Сочинения в двух томах

Напоследок сим путем ехал в колеснице евнух царицы Кандакии и познакомился с Филиппом [535]. Филипп открыл ему в человеке человека, в естестве — естество, благоухание Христово и новым благовестием, как чудным фимиамом, накадил ему сердце, омыл его нетленною сверх от стихийной воды водою и отпустил его в дом свой. Он же отошел в путь свой, радуясь. Сей путь есть радостен, но пуст, пуст, но радостен, и вне его нет спасения. Пуст же, ибо людям избранным только открыт. Мир мнит его быть пустым, сиречь суетным. Сия есть клевета. Мнит же опять его быть горним, сиречь горьким. И сие клевета. Гора значит превосходство у не труд и горесть. Горе говорящим: сладкое — горькое и вопреки. «Путь господень есть суд, рассудить злое — избрать благое». Любезный путь! «Не зайдет солнце тебе, и луна не оскудеет тебе. Есть господь тебе свет твой, и исчезли дни рыдания твоего». Сие возгласив, Рафаил умолк. Уриил же воззвал: «Распрострите вдаль взор ваш и увидите несколько путников, предваривших Варсаву». Но Рафаил начал понуждать: «Любезные мои братья! Взгляните хоть мало на путь левый и на козлища, на несчастных путников его…» «Ах! Отвращаешь нас, друг, — вскричали архангелы, — от прекрасного зрелища к страшному». Обращаясь же, воспели все песнь такую:

О мир, мир, мир украшенный!

Весь притворный, весь гроб повапленный! [536]

Прельщаешь старых, младых п детей.

В прелести вяжешь, как и птенцов в сети.

Свет кажется украшенный,

Но он, как гроб повапленный,

Внутри же его выну, зрю мерзость едипу.

ПУТЬ ЛЕВЫЙ, НАРЕЧЕН ВЕНТЕР

— Сей путь, — сказал Рафаил, — нарицается вентер. Есть же вентер сеть рыболовна, сотворена по образу чрева: широка во входе, тесна в исходе. Сей путь, уклоняясь от востока, скрывает конец свой не в светлой южной стране, но во мраке полуночном.

— Вот путь, — говорит Товиин вождь, — вот и несчастный его путник грядет пред вами! Судите его! Небесные силы, взирая на путника с унынием и милосердствуя о нем, возгласили: «О бедный страдалец! Сей есть сребролюбец. Боже мой! Весь обременен мешками, сумами, кошелями, кошельками, едва движется, будто навьюченный верблюд. Каждая ступень ему мукою. «Горе вам, богатые, ибо отстоите от утешения вашего».

— Но он сего, — извиняет Рафаил, — не чувствует, но паче еще блажит себя и почитает путь свой благословенным вовеки. Он благодушествует, шествует и поет.

— Возможно ли? — вскричали духи.

— Пожалуйте, — просил Рафаил, — внемлите песне его.

Пусть я во свете скверн — только бы был богат [537] [538].

Днесь не в моду совесть, но злато идет в лад.

Как нажил, не спросят, только бы жирный был грош.

Сколь богат, столь всем брат и честен и пригож [539].

Что у нас бесчестно в мире? Кошель пустой.

Нищим ли жить? Лучше пущуся в смертный гной.

И смерть сладка, поколь рубль за рублем плывет [540].

О святое злато! Над тебя в свете нет.

Не столь милый отец, не столь родившая мать,

Не столь любезные и чада веселят.

И если такая у Венеры краса,

Не дивно, что в нее влюбилась тварь вся.

Ангельские силы ужаснулись, видя, что сатана столь хитро умел растлить бесноватую сию душу, обожающую мертвое и уповающую на кумира. «О сатана! — воззвали они, соболезнуя. — Родная божия обезьяна!» Он им вместо слов: «Горе вам, богатые…», «блаженны нищие…» положил на сердце в основание сей свой смрад: «Блаженны богатые, ибо тех есть царство всяких утех». Такова душа есть аспид, отнюдь не слышащий призывающей милости: «Придите ко мне, все трудящиеся и обремененные, и я успокою вас…»

— Боже мой! — возгласил Уриил. — Сей беспокойный путь толпами людей, как торгами, весь засорен. Слышь, Рафаил! Какая есть сия ближайшая толпа?

— Трус колесниц, — отвечал он, — шум бичей, конский топот и свист обличает, что спя громада есть полк честолюбцев; сию же предварившая толпа есть торжество сластолюбцев. Сие обличается пищанием и ржанием музыкальных органов, восклицанием торжествующих и козло- гласованием, поваренными запахами, гарью и курением. Прочее в дальних оных сволочах и стечениях: там тяжбы, брани, татьба, грабительство, лести, купли, продажи, лихоимства…

Братья! Приглядитесь к правой стороне — вот они! Несколько путников, откравшись от левого пути, пробираются через неровные места к пути мирному. «Как бог, искусил я и обрел их, достойных себе…»

— Ба, ба, ба! Какое странное сие вижу зрелище! — возопил, как молния, нечаянно Варахийл. Пятерка чело- веков бредут в преобширных епанчах, на пять локтей по пути влекущихся. На головах капюшоны. В руках не жезлы, но колья. На шее каждому по колоколу с веревкою. Сумами, иконами, книгами обвешаны. Едва- едва движутся, как быки, парохиальный колокол [541] везущие. Вот разве прямо трудящиеся н обремененные! Горе им, горе!..

— Сии суть лицемеры, — сказал Рафаил, — мартышки истинной святости: они долго молятся в костелах, непрестанно в псалтырь барабанят, строят кирки и снабжают, бродят поклонниками по Иерусалимам, по лицу святы, по сердцу всех беззаконнее. Сребролюбивы, честолюбивы, сластолюбцы, ласкатели, сводники, немилосердны, непримиримы, радующиеся злом соседским, полагающие в прибылях благочестие, целующие всяк день заповеди господние и за алтын оные продающие. Домашние звери [542] и внутренние змии лютейшие тигров, крокодилов и василисков. Сии нетопыри между правым и левым путем суть ни мужского, ни женского рода. Обоим враги, хромые на обе ноги, ни теплые, ни холодные, ни зверь, ни птица. Левый путь их чуждается, как имущих образ благочестия; правый же отвергает, как силы его отвергшихся. В сумах их песок иорданский с деньгами. Обвешанные же книги их суть типики, псалтыри, прологи и проч. Вся их молитва в том, чтоб роптать на бога и просить тленностей. Вот останавливаются, молясь, и петь начинают. Послушаем безбожные их песни божин.

ЛИЦЕМЕРЫ, МОЛЯСЬ, ПОЮТ [543]:

Боже, восстань, что спишь?

Почто о нас не рядишь?

Се путь беззаконных цветет!

На путях нх беднистей нет.

Мы ж тебе свечищи ставим,

Всякий день молебны правим!

II забыл ты всех нас.

Два раза постпм в педелю.

В пост не уживаем хмелю.

Странствуем по святым градам,

Молимся и дома и там.

Хоть псалтыри не внимаем,

Но наизусть ее знаем. И забыл ты всех нас.

Услышь, боже, вопль и рык! Дай нам богатство всех язык! Тогда‑то тебя прославим, Златые свечи поставим, И все храмы позлащенны Восшумят твоих шум пений — Только дай нам век злат!

— О смердящие гробы со своею молитвою! — возопил Варахиил. — Сии блудолепные лавры под видом божиим сатану обожают. Злоба, в одежду преподобия одета, есть то сатана, преобразившийся в ангела светлого. Нет сего злее во всем аду: опустошение царствам, церкви поколе- бание, избранных божиих прельщение… Отвратим очи наши от богомерзких сих ропотников, просителей, льстецов и лицемеров. Не слышите ли, что шум, треск, рев, вопль, вой, свист, дым, жупел и смрад содомский восходят от сего пути?

Архангелы обратили светлые лица свои от севера к ясному югу и воспели песнь сию:

АНГЕЛЬСКАЯ ПЕСНЬ В СИЛУ СЕГО:

Нельзя бездны океана горстью персти забросать,

Нельзя огненного стана скудной капле прохлаждать.