСМБ) и являлся (конечно, в доступных для него возможностях) свидетелем и участником той жизни, о которой пойдет речь. При этом в нашем распоряжении есть основная литература, которая издавалась ПСМБ, а также мы знакомились с теми публикациями, которые размещали в СМИ и блогосфере оппоненты отца Георгия Кочеткова. Что касается традиции отца Александра Меня, то здесь надо сказать, что с самим отцом Александром автор знаком не был, постоянным прихожанином храмов святых бессеребренников Космы и Дамиана в Шубине и Успения Пресвятой Богородицы на Успенском Вражке (основные приходы т.н. "меневской" традиции) он также не являлся. При этом автор часто бывал в обоих этих храмах, имеет среди прихожан многих друзей и знакомых и однажды ездил на выездную приходскую конференцию космодамианского прихода. Но всё же в основном изучать "меневскую" традицию приходилось опосредованно: по книгам и выступлениям отца Александра Меня, по воспоминаниям тех людей, кто был рядом с ним, по материалам различных публикаций на эту тему, многие из которых размещены в Интернете, по приходским доступным изданиям... Библиография вопроса получилась достаточно широкая.
Отдельно стоит упомянуть о статье доктора исторических наук, религиоведа Александра Агаджаняна. Статья называется "Реформа и возрождение в двух московских православных субкультурах: два способа сделать Православие "современным""(7) . Это, пожалуй, единственное исследование, которое ставит себе задачу сравнить два упомянутых религиозных объединения. При этом исследователь, довольно точно подмечая местами те или иные особенности каждой "православной субкультуры" (как он об этом говорит), в основном, делает акцент на религиоведческой и социологической, а не богословской сторонах вопроса, не углубляясь в сугубо богословские особенности. Тем не менее, это исследование было для нас полезно...
Начало.
Отец Александр Мень, что вполне естественно (он старше отца Георгия Кочеткова на тринадцать лет), начинает свое церковное служение раньше. Можно сказать, что сразу после рукоположения в 1958-ом году во дьякона (а позже, в 1960-ом году во священника) к своему церковному поприщу отец Александр относится неформально, не в том смысле, что принятые формы церковной жизни им нарушаются, нет, а в том смысле, что отец Александр, будучи к тому времени уже довольно широко образованным и эрудированным человеком, ко всему подходит творчески и вдумчиво(8) . Перед крещением он старается проводить беседы с людьми, готовить их к принятию таинства. Дает читать книги. Постепенно вокруг священника складывается определенный круг общения.