Птицы небесные. 1-2 части

Как там было хорошо молиться! Рядом — преподобный Сергий, помощник и покровитель монахов, игумен земли Русской, и тут же его келья, в которой он воочию узрел Пресвятую Богородицу, явившуюся ему в несказанной славе и молвившую: «Здесь да умножится монашеское братство, подобно птицам небесным!» Когда, устав от суеты послушаний, я приходил к моей любимой святыне, душа моя словно замирала у стоп Пресвятой Богородицы, настолько осязаемо явно становилось Ее присутствие. Время исчезало, звуки молебна плыли где-то вверху, а здесь, внизу, пребывал несказанно тонкий и нежный мир благодати — мир небесного покоя и тихого счастья, исполненный радости и надежды.

Не помышляя ни о чем большем, чем иеродиаконство, в котором я пребывал и был счастлив, участвуя в литургиях вместе с любимым моим духовником, я все же с большим волнением чувствовал близящиеся перемены в своей жизни. Судя по тому как следил за мной взгляд благочинного, некоторые обстоятельства зародили в моем сердце тревогу, что мое недолгое счастье иеродиакона близится к завершению. Старцы Духовного Собора внимательно следили за моими передвижениями по территории Лавры:

— Подойди сюда! — подзывал меня вечером мой давний наставник, седобородый архимандрит. — Видишь, в мастерских двери не заперты? Сам запри, не проходи равнодушно мимо! Заметил переполненные баки с мусором? Сообщи дежурному на проходной! Старайся заботиться о Лавре так, как мы заботились, и как нас учили наши отцы!

— Спасибо, отче! — отвечал я.

— Не спасибо, а благословите! — поправлял меня архимандрит.

Стараясь сделать услышанное своей жизнью, мне не нужно было ожидать одобрения со стороны старших, а хотелось послужить Матери Божией и преподобному Сергию.

— Отец, смотри, лампада в храме погасла у иконы святого! Зажги! — выговаривал мне другой соборный старец.

— Батюшка, а это послушание пономарей!

— Мало ли что, а ты куда смотришь? Зажги!

— Благословите…

— Отец, иди сюда, помоги носить ящики с просфорами в храм! — звали меня с другой стороны.

— Простите, отцы, у меня другое послушание и нужно спешить!

— Когда тебя просят, это и есть твое послушание, понял? — строго укорял меня старший монах.

— Благословите…

Так, мало-помалу, накапливался монашеский опыт.

Иной раз в гараже, где было довольно большое автомобильное хозяйство, при распределении машин в ежедневные поездки, слыша раздражение в голосах тех, кто настаивал на первоочередности своего послушания: «Срочно, отец, очень срочно!» — я и сам начинал раздражаться. Как-то в сотый раз за утро зазвонил телефон в диспетчерской. Схватив трубку, я с раздражением бросил в нее:

— Ну, что там еще у вас?

— Это звонит наместник. Мой водитель у тебя?

— Простите, отец наместник, за мой тон, так больше делать не буду, а водителя пришлю немедленно!

Красный от стыда, я положил трубку: «Вот стыдоба! — укорял я себя. — Значит, с людьми я могу быть грубым, а с наместником сразу изменил тон! С этого момента помоги мне, Господи, со всеми людьми разговаривать дружелюбно и приветливо…» Так, ошибка к ошибке, накапливался самый важный опыт, принесший неоценимую пользу в дальнейшей монашеской жизни. Правду говорят, что монашество выше всех университетов, так как учит не пустым знаниям, а мудрости человеческой души. Усердствуя в иеродиаконстве, я пытался, по примеру других, улучшить свой голос. В Лавре певчим монахам «ставил» голос приглашенный для этого из Москвы специалист, бывший оперный певец. К нему на постановку голоса ходили старшие иеродиаконы, отправился и я.

— Во-первых, нужно научиться правильно дышать! — наставлял меня специалист. — Голос у тебя средний, поэтому развивай диафрагму и правильную стойку. Грудь держи всегда вперед, ноги ставь пошире и учись произносить ектении животом!

Я попробовал, но вышло не очень удачно.

— Ничего, — подбодрил меня преподаватель. — Если будешь все делать так, как я тебе сказал, все пойдет нормально!

И он занялся другими монахами. Выходя на службах на ектении, я старался стоять так, как учил меня специалист и, произнося слова прошений, следил за своей диафрагмой, чтобы звук шел «из живота». Вскоре позади себя, среди молящихся я услышал какие-то перешептывания. «Кажется, кое-что получается!» — утешил я себя. Но это «утешение» быстро развеялось. После службы ко мне подошел уставщик:

— Отец, чего это ты такие номера откалываешь? Стоишь, как тореадор и ревешь, как бык… Служи нормально, а то наши прихожане недоумевают…

Впредь я закаялся увлекаться тем, что не являлось для меня привычным делом, решив служить как есть: просто и скромно, не пытаясь сравняться с голосистыми иеродиаконами.

Давние друзья молодости начали навещать меня в Лавре. Из Петербурга неоднократно приезжал прежний спутник по походам в горах Максим, открывший мне некогда преподобного Серафима. Любил также посещать Лавру бывший журналист, ставший затем безсменным начальником метеостанции, Петр, а также мой верный друг из Академии наук Таджикистана — Сергей, переквалифицировавшийся в плотники. В последний раз мы тепло общались с ним в Лавре, когда он уже взялся строить коровники. Жаль, что он так и не увидел Абхазию.

Однажды возле Троицкого храма я встретил знакомого дьякона Евгения, с которым подружился еще в Душанбе. Он приехал сдавать экзамен и выглядел озабоченным и утомленным. Узнав, что я теперь иеродиакон, отец Евгений поздравил меня. В ответ на вопрос, каковы его дела, он опустил голову:

— Мои дела неважные, отче! Из-за наговоров нового дьякона Владыка отправил меня с матушкой в Фергану. Бедствуем страшно. Владыка недоволен, прихожан нет, матушка болеет…

Голос дьякона задрожал и он заплакал, не стесняясь прохожих. Видно было, что он в сильном отчаянии.

— Отче, дорогой, верю, что у вас все наладится! Не может вас Бог оставить, зная ваше доброе сердце и крепкую веру! Может, сходишь к старцу на исповедь?

— А кто он такой?

— Отец Кирилл, слышал?

— Слыхал, да разве к нему попадешь? — засомневался Евгений.

— Это можно устроить! — пообещал я.

Вместе мы отправились к батюшкиной каморке-исповедальне. Рассказав духовнику о моем друге, я остался ожидать его у двери. Через полчаса он вышел. Лицо его сияло, в глазах появилась уверенность:

— Чудесный старец, отче, просто чудесный! Все мои скорби взял и развеял в один миг! Даже финансами помог… — он радостно обнял меня. — Спасибо тебе, отче, за поддержку. Теперь будем чаще видеться…

К сожалению, больше мы не встретились, жизнь развела наши пути, но память о нем осталась добрая.

Громом с ясного неба прозвучали слова благочинного:

— Ну вот, отец, Собор старцев благословил тебя рукополагаться в иеромонахи! Готовься! В ближайший приезд Владыки будем тебя рукополагать…

Получив наказ от благочинного еще раз пройти генеральную исповедь, я снова засел за общую тетрадь, вспоминая забытые грехи, ранее ими не казавшиеся.

Для меня в то время примером служил один иеродиакон, который отказывался от сана иеромонаха и уже долгое время оставался в своем чине. Вспомнив из Древнего Патерика все случаи, в которых описывалось, как египетские отцы избегали любой почести и любого сана, я укрепился духом и отправился к старцу:

— Батюшка, благочинный объявил о моем рукоположении в иеромонаха, можно я откажусь от священства и буду избегать этого сана?

Я полагал, что отец Кирилл одобрит мое намерение и согласится с тем, что мне нужно больше совершенствоваться в смирении, но он строго отклонил мою просьбу:

— Рукополагайся и не вздумай отказываться!..

— А как же наш иеродиакон, который смиряется и отказывается от рукоположения?

— У него своя дорога, а у тебя своя! Чтобы жить в горах, лучше, если станешь иеромонахом. Смотри больше за собой!

После исповеди, получив благословение, я отправился к своему другу, отцу Пимену.

— Старец знает, что говорит! Доверься ему… — одобрил мой товарищ решение отца Кирилла.

Приехал Владыка, и на литургии все совершилось так быстро, что я не сразу осознал случившееся. Помню, когда я положил голову на престол, а архиерей возложил на нее руки, из моих глаз хлынули слезы, заливая облачение. Затем я благодарил Владыку, наместника, батюшку и всех служащих отцов. Помню, как я шел после литургии в келью, а ко мне подходили старшие монахи и просили благословить их. Подошел, улыбаясь, и седобородый архимандрит, наставлявший меня следить за порядком на территории Лавры: