Отголоски иного мира

Но многие люди, даже прекрасно зная эту очевидную истину, тратят жизнь на погоню за деньгами. Рыночная экономика с ее ненасытными запросами, доносит до нас рекламный лозунг: «Кто умирает с большим количеством игрушек, тот выигрывает». Что выигрывает?

В мире сем деньги — великий соблазн. Словно по мановению волшебной палочки в переполненном ресторане появляется лишний столик; невзрачный мужчина покупает общение и секс с красавицей. Посмотрите реалити–шоу о женщинах, которым предлагают стать женой неизвестного им миллионера. Или реалити–шоу «Последний герой»: люди готовы есть крыс и тараканов, лишь бы получить миллион долларов.

Христос призывал не желать денег, а остерегаться их. «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф 6:21), — сказал Он. Есть о чем встревожиться тем из нас, кто живет в богатом обществе. Христос видел в деньгах отрицательную духовную силу, жадное божество по имени Маммон, врага Царства Небесного. «Не можете служить Богу и маммоне» (Мф 6:24), — сказано коротко и жестко.

Христос призывает нас не поддаваться власти денег, и если надо — отдать все. Помню, как меня шокировала острая книга Жака Эллюля «Деньги и власть».

Деньги нужно переводить в сферу профанного, говорил он, лишать их духовной силы: скажем, отдать пачку купюр совершенно незнакомому человеку или выбросить эту пачку на людной улице. «Какая нелепость, по сути, даже пошлость», — подумал я. И потом сам понял, что поддался темной власти маммоны. Такое обращение с деньгами показалось мне своего рода их осквернением.

В ту пору я полагал, что использую финансы для нужд Царства Небесного. Однако затем осознал, что упускаю из виду нечто важное. Я беспокоился, сколько и кому даю, искал благотворительные организации, которые максимально эффективно расходуют пожертвования и, конечно, ожидал в ответ справку о получении денег и благодарственное письмо. Однако такая расчетливость в корне противоречит библейскому учению. Апостол Павел говорит о радостном даянии, и эта радость неразрывно связана с тем, что даяние иррационально по сути своей. Оно разрушает ауру ценности денег. Инстинктивно мы копим деньги, держим их в железных сейфах; отдавая же, мы отпускаем их на свободу, вырываемся за пределы конкуренции и балансовых отчетов.

Живя в деловой части Чикаго, я увидел вокруг себя нужды, которые не вписываются ни в какую рациональную схему пожертвований. Моя жена работала с бедными стариками и часто приносила домой душераздирающие рассказы о том, что одного выселяют, другому отключили электричество, у третьего нет средств на лекарства. Какие–нибудь сто долларов позволили бы им продержаться еще месяц, а то и два — но попробуйте пробиться сквозь толстокожесть городских чиновников или нерасторопность иного благотворительного фонда. Поэтому мы стали подкладывать под двери нуждающихся конверты с пятидесятидолларовыми и стодолларовыми чеками и анонимной запиской («от того, кому не все равно»).

Поначалу отдавать деньги безо всяких гарантий и даже без налоговой расписки казалось мне едва не кощунством. Однако вскоре я понял, что подлинное кощунство состоит в другом: я стоял на рациональной экономической точке зрения, которая полагает деньги высшей ценностью. Значит, как правильно говорил Эллюль, эту «ценность» надо десакрализовать, сломать ее власть над собой. Необходимо понять, что деньги не мои: их доверил мне Бог, чтобы я «вложил» их в Царство Небесное, единственное Царство, которое приносит вечные дивиденды. Иисус учил: «Чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (Мф 6:4).

Бедный Вилли Стоукс — младший, который в могиле управляет своим гробом–кадиллаком! Мне нужно было научиться смеяться и над этими попытками обмануть смерть, и над персонажами рекламы, которые мрачно предупреждают о последствиях выбора ненадежного паевого фонда или страховой компании. К журналу Fortune и передачам Си–Эн–Эн, посвященным деньгам, мне нужно было научиться относиться как к порнографии: эффект у них одинаковый. Ведь деньги действуют аналогично похоти и гордыне — схватив мертвой хваткой, увлекают в мир фантазий, удовлетворить которые невозможно. Кроме того, подобно похоти и гордыне, деньги — искушение, которое никогда не исчезает. Они — личностная сила. Они, как и учил Христос, действительно божество.

Первые христианские общины формировали своего рода армию сопротивления маммоне. Послание к Евреям упоминает о верующих, которые «расхищение имения [своего] приняли с радостью» (Евр 10:34). Ни один человек в здравом уме не принимает конфискацию своего имущества с радостью, — если, конечно, не он уповает на «имущество лучшее и непреходящее» (Евр 10:34) в ином мире, если живет не для себя, а для Бога. Апостол Павел советовал отказываться от судебных исков, показывая пример неверующим: лучше быть обманутым. Святая Тереза Авильская молилась о даре видеть опасность богатства, относиться к деньгам, как к прогулке среди львов. Один богач как–то показал ей бриллианты и драгоценные камни. «Я лишь посмеялась про себя. Мне было жаль, что люди ценят подобные вещи, ведь Господь столько нам уготовал!»

И апостол Павел, и святая Тереза обрели свободу, лишив сокровища мира сего ценности и святости.

Я бы слукавил, если бы сделал вид, что мне доступен тот же дух свободы, которым обладали эти гиганты веры. И все–таки что–то во мне меняется. Я познал и бедность, и изобилие, и могу сказать, что деньги являются искушением всегда. Когда ты беден, искушает зависть, когда богат — жадность. В денежной сфере очень ощутимо сталкиваются ценности двух миров, видимого и невидимого.

Апостол Павел писал: «Умею жить и в скудости, умею жить и в изобилии; научился всему и во всем; насыщаться и терпеть голод, быть и в обилии, и в недостатке» (Флп 4:12). Он относился к деньгам легко — использовал для служения Богу, но не привязывался к ним. Безразличие к деньгам было и у христианских святых последующих столетий.

Однажды Джону Уэсли сказали: «Твой дом сгорел». Он ответил: «Нет, сгорел дом Господа. А для меня одной заботой меньше».

Тяготы. Когда я бываю в церквях зарубежных стран, бросается в глаза одно отличие местных христиан от североамериканских: их представления о тяготах. Мы живем в небывалом комфорте, но нам не дает покоя проблема страданий. Скептикам она мешает уверовать, а верующие мучаются — как объяснить наличие в мире боли и горестей. На молитвенных собраниях в США чаще всего молятся об исцелении. Однако дела обстоят так же далеко не везде.

Однажды я спросил прихожанина незарегистрированной китайской церкви, молятся ли христиане об изменении жестокой правительственной политики. Он немного подумал и ответил, что подобной молитвы не слышал ни разу. «Все исходят из того, что гонения будут, — сказал он, — ничего другого мы и представить себе не можем». Он привел один пример. За проведение неофициальных церковных служб священник провел двадцать семь лет на каторге. Выйдя из тюрьмы, он вернулся в церковь и поблагодарил общину за молитвы. В тюрьме он находился на опасных работах: сцеплял железнодорожные вагоны. И ему удалось сцепить миллион вагонов, не получив увечья. «Бог ответил на ваши молитвы о моей безопасности», — радостно сообщил он. А вот еще пример. Другой священник, находясь в тюрьме, узнал, что его жена слепнет. Отчаянно желая увидеть ее, он сообщил тюремному начальству, что отрекается от веры. Его освободили, но он не смог оставаться на свободе: его мучило чувство вины, и он сдался полиции и провел следующие тридцать лет за решеткой.

То же самое я видел в Мьянме (бывшая Бирма), где сложилась диктатура, враждебная христианству. Человек, пригласивший меня в эту страну, предупредил: «Когда будете беседовать со священниками, имейте в виду, что почти все они за свою веру отсидели в тюрьме».

— Вы хотите, чтобы я говорил на темы моих книг «Где Бог, когда я страдаю?» и «Разочарование в Боге»? — спросил я.

— Что вы, это не для нас! — ответил он. — Мы понимаем, что за веру будем гонимы, примем страдания. Мы хотим, чтобы вы рассказали о благодати. Нам нужна помощь в общении между собой.