Сумма теологии. Том VII

Возражение 2. Далее, глосса на слова [Писания]: «Я лично противостал ему» ( Гал. 2:11), прибавляет: «Как равный». Следовательно, коль скоро подвластный не является равным власть имеющему он не должен его исправлять.

Возражение 3. Далее, Григорий говорит, что «не должно помышлять об осуждении святых, если только не думаешь о себе лучше» [403]. Но никто не должен думать о себе лучше, чем о предстоятеле. Следовательно, никто не должен исправлять предстоятеля.

Этому противоречит сказанное в правиле Августина: «Являйте свою любовь не только себе, но и тому, кто, будучи поставлен выше вас, этим подвергает себя большей опасности». Но братское исправление – это дело любви. Следовательно, должно исправлять даже предстоятелей.

Отвечаю: подвластный не вправе осуществлять то исправление своего властителя, которое является актом правосудности, вследствие принудительной природы наказания, но что касается того братского исправления, которое является актом любви к горнему, то его вправе осуществлять любой человек в отношении того, с кем он связан любовью, если в том есть нечто, нуждающееся в исправлении.

Далее, тот акт, который проистекает из навыка или способности, простирается на все то, что включено в объект этого навыка или способности; так, видение простирается на все, что входит в состав объекта зрения. Однако коль скоро добродетельный акт надлежит сообразовывать с обстоятельствами, то из этого следует, что когда подвластный исправляет своего предстоятеля, он должен делать это приличествующим образом, не дерзко и резко, а мягко и уважительно. Поэтому апостол говорит: «Старца не укоряй, но увещевай, как отца» ( 1 Тим. 5:1), а Дионисий укоряет монаха Демофилия за то, что тот высокомерно выговаривал священника, бил его и выгонял из церкви.

Ответ на возражение 1. Кажется, что подчиненный, дерзко браня или дурно отзываясь о своем предстоятеле, ведет себя по отношению к нему неупорядоченно, и на это нам указывается поражением Богом тех, кто коснулся горы и ковчега.

Ответ на возражение 2. Противостать кому-либо публично означает превысить модус братского исправления, и потому Павел никогда бы не противостал Петру, если бы не был некоторым образом равен ему в том, что касалось защиты веры. А вот тот, кто не равен, должен осуждать уважительно и сокровенно. Поэтому апостол в своем «Послании к колоссянам» призывает их предостеречь предстоятеля: «Скажите Архиппу: «Исполняй служение твое"" [404] ( Кол. 4:17). Впрочем, если вера подвергается опасности, то подчиненный вправе публично осудить предстоятеля. Поэтому Павел, который подчинялся Петру, при всех нарекал его по причине опасности злословий о вере, и Петр, как пишет в своем комментарии Августин, «служит примером для всех предстоятелей: если им когда-либо доведется сбиться с прямого пути, то пусть не считают недостойным себя выслушивать нарекания от своих подчиненных».

Ответ на возражение 3. Помышление о себе как о просто лучшем, чем предстоятель, свидетельствовало бы о самонадеянности гордыни. Однако в том, чтобы думать о себе как о лучшем в некотором отношении, нет никакого превозношения, поскольку в нынешней жизни никто не без греха. Нам также следует помнить, что когда человек укоряет своего предстоятеля с любовью, то это означает не то, что он думает о себе, будто бы он лучше, а то, что он предлагает свою помощь «тому, кто, будучи поставлен выше вас, этим подвергает себя большей опасности», как в вышеприведенном правиле пишет Августин.

Раздел 5. ДОЛЖЕН ЛИ ГРЕШНИК ОСУЖДАТЬ ТОГО, КТО ПОСТУПАЕТ ДУРНО?

С пятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что грешник должен осуждать того, кто поступает дурно. В самом деле, никакой грех не освобождает человека от необходимости исполнения предписания. Но, как уже было сказано (2), братское исправление – это предмет предписания. Следовательно, похоже на то, что человек не должен воздерживаться от такого рода исправления по причине совершения им греха.

Возражение 2. Далее, духовное подаяние ценнее телесного. Но грешник не вправе уклоняться от служения посредством телесных даяний. Следовательно, он тем более не вправе по причине своего греха уклоняться от исправления тех, кто поступает дурно.

Возражение 3. Далее, [в Писании] сказано: «Если говорим, что не имеем греха, – обманываем самих себя» ( 1 Ин. 1:8). Следовательно, если бы по причине своего греха человек лишался права осуждать брата, то никто бы не мог осудить поступающего дурно. Но вывод нелеп, а потому нелепа и посылка.

Этому противоречат следующие слова Исидора: «Служитель порока не вправе исправлять пороки других» [405]. А ещё [в Писании] сказано: «Тем же судом, каким судишь другого, осуждаешь себя, потому что, судя другого, делаешь то же» ( Рим. 2:1).

Отвечаю: как уже было сказано (3), исправление злого делателя приличествует тому, чей разум наделен здравым суждением. Но грех, как было показано выше (II-I, 85, 2), не может умалить благо природы настолько, чтобы лишить разум грешника всех правых суждений, и в этом отношении их может оказаться достаточно для того, чтобы исправлять согрешения других. Однако предшествующий грех создает определенные препятствия на пути к этому исправлению, и причины на то три. Во-первых, та, что этот предшествующий грех переводит человека в состояние недостойного укорять другого, особенно если он желает обличить другого за меньший грех, в то время как сам совершил больший. Поэтому Иероним, комментируя слова [Писания]: «Что ты смотришь на сучок…» и т. д. ( Мф. 7:3), говорит: «Он имеет в виду тех, которые, будучи сами виновны в смертном грехе, не желают терпеть меньшие грехи своих братьев».

Во-вторых, та, что подобное исправление, если грех исправляющего станет известным, может выглядеть непристойным и сопровождаться злословием, поскольку дело будет представляться так, что он исправляет не из любви, а ради бахвальства. Поэтому слова [Писания]: «Как скажешь брату твоему…» и т. д. ( Мф. 7:4), Златоуст комментирует так: «А именно: с какою целью? Ты думаешь, что из любви, чтобы спасти ближнего? Нет, ибо тогда ты бы сперва позаботился о своем спасении. На самом деле ты желаешь не спасти других, а сокрыть собственные злодеяния под завесами добрых поучений, да к тому же ещё и заслужить людскую хвалу за свою ученость».

В-третьих, та, которая связана с гордыней упрекающего, как когда, например, человек, беспечно относясь к собственным грехам, настолько в сердце своем превозносится над ближним, что судит его за грехи с той гневной суровостью, которая могла бы приличествовать разве что праведнику. Поэтому, согласно Августину, «осуждать других за грехи – это обязанность добрых и благожелательных людей, но когда кого-либо осуждает злой, то его упрек – тому в оправдание» [406]. И потому, как [в том же месте] говорит Августин, «прежде чем осуждать за грехи других, надлежит задуматься, не согрешили ли таким же образом и мы сами. В самом деле, не следует забывать, что мы – люди, и могли бы быть в этом виновны, а возможно, когда-то уже отягчали подобным свою совесть, хотя после того более так не грешили. К тому же нелишне поразмыслить о том, насколько мы немощны, дабы наши упреки стали следствием не ненависти, а сострадания. Если же мы обнаружим, что и мы виновны в том же самом грехе, то нам нужно не упрекать грешника, а стенать вместе с ним и приглашать его к совместному покаянию». Из этого следует, что если грешник осуждает творящего зло со смирением, то этим он не совершает греха и не заслуживает осуждения, хотя такой поступок доказывает, что он заслуживает осуждения со стороны своего брата и собственной совести за тот грех, который он совершил прежде.