Сумма теологии. Том IV

Возражение 3. Далее, никакое следствие не может препятствовать причине, поскольку оно сообразуется с причиной. Но удовольствие, как говорит Философ, препятствует гневу [852]. Поэтому удовольствие не является следствием гнева.

Этому противоречит приводимое Философом высказывание о том, что гнев «сладок душе, как мед устам» [853].

Отвечаю: как говорит Философ, удовольствия, причем в первую очередь чувственные и телесные удовольствия, вытесняют страдание, и потому чем сильнее страдание или страх, тем более люди ищут удовольствий, которые исцеляют, что очевидно на примере жажды, которая увеличивает удовольствие от питья [854]. Затем, из ранее сказанного (47, 1) очевидно, что движение гнева является следствием содеянной несправедливости, которая обусловливает страдание, в результате чего мы жаждем мести как средства от страдания. Поэтому отмщению последует удовольствие, и тем большее, чем большим было страдание. Таким образом, по свершении [совершенного] возмездия возникает совершенное удовольствие, которое полностью исключает страдание, в результате чего движение гнева прекращается. Но прежде чем реально осуществится месть, она уже существует в представлении разгневанного, причем двояко: во-первых, в надежде, поскольку, как уже было сказано (46, 1), никто не гневается, если у него нет надежды отомстить; во-вторых, в непрекращающихся мыслях о ней, поскольку тому, кто желает нечто, приятно задерживаться мыслями на том, чего он желает, по каковой причине нам так приятно мечтать. Поэтому гневающийся получает удовольствие от долгих размышлений о мести. Однако это удовольствие не столь совершенно, чтобы вытеснить страдание, а вместе с ним и гнев.

Ответ на возражение 1. Гневающийся печалится и радуется разным вещам: он страдает от содеянной несправедливости, а радуется мечте и надежде на месть. Следовательно, страдание по отношению к гневу является его началом, в то время как удовольствие – следствием и пределом гнева.

Ответ на возражение 2. Этот аргумент справедлив в случае реального осуществления мести, которая полностью прекращает гнев.

Ответ на возражение 3. Предшествующее удовольствие препятствует последующему страданию и, таким образом, препятствует гневу Но удовольствие от возмездия последует гневу.

Раздел 2. Обусловливает ли гнев прежде всего сердечный жар?

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что жар не является первейшим следствием гнева. В самом деле, как было показано выше (28, 5; 37, 2), жар связан с любовью. Но любовь, как уже было сказано, является началом и причиной всех страстей. И коль скоро причина превосходит следствие, то похоже на то, что гнев не является главной причиной жара.

Возражение 2. Далее, то, что само по себе обусловливает жар, со временем возрастает; так, чем дольше продолжается любовь, тем сильней она становится. Но с течением времени гнев ослабевает, ведь сказал же Философ, что «время утоляет гнев» [855]. Следовательно, жар не является присущим гневу следствием.

Возражение 3. Далее, жар, прибавляемый к жару, производит еще больший жар. Но, согласно Философу «больший гнев прекращает тот, который существовал до него» [856]. Следовательно, гнев не обусловливает жар.

Этому противоречит сказанное Дамаскином о том, что «гнев есть кипение крови вокруг сердца, происходящее от испарения желчи» [857].

Отвечаю: как уже было сказано (44, 1), связанное с душевными страстями телесное изменение адекватно движению желания. Но очевидно, что любое желание, в том числе и естественное, склонно с наибольшей силой отражать то, что ему противостоит, при его непосредственном наличии; так, мы видим, что горячая вода замораживается тверже, как если бы холод с большей силой воздействовал на горячий объект. И коль скоро желающее движение гнева обусловливается некоторым причиненным ущербом, который противостоит желанию и при этом уже существует, то из этого следует, что желание склонно с большой силой отражать ущерб через посредство жажды отмщения, и потому нет ничего удивительного в том, что в движении гнева наблюдается большая порывистость и горячность. А так как движение гнева – это не избегание, которому соответствует действие холода, но один из видов преследования, которому соответствует действие теплоты, то совершенно естественно, что движение гнева порождает жар крови и жизненного духа в области сердца, которое является инструментом душевных страстей. И в результате того, что сердце так растревожено гневом, [внутренний] гнев проявляется и во внешних членах. В связи со всем этим, согласно Григорию, «сердце, воспламененное терзаниями гнева, учащенно бьется, тело дрожит, язык заплетается, лицо горит, глаза становятся свирепыми, знакомые вещи не узнаются. Рот произносит звуки, но разум не понимает, что тот говорит» [858].

Ответ на возражение 1. Как замечает Августин, «сама любовь не так уж чувствуется, когда то, что любится, всегда в наличии» [859]. Следовательно, когда человек страдает от вреда, который причинен любимому им превосходству, эта его любовь чувствуется им сильнее, в результате чего его сердце охватывает еще больший жар, обусловленный желанием устранить то, что мешает объекту его любви. Таким вот образом гнев, усиливая любовный пыл, побуждает нас сильнее чувствовать любовь.

Впрочем, являющийся следствием жара пыл разнится в зависимости от того, обусловлен ли он любовью или гневом. В самом деле, любовный пыл, который относится к любимому благу, наделен некоторой сладостью и мягкостью, по каковой причине его уподобляют теплоте воздуха и крови. Поэтому жизнерадостные характеры в большей степени склонны любить, а известное высказывание о том, что «началом любви является печень», связано с тем, что именно в ней формируется кровь. С другой стороны, пыл гнева, который направлен на отмщение за содеянное зло, наделен некоторой горечью и стремлением разрушать, по каковой причине его уподобляют теплоте огня и желчи, в связи с чем Дамаскин замечает, что гнев «происходит от испарения желчи, от которой он и берет свое название (choie)» [860].

Ответ на возражение 2. Время необходимо умаляет значение всего того, причины чего со временем ослабевают. Далее, очевидно, что со временем память ослабевает, поскольку то, что случалось давно, выветривается из нашей памяти. Но гнев обусловливается памятью о причиненном вреде. Следовательно, причина гнева с течением времени понемногу ослабевает и, в конце концов, полностью исчезает. Кроме того, при первом ощу щении ущерб кажется большим [чем он есть], и соответственно оценивается как именно такой, но со временем, когда ощущение уходит в прошлое, уменьшается и оценка ущерба. То же самое справедливо и в отношении любви, если причина любви находится исключительно в памяти, в связи с чем Философ говорит, что «если отсутствие друга продолжительно, оно, кажется, заставляет людей забыть дружбу» [861]. А вот когда друг присутствует, причина дружбы со временем усиливается и, следовательно, дружба возрастает. То же самое можно было бы сказать и о гневе, если бы его причина со временем усиливалась.

Ответ на возражение 3. Любая сила, которая разделяется сама в себе, ослабевает. Следовательно, если человек, будучи разгневан на одно, разгневается еще и на что-то другое, то уже только поэтому его прежний гнев ослабеет. Особенно это заметно в том случае, когда его второй гнев сильнее первого, поскольку тот причиненный вред, который обусловил его первый гнев, будет по сравнению со вторым вредом, который оценивается как больший, казаться незначительным и не стоящим того, чтобы из-за него гневаться.