Тайна святых

Вместе с материальностью имущественного, порядка развивается и бездушие с жестокосердием, как свидетельствует об этом Домострой священника Сильвестра. Доброта Феодосия Печерского характерна для всего киевского периода и северного московского. Когда читаешь поучение или слова или завещания митрополитов XII, XIII, XIV веков — Кирилла, Фотия, Киприана и др., не говоря уже о святых Петре и Алексее, то на сердце становится легко, слышишь их кроткий и добрый голос, чувствуешь высокий дух! Но вот наступает XV век с его жестокостями: ослепление Василием II своего двоюродного брата, позднее его собственное ослепление Кожемякой, как месть за брата. На митрополичьем престоле св. Иона, включенный в святую четверицу митрополитов: Петр, Алексей, Иона, Филипп. И как-то странно и жутко становится на душе. Почему так не похожи деяния и чудеса св. Иона на дела наших прежних Святых. Некоторых Иона как бы приговаривает к смерти за их проступки: обличив; Иона предсказывает им смерть; и они умирают, почти в тот же день. Одному неповерившему, что дочь великого князя, бывшая при смерти, исцелена св. Ионой, митрополит говорит: да умрешь ты, вместо княжны. И тот пал мертвым к ногам св. Ионы. А полтораста лет перед этим церковь ставила в великую похвалу святому митроп. Петру, что он был “кроток в назидании, безгневен в обличении согрешающих”. Феодосий Печерский плакал, когда кого-либо обличал... Кроме упомянутого чуда исцеления дочери Василия II в житии св. Иона приводится еще одно чудо: одного человека, очень страдавшего от зубной боли, св. Иона крепко ударил по лицу. Очнувшись от удара, больной ощутил, что зуб его перестал болеть. А вот уже не чудеса, а отношение св. Ионы к подчиненным: епископа полоцкого он строго обличил за то, что тот в письме к нему — митрополиту осмелился назвать его братом. За неисполнение распоряжения митрополита св. Иона заковал в оковы св. Пафнутия, игумена Боровского монастыря, и бросил в темницу.

Следующий за св. Ионой митрополит посадил в ледник под палатой одного архимандрита за то, что тот разрешил братии пить богоявленскую воду после трапезы, оправдываясь тем, что канун Крещения пришелся в воскресный день. С этих пор, вообще, жестокость наказаний в священническом звании не уступает светским. Митрополиты бьют палками-жезлами являющихся к ним подчиненных. Даже знаменитого Никона — митрополита при Алексее Михайловиче — упрекали за жестокое обращение с подчиненными. При монастырях существуют тюрьмы, где заключенных для отягощения наказания морили дымом и другими тяжкими муками.

Впрочем, о жестокосердии и совершенной грубости среди духовенства нам нет нужды распространяться. Она докатилась до того времени, когда пороки общества стали обличаться в прессе, т. е. до 60-х годов XIX столетия. То, что изобразил Помяловский в своих очерках Бурсы, превосходит своей адской картинностью Дантовское путешествие в преисподнюю. Некоторым, быть может, покажется преувеличенным свидетельство Помяловского (картины бурсы будут даны нами в очерке о св. Серафиме Саров.), но вот чистый жизненный факт, изображенный историком Сергеем Соловьевым в его записках (сообщено его сыном Влад. Соловьевым*): “Духовное училище возбуждало во мне сильное отвращение (при Петров. мон. в Москве) по страшной неопрятности, бедному сальному виду учеников и учителей, особенно по грубости, зверстве последних; помню, какое страшное впечатление произвел на меня поступок одного тамошнего учителя: один из учеников сделал вовсе незначительную шалость — учитель подошел, вырвал у него целый клок волос и положил их перед ним на столе”.

* Соч. Вл. Соловьева. Т. VII, статья Сергей М. Соловьев.

В тех же записках историк правдиво, но наивно (ибо С. Соловьев как бы не подозревает ужасного смысла своих слов) говорит, что “нравы священнослужителей русской церкви стали смягчаться под влиянием западноевропейских просветительных идей, распространяемых русской прессой”. (Как известно, пресса 60-х годов XIX столетия была почти сплошь атеистическая).

СЕМЬ ГОЛОВ ЗВЕРЯ

“У зверя было семь голов”, — говорится в “Откровений св. Иоанна”; далее поясняется: семь голов — это семь гор и семь царей (13, 1 и 17, 9, 10). Число семь, как мы изъяснили, означает полноту того, о чем идет речь. Значит, при приходе зверя все цари являются возглавителями его царства (духа). Гора, по толкованию св. Андрея Кесар., есть древний термин, под которым разумеется начальник церкви. Отсюда следует, что при приходе зверя с царями заодно действуют начальники церквей. Как мы отметили, нигде приход и действие зверя не наблюдается более ясно, как в России. Можно проследить все этапы его медленного воплощения.

СЕМЬ ЦАРЕЙ

Головы зверя становятся у нас видимыми при появлении самодержавия царей. Уже в словообразовании этого термина как бы нарочито показана его мистическая сущность. Само, самость, я сам — эти качества всегда считались церковью наиболее противоположными Духу Божьему в человеке.

Самодержавие пришло к нам не сразу, а постепенно, как бы крадучись. Первого нашего самодержца Ивана III никак нельзя назвать самодержцем в добрую половину его княжения. Напротив, он был верен завещанию Дмитрия Донского никогда ничего не предпринимать самому, а советоваться с боярами. Про Ивана III известно даже, что он в боярской думе любил встречу, т. е. высказывание мнений, противоположных его собственным. Таким он и остался до конца жизни. В этом отношении развитие самодержавия последовало при его сыне Василии III, который вовсе не любил встречу. При нем в думе часто слышался великокняжеский окрик: “Пошел вон, смерд, ты мне не надобен”. Тогда унижение подданных перед князем достигло крайнего выражения: все челобитные, кем бы они ни подавались, подписывались: твой холоп Ивашка, Федька и пр. Самодержавие Ивана III проявилось характернейшим качеством антихристова духа — превозношением, но, как подобало младенческому возрасту самодержавия, превозношение выражалось у него самым наивным образом: прежние князья у нас ходили просто, как все люди ходят по земле, — Иван III во вторую половину своего княжения не ходит просто, а выступает. Кстати, в народе такая поступь очень метко осмеяна: а сама-то величава, выступает точно пава; известно, как ходит павлин — медленно переступает, с ноги на ногу, расфуфыривая свой зелено-золотистый хвост. Хвост соответствует необычайно торжественной, вернее, чванной церемониальности, введенной при княжеском дворе, — греческий дворцовый блеск на московский лад. Тут невольно вспоминается еще меткое русское определение: “ходит спесь, надуваючись, с боку на бок переваливаясь”. Спесью стали заболевать наши, в киевское время, высоко доблестные и чрезвычайно простые русские князья. Быстро развившись в роде Рюриковичей, это заболевание довело до маниакального бреда величия Ивана IV: он возводил свой род от римского кесаря, а свои царские регалии считал перешедшими к русским князьям по наследству от царя персидского Навуходоносора. Царь Иван IV в бреду погубил свое потомство. Как бы добрый род Рюриковичей, не вынося вгнездившегося в престол русский антихристова духа превозношения, сам собою пресекся.

Интересно здесь отметить, что историк Ключевский, никогда в своем изложении не употребляющий эпитет “таинственный”, здесь дважды повторяет “таинственное пресечение династии”. Значит, столь сильно здесь влияние мистического, что даже рациональный ум (прагматизм) не может уклониться от некоего знаменования.

Русские милостивцы — Владимир Святой и Владимир Мономах и весь великий сонм святых Рюрикова рода возопили ко Господу, чтобы не дал их роду участвовать в деяниях зверя, победившего святых (“дано было зверю победить святых”. — Откр. 13, 7). Видимое благоволение Господа к мольбе своих свидетелей верных сказалось в том, что род пресекся не безумием Ивана Грозного и не властью сына его Ивана, которого отец увлекал в свою земную ярость и вдруг, сам не помня себя, поразил яростью гнева небесного. Род пресекся кротким святым, по мысли народной, юродством другого сына Грозного — Феодора Ивановича. Царь Феодор отказался от царской власти и величия и отдал их постороннему человеку (Борису Годунову).