Ничто суть всё

Оно очень мощно, так как я осознаю, что именно это «я»–сознание на всё указывает.

Да, так кажется. Но это кажется значимым и важным только для мнимого «я», которое прибавляет себя к бытию, и которому снится, или которое верит в то, что сейчас это уже история обо «мне».

Это не всего лишь история, а даже больше чем история.

Это всего лишь история. Скажем, проходит год, когда нет ничего, кроме бытия, никакой истории… и вдруг (хлопает в ладоши) история начинается. «Это история Тони Парсонса, или Билла, или Генри», во времени, пространстве, о том, как они выросли в своей семье. «Я — личность, моя мать и мой отец — личности, мой священник, мой учитель, мой начальник, моя девушка и моя жена — все личности, и мы находимся все вместе в мире, в котором мы отдельны друг от друга, и у нас есть свободная воля и способность выбора, чтобы что–то сделать. Так как, безусловно, то место, в котором я сейчас оказался, должно иметь какой–то смысл. Всё это должно иметь смысл! (смех) Это ощущение беспокойства, это чувство утраты должно что–то значить. Оно значит, что я женюсь, получу прекрасную работу и заведу троих детей, и всё будет просто прекрасно. Или я стану христианином и найду Царство Божие». Во всём этом должен быть какой–то смысл, так как это история с началом и концом… как кажется.

Но ведь оно также спонтанно, это самосознание?

Видимо, да. Никто его не создаёт, ни на каком уровне, никто его не создаёт. Это просто умная энергия. Есть только энергия, которая производит впечатление некоей истории.

Которая, как кажется, движется.

Да, нет ничего, что бы её там направляло, совсем ничего. Есть только энергия, которая этим кажется. Нет никакой воли, нет большей воли. Нет никакого выбора какого бы то ни было выбора.

Так что «я»–сознание — ещё одно слово для того, чтобы быть…

Да, чтобы быть отдельным.

Мне кажется, что в «я»–сознании нет ничего плохого…

Нет! Конечно же, в бытии ни в чём нет ничего плохого. Как такое возможно в единстве?

Потому что цветы цветут, а люди…

Цветы не обладают «я»–сознанием. Я ещё ни разу не видел «я»–сознающего цветка. Однако в этой истории с «я»–сознанием возникает идея того, что есть что–то хорошее и что–то плохое. Потому что в ту минуту, когда мы становимся отдельными, мы думаем, что это неправильно и что мы «не правы». Как только мы становимся отдельными, возникает мнимая двойственность. «Есть что–то другое под названием „рай“ или „целостность“? Почему я не пребываю в целостности? Здесь что–то не так, а если что–то не так, неправильно, тогда должно быть что–то, что правильно. Поэтому я должен найти что–то правильное, чтобы исправить неправильное. Поэтому я стану буддистом, или чем–нибудь в этом роде». Как только подобное появляется, наружу вырывается вся драма добра и зла. И появляются причина и следствие, хорошее и плохое, карма и реинкарнация, время, пространство, разделение, путь — всё то, что укрепляет очень важную идею о том, что я — индивид и что есть что–то, что лучше, чем это. Если вы посмотрите на все религии, то увидите, что все они говорят о чём–то, что лучше, чем это. Все они полностью отрицают тот факт, что это и есть всё.

+ + +

Тони, ум всё равно не может всё это увидеть.

Да, ум не может это увидеть, так как ум просто занимается своим делом, и функция ума — разделять, или двигаться назад или вперёд. Он только движется, поэтому он не может постичь недвижимость.

Однако есть чётко выраженное различие между видением того, что есть, и тем, как ум возвращается и пытается это объяснить.

Это история о человеке в пустыне, который нашёл истину. И вот Бог сказал Дьяволу: «Человек нашёл истину, что ты теперь будешь делать?» А Дьявол ответил: «Я буду помогать ему её организовывать». Поэтому существует видение этого, а затем приходит ум и пытается превратить это во что–то, с чем он может попытаться справиться.

А затем также есть ещё своего рода воспоминание о том, что было увидено. Это ум?

Это попытка вспомнить то, что безгранично и непостижимо. Слова никогда не смогут этого выразить. Ум может лишь это концептуализировать.

Как будто он появляется…

Он никоим образом не может познать недвижимость, так как это недвижимость движется.

Да, верно… да (смеётся) Просто это находится так близко, оно прямо здесь.

В каком–то смысле, как только вы начинаете думать о том, что это находится близко, то вы вновь начинаете думать об этом как об ещё одной вещи, как об очередном предмете. Вот оно. Это жизненность. И в каком–то смысле это самое близкое расстояние, на которое можно к ней подойти. Нет ничего, кроме жизненности, которая есть бытие. Это так непосредственно является этим, что его не может узнать ничто другое!

Иногда это становится очевидным, или есть это узнавание всего, что есть, это не ум мне об этом говорит.

Может быть, и ум. Ум может вам рассказать о чём угодно. И есть люди, которые будут просто сидеть и говорить вам: «Всё, что есть, — это бытие. Никого нет. Всё, что есть, — это то, что происходит». То есть это можно концептуализировать, но на самом деле это то, что полностью прочувствовано. Это неописуемый опыт. Его невозможно описать. Это нечто, бесспорно, вибрирующе живое.

Живое, да, жизненность. Потому что я сильно беспокоюсь по поводу того, что ум всегда возвращается.

Но, в конце концов, осознаётся, что ум — лишь бытие, проявляющееся как ум. Он чувствует себя абсолютно как у себя дома — это просто ещё одна вещь. На самом деле это седьмое чувство. Есть пять чувств, шестое чувство ощущений, а седьмое чувство — это мышление. Итак, мышление — это седьмое чувство. Это не враг.

Да, хорошо.

И оно просто занимает своё место. У него больше нет власти, это просто ещё одна вещь, которая, как кажется, происходит. Это не враг бытия.

Это уже настолько вторая натура — всё персонифицировать.

Да, похоже. В этом есть что–то очень завораживающее.

Да, это как гипноз… удивительно.

Гипнотический сон о том, что всё происходит со «мной», очень мощный, и является фундаментальным верованием большинства людей. Поэтому то, о чём мы говорим, и является столь полностью революционным — потому что оно всё разрушает. Всё, во что мы верим, разрушается, и не остаётся ничего.

Но какая–то мощная сила тянет нас назад.

Потому что это вопрос выживания нашего «я». Нам нужно выживать, поэтому мы продолжаем играть в игру о том, что мы — личности, которые всё просчитывают. Мы не видим всего; мы видим то, что считаем чем–то другим; и то, что бы мы с ним сделали; и является ли оно желанным или представляет собой угрозу. Мы всё видим сквозь пелену выживания своего «я».