Смена церковной нормы? Попытка сравнительного анализа двух духовных движений, у истоков которых стоя

Преображенское движение является до сих пор действующей инициативой, открыто ставящей задачу целостного возрождения и обновления церковной жизни, прежде всего, на путях миссии, катехизации, духовного просвещения, евхаристической жизни, созидания общинности, открытости и стремления к христианскому единству. Отец Георгий Кочетков основной харизмой Содружества называет духовное обновление церкви. Тем, что у движения только одна харизма, подчеркивается, что Содружество - только часть Церкви. Это обновление церкви является центральным служением движения. Все остальное должно, по мысли отца Георгия, прикладываться к нему. По сути, под этим можно понимать то, что движенцы призваны во всех областях церковной жизни исправлять те отношения, которые сложились за долгие года и века.

За несколько десятилетий в братстве отца Георгия огласилось, наверное, около пятнадцати тысяч человек. Однако осталось в братстве всего около двух тысяч. С чем может быть связана такая текучка? Менее двадцати процентов - это всё-таки довольно низкий показатель. С одной стороны, духовная жизнь сама по себе - процесс штучный, и надеяться на то, что все будут в одинаковой мере откликаться на призыв Божий, было бы наивно. Но с другой стороны, не заложена ли в братской практике жизни некая "системная проблема", из-за которой многие огласившиеся покидают Содружество братств?

На наш взгляд, эта "системная проблема" может быть связана вот с чем. Евангельское и апостольское благовестие было универсально в том смысле, что предназначалось каждому человеку. Кроме духовного обращения, научения вере и следующего за этим личного поиска своего места в Церкви, попытки выйти на служение и т.д. дополнительных скреп жизни практически не требовалось. Жизнь учеников Христовых в раннее время представляла собой жизнь народа Божьего близ Мессии (сначала проповедующего, затем распятого и воскресшего). Все стороны жизни должны были обрести известную связанность и полноту, которая ожидаема от мессианских времен. В братской жизни при декларировании того, что полнота духовной жизни возможна именно в братстве, всё-таки де факто наблюдаются разрывы между братской и небратской жизнью отдельно взятого братчика, отчего полнота жизни неизбежно уходит. Братство вряд ли может всерьёз претендовать на явление мессианского измерения духовной жизни. Скорее, оно напоминает католический орден, имеющий строгое членство, правила жизни, границы, обеты, финансовые обязательства и т.д. Требовать от ордена, чтобы он был универсальным, не приходится. Далеко не все, кто откликаются на евангельское благовестие, хотят затем вступить в орден и вести образ жизни с довольно существенным перечнем (иногда, искусственных) ограничений. Отсюда и миссионерские усилия натыкаются на неизбежное препятствие. Выясняется, что миссия была избирательна. Вместо проповеди Царства Божьего, оказывается, проповедовался братский путь, встать на который хотят и могут далеко не все. Кто-то не хочет быть на положении статиста в братстве, кто-то не получает поддержки на собственные проекты, кого-то сковывают строгие правила и придирки старших из-за их невыполнения, кого-то не устраивает обязательное единогласие при выборе старшего в общине или увеличивающиеся денежные сборы... При этом, конечно, есть и то, что вдохновляет: образование, конференции, детская работа, творческие проекты, живое общение и т.д.

За всю историю Содружества было несколько волн уходящих из братства. Для многих из ушедших характерен т.н. постбратский синдром. Он заключается в том, что, с одной стороны, возникает "аллергия" к любым формам организованного духовного общения, а, с другой, ушедшие иногда с трудом адаптируются к жизни без такой плотности среды общения, какая была в ПСМБ. Это напоминает чем-то кессонную болезнь(64) . Нередко люди замыкаются сами в себе, живут сугубо частной жизнью, расцерковляются... При этом некоторые собираются в общины или ведут катехизацию, или участвуют в образовательной деятельности, или даже рукополагаются, но в отрыве от всего остального неизбежно складывается ощущение частичности, оторванности от целого, которую, конечно, никакой персонализм(65) восполнить не может... Иногда практику отца Георгия пытаются критиковать с позиции т.н. евхаристической экклезиологии, опираясь на известную статью отца Иоанна Мейендорфа(66) . Однако, на наш взгляд, сама эта критика не выдерживает критики(67) .

В схожей тональности можно говорить и о "меневцах". Ещё при жизни отца Александра многие уходили или не понимали того духовного пути, который он предлагал. Но, если говорить ответственно, есть ли в настоящее время принципиально другой духовный путь? Как вспоминает Олег Степурко(68) , без общин, которые организовывал отец Александр Мень, "вхождение в церковь было очень трудным или даже невозможным". И это очень важно. Вера как сознательный выбор, как путь, как пребывание в среде верных может не актуализироваться, не состояться без этого. Подлинное духовное самопознание и подлинная свобода вряд ли могут быть обретены человеком вне принадлежности к социопространству свободы.

Можно ли признать проект отца Александра по созданию среды духовного общения удачным? Священник Яков Кротов по этому поводу вот что пишет: "Мень формулировал в 1960-е годы свою задачу как создание "слоя", в котором бы разворачивалась церковная жизнь. В последние годы он уже мог видеть "слой" и ужаснуться тому, как совместимы вера, дружба, творчество с бездушием, подловатостью, эгоизмом, ужаснуться всему тому, что расцвело в 2000-е годы в "православизме", когда сформировался уже довольно толстый слой "церковных людей", для которых Церковь всего лишь точка опоры. Он оказался даже хуже коммунистического "слоя", потому что среди коммунистов много было откровенных циников и карьеристов, а тут даже циники и карьеристы лгут самим себе"(69) . Возможно, отец Яков здесь всё-таки сознательно делает упор именно на пессимистическую часть ответа на вопрос или он имеет в виду не "меневский круг", а более широкий "слой" церковного общения... Мы не станем с ним ни спорить, ни соглашаться в его оценке, но заметим, что проект отца Александра всё-таки представляет собой нечто живое, а в живом - возможно всякое, вплоть до описанного отцом Яковом. Проект Меня вряд ли можно считать завершенным. Он должен продолжаться, развиваться, как должна развиваться и расти вглубь и вширь сама христианская община - Церковь. Как говорил отец Александр, "христианство только начинается".

Александр Агаджанян отмечает, что оба рассмотренных нами духовных движения "структурно центральны".

Что это значит?

Они находятся в самой гуще общества. "Модернистская" и "либеральная" окраины церкви (в его терминах) означают активное взаимодействие с обществом в целом. В этом смысле "обе субкультуры, так сказать, находятся в авангарде диалога Церкви и общества, на переднем крае своего рода эксперимента, в котором проверяется прочность всевозможных границ: границы Традиции и пределов ее трансформаций; границы между православием и христианством вообще; границы между Церковью и обществом; наконец, границы между сакральным и секулярным в самом общем смысле". Да, существенно, что положение этих двух движений таково, что они могут разнонаправлено влиять на различные социальные группы.

Россия 21-го века может попробовать сыграть свою роль в общемировом интеграционном процессе, став страной синтезов, включенной в эпоху общемировых макросинтезов: синтезов Востока и Запада, иудаизма, ислама и христианства, внутрихристианского синтеза, синтеза личного и коллективного, сакрального и секулярного, веры и знания... Интернет, мобильная связь, высокие технологии способствуют единой планетарной взаимосвязанности. При этом русская церковь и российское общество в целом после антропологической катастрофы 20-го века нуждаются в обновлении, в восстановлении образа Божьего и образа человеческого... Хорошо, что многие и в церкви, и в обществе понимают это.