Сумма Теологии. Том VIII

Ответ на возражение 1. Подобно тому, как утрата человеком способности грешить никак не умаляет его свободы, точно так же не умаляет её и необходимость, вытекающая из утвердившейся на благе, например Боге или блаженстве, воли. Но именно такой и является предполагаемая обетом необходимость, которая содержит в себе некоторое подобие утверждения блаженства.

Поэтому Августин говорит, что «блаженство является той необходимостью, которая понуждает нас поступать лучше».

Ответ на возражение 2. Когда опасность является следствием некоторого деяния, такое деяние вряд ли может быть названо полезным (например, когда кто-либо переправляется через реку по расшатавшемуся мосту). Однако если опасность возникает вследствие отказа человека совершить деяние, то последнее не становится от этого бесполезным (например, полезно ездить верхом, хотя при этом существует опасность падения с лошади), в противном бы случае нам надлежало воздерживаться от всех тех добрых вещей, которые могут оказаться опасными акцидентно. Об этом [Писание] говорит так: «Кто наблюдает ветер — тому не сеять, и кто смотрит на облака — тому не жать» (Еккл. 11:4). Но человеку угрожает опасностью не сам обет, а вина, могущая возникнуть вследствие того, что он передумает и нарушит данный им обет. Поэтому Августин говорит: «Не раскаивайся в том, что дал обет, а радуйся тому, что более уже не можешь делать то, что мог бы вполне законно делать во вред себе».

Ответ на возражение 3. Было бы нелепо с точки зрения природы Христа, если бы Он приносил обеты, причем как потому, что Он был Бог, так и потому, что Его человеческая воля, будучи всеблагой, была утверждена на благе. Однако посредством своего рода уподобления мы приписываем Ему сказанное [в Писании]: «Воздам обеты мои пред боящимися Его» (Пс. 21:26), как если бы это было говорено Им о Своем Теле, каковое суть Церковь.

Об апостолах же говорят как о давших обет в отношении того, что связано с состоянием совершенства, когда они оставили все и последовали за Христом.

Раздел 5. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ОБЕТ АКТОМ «LATRIA», ИЛИ РЕЛИГИИ?

С пятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что обет не является актом «latria», или религии. В самом деле, предметом обета может являться любой акт добродетели. Но дело представляется так, что одной и той же добродетели надлежит и обещать, и исполнять обещанное. Следовательно, обет принадлежит любой добродетели, а не только религии.

Возражение 2. Далее, согласно Туллию религия состоит в божественных приношениях, поклонениях и отправлениях обрядов. Но дающий обет только обещает нечто Богу, но ещё ничего не предлагает. Следовательно, обет не является актом религии.

Возражение 3. Далее, религиозное поклонение приличествует предлагать одному только Богу. Но обеты даются не только Богу, но также святым и тем начальствующим, которым исповедуют исполнение обетованных послушаний. Следовательно, обет не является актом религии.

Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Египтяне в тот день познают Господа, и принесут жертвы и дары, и дадут обеты Господу — и исполнят» (Ис. 19:21). Но поклонение Богу в строгом смысле слова является актом религии, или «latria». Следовательно, обет — это акт «latria», или религии.

Отвечаю: как уже было сказано (81, 1), любой акт добродетели может принадлежать религии, или «latria», посредством предписания и в той мере, в какой он определен к почитанию Бога, что и является присущей «latria» целью. Но определение других актов к их цели принадлежит предписывающей добродетели, а не тем, которым предписывают. Поэтому определение актов любой добродетели к служению Богу является присущим «latria» актом.

Далее, из вышесказанного (1) очевидно, что обет — это обещание, данное Богу, и что обещание есть не что иное, как определение обещанного к тому, кому оно обещано. Следовательно, обет — это определение обетованного к поклонению или служению Богу. Отсюда понятно, что принесение обета в строгом смысле слова является актом «latria», или религии.

Ответ на возражение 1. Предметом обета в одних случаях может быть акт другой добродетели, например соблюдение поста или сохранение целомудрия, а в других — акт религии, как это имеет место при принесении жертвы или вознесении молитвы. Но обещание чего-либо Богу, как было показано выше, принадлежит религии. Из этого очевидно, что некоторые обеты принадлежат религии по причине одного только данного Богу обещания, которое является сущностью обета, в то время как другие принадлежат ей также и по причине обещанного, которое является предметом обета.

Ответ на возражение 2. Тот, кто обещает [дать], некоторым образом уже и дает, а именно в той мере, в какой принимает на себя обязательство дать (ведь и о вещи можно говорить как о сделанной с того момента, когда сделана её причина, поскольку следствие виртуально содержится в своей причине). Поэтому у нас принято благодарить не только дающего, но и того, кто обещает дать.

Ответ на возражение 3. Обет приносится одному только Богу, тогда как пообещать можно и человеку и то обещание блага, которое вначале было дано человеку, может быть предметом обета в той мере, в какой оно является добродетельным актом. Именно так должно понимать те обеты, посредством которых мы обещаем что-либо святым или начальствующим, а именно что данное святым или начальствующим обещание является предметом обета в той мере, в какой одному только Богу дается обет исполнить то, что было обещано начальствующим или святым.

Раздел 6. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ БОЛЕЕ ЗАСЛУЖИВАЮЩИМ ПОХВАЛЫ И НАГРАДЫ СДЕЛАТЬ ЧТО-ЛИБО ВО ИСПОЛНЕНИЕ ОБЕТА, НЕЖЕЛИ БЕЗ ОБЕТА?

С шестым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что более заслуживает похвалы и награды то, что делается без обета, чем то, что делается во исполнение обета. Так, Проспер говорит, что «нам надлежит воздерживаться или поститься так, чтобы это не было для нас тем, что мы сами сделали для себя необходимым, дабы то, в выборе чего мы вольны, делалось нами ревностно и охотно». Но тот, кто дал обет поста, тем самым сделал для себя пост необходимым. Следовательно, было бы лучше, если бы он постился без обета.

Возражение 2. Далее, апостол сказал: «Каждый уделяй по расположению сердца, не с огорчением и не с принуждением (ибо доброхотно дающего любит Бог)» (2 Кор. 9:7). Но некоторые исполняют данный ими обет с огорчением, что обусловливается, похоже, вытекающей из обета необходимостью, поскольку необходимость, как сказано в пятой [книге] «Метафизики», бывает тягостной⁵⁰⁸. Следовательно, лучше делать что-либо без обета, нежели во исполнение обета.

Возражение 3. Далее, обет, как было показано нами выше (4), требуется для того, чтобы утвердить свою волю на обетованном. Но воля более всего утверждается на чем-либо тогда, когда это актуально делается. Следовательно, делать что-либо во исполнение обета ничем не лучше, чем делать то же самое без обета.

Этому противоречит следующее: глосса на слова [Писания]: «Делайте и воздавайте обеты» (Пс. 75:12), говорит: «Обеты есть [добрые] советники воли». Но [добрые] советы даются относительно лучшего блага. Следовательно, лучше делать что-либо во исполнение обета, чем без обета, поскольку тот, кто делает это без обета, исполняет только один совет, а именно совет это делать, тогда как тот, кто делает это с обетом, исполняет два совета, а именно совет принести обет и совет это делать.

Отвечаю: можно привести три причины того, почему лучше и заслуживает большей награды делать что-либо по обету, чем без него. Во-первых, потому, что принесение обета, как уже было сказано (5), является актом религии, каковая суть главная нравственная добродетель. Но чем возвышеннее добродетель, тем лучше и тем большей награды заслуживают её дела. По этой причине акт низшей добродетели становится лучше и заслуживает большей награды, если осуществляется под руководством высшей добродетели, актом которой и является это руководство, как, например, акты веры и надежды становятся лучше, если их направляет любовь. Таким образом, дела других нравственных добродетелей (например, соблюдение поста, которое является актом воздержанности, или сохранение целомудрия, которое является актом невинности) лучше и заслуживают большей награды тогда, когда они делаются во исполнение обета, поскольку благодаря этому они становятся причастными божественному поклонению и являются своего рода жертвами Богу. Поэтому Августин говорит, что «девство достославно не само по себе, но только когда оно посвящено Богу и взлелеяно в благочестивой невинности».