Переселение, или По ту сторону дисплея

    В мальчишеской раздевалке было шумно: народ натягивал свободные белые штаны и такие же рубахи с широкими поясами. Наверное, в таком виде можно чувствовать себя похожим на Маугли: сильным как тигр и ловким как обезьяна. Тимка надел тренировочный костюм и отправился вместе со всеми в зал.

- По восьмеркам – стройсь! Равнение вперед! Готовы ли вы начать занятие? – отрывисто спрашивал учитель.

   Тимке казалось, он его уже где-то видел. Вроде бы он делал что-то вместо Людмилы Викторовны: то ли писал ее ручкой, то ли играл на дудочке, а она должна была под эту музыку танцевать. В общем, всякие глупости. Наверное, Тимке просто приснился такой сон перед тем, как он подошел к телефону.

- Мы готовы, учитель! – прокричали в ответ ребята.

- Поклон богу Ямале!

   Тимка не понял, что это за бог, но стоящий рядом Славка дернул его за руку, быстро шепнув: «Нагнись!» Он поспешно нагнулся – звенья цепочки от креста соприкоснулась и звякнули. Этот крест он так и носил, не снимая, с тех пор, как бабуля надела его Тимке на шею.

- Новенький! Шаг вперед! – раздался над ухом резкий голос учителя.

- Тебя… – испуганно выдохнул Славка.

   Тимка шагнул вперед.

- Встань прямо! Что это на тебе такое?

- Крест, – ответил он тихо: было удивительно, что учитель сам этого не видит.

- Все металлические предметы снять и впредь с ними не появляться! Брось его на циновку, – кивнул учитель в сторону коврика, на котором мальчишки, входя в зал, оставляли обувь.

    Тимка хотел объяснить, что крест надела на него бабушка, которая просила носить его постоянно. Но он подумал, что от этих слов учитель начнет смеяться над ним и над бабулей, а может быть, и над самим крестом. Вслед за учителем засмеются мальчишки... Поэтому он просто сказал:

- Я не снимаю его никогда.

- Значит, теперь снимешь! – пообещал учитель так, что по Тимкиной спине поползли мурашки. – На циновку, я сказал! Все тебя ждут, время дорого!

       В зале наступила полная тишина. Получалось, крест действительно надо снять, раз уж все так получается. Только вот не хотелось  класть его на пол, туда, где теснились обтрепанные и более-менее новые кроссовки, ботинки, кеды... Кроме того, от окриков учителя Тимка потерял ориентацию – его руки медленно поднялись к шее, но не могли нащупать цепочку, а потом совсем опустились.

- Та-ак, – голос  учителя не предвещал ничего хорошего. – До конца занятия – марш в угол! А после я с тобой поговорю…

   «Вот и сходил на карате», – горько думал Тимка, оказавшийся таким образом в углу зала, –  «выполнил просьбу друга». Славка и сам, понятное дело, расстроился: из угла было видно, как нечетко и вяло он выполняет упражнения.

- Раз-два-три  –  йаа! – выкрикивали мальчишки, крупными шагами расхаживая по залу.

   На «йаа» они резко поворачивались и выбрасывали вперед руку. Это «йаа» каждый раз отдавалось у Тимки болью в висках. «Йаа» – сыпались лавиной камни; «йаа» – не выдержав, начинали рушиться стены…

   Этот урок был таким долгим – куда дольше, чем уроки Людмилы Викторовны. Тимка понял, что сорок пять минут не всегда равны сорока пяти минутам. В томительном ожидании обводя глазами зал, он наткнулся на странную фигуру: вроде это была снежная баба, только какая-то особенно некрасивая. Когда они со Славкой лепили во дворе снежных баб, те выходили куда симпатичней. И вдруг эта состоящая из шаров фигура показалась ему остро, пронзительно знакомой. Казалось, в  ней сконцентрировался весь Тимкин страх перед тем, что ждет его после занятия. «Еще до того, как минет день, – поднялась со дна памяти угрожающая фраза из какой-то книги, а, может быть, фильма, – «прежде, чем минет день»…

   Мальчишки в зале выстроились парами и понарошку отрабатывали друг на друге боевые приемы. Славка отклонялся в сторону, стараясь незаметно приблизиться к другу, но учитель сверкнул на него глазами, в которых как будто вспыхнули две красных точки. Славка вобрал голову в плечи и побрел на место – продолжать упражнения.

- Ногу назад – голову вперед! Руку занесли – корпус развернули! – как занесенный хлыст,  летал поверху голос учителя. – Раз-два-три – йаа!!!

   Наконец этот ужасный урок закончился. Все снова построились в линейки по восемь человек и отдали поклон. Только теперь Тимка понял, кому он был предназначен – кланялись снежной бабе с дырками вместо глаз и ощеренным ртом, похожим на извивающегося червяка. Совершенно точно, что он ее где-то видел…

- Марш в раздевалку, – отпустил ребят учитель.

   Все гурьбой кинулись из зала. Тимка чувствовал себя так, словно высидел длинную очередь к зубному врачу, и вот наконец пришло время зайти в кабинет. Теперь-то и начнется… Славка хотел было подойти к нему, но под резкий окрик «Что я сказал!» поплелся в раздевалку.

- Иди сюда, – негромко позвал учитель. В этом как будто сдержанном и спокойном голосе было что-то непередаваемо жуткое. – Встань вот здесь, перед Ямалой.

   Так Тимка оказался лицом к лицу с этим снежным чудищем – если можно назвать лицом то, что смотрело сейчас на Тимку. Но оно действительно с м о т р е л о. Круглые глаза как будто смигнули, а ротовая щель шевельнулась…

- Сними свою побрякушку, – услышал оцепеневший Тимка голос учителя. – И брось ее на пол, ну!

   Червяк Ямалы стал на глазах извиваться, словно повторяя сказанное. Тимка начал дрожать, как в ознобе, но стоял неподвижно. Тогда учитель сам дернул цепочку на его шее и, сорвав крест, метнул его в сторону двери, на циновку для обуви…

38

    «Насилие» – вот слово, которым могла обозначить Людмила Викторовна то, что с нею последнее время происходило. Насилия разыскивало в ее сознании мельчайшие зазоры и щелочки. Через них оно проникало внутрь, углубляя их с каждым разом, – вот как вода размывает течи корабля. Мысли о Киме лезли в голову с таким напором, что Людмила уже не могла с ними бороться. И однажды наступил момент, когда она, бросив непроверенные тетради, в кое-как застегнутом плаще одним духом спустилась по лестнице, пронеслась мимо испуганного ее видом охранника и побежала в сторону Центра.

   Всю дорогу Людмила испытывала мучительное раздвоение: ей жутко не хотелось видеть  Кима, и в то же время она не могла больше жить, не видя его. Этот человек стал ее ужасом и ее магнитом одновременно. Если бы она не была сейчас на пути к нему, ее голова должна была просто лопнуть от напряжения.

   Людмила спешила изо всех сил, чувствуя, как сердце колотится уже на уровне горла. Кто-то поздоровался с ней – она едва успела кивнуть; кто-то удивленно посмотрел ей вслед. Улица по обеим сторонам дороги жила своей обычной жизнью: стояли дома, ехали машины, шли люди. А она продолжала бежать, перебирая ногами так стремительно, что могла бы, наверное, оттолкнуться от земли и дальше лететь по воздуху… Не зря говорят, что ведьмы летают – наверное, их тянет на шабаш так же неудержимо, как ее сейчас тянет к Киму…

    Прежде Людмила  не допускала самого существования ведьм, но мало ли что было прежде! Тогда она не верила и в колдовство, гнетущее и ломающее сегодня ее саму.

   Быстро, как в мультфильме, впереди вырос Центр – нарядное крыльцо с колоннами, высокие массивные двери. Скорей мимо вахты, по лестнице на второй этаж… А там уже совсем близко студия восточных единоборств – центр безжалостно влекущей ее паутины…

   Людмила не помнила времени и с ужасом подумала, что в зале сейчас, возможно, идет занятие. Тогда она прямо на глазах ребят упадет к ногам Кима… Но вариантов не существовало; ее несло как на пущенном под гору  мотоцикле, которым она не умеет управлять. В такой ситуации освобождением бывает лишь последний момент, когда полет закончится – иначе говоря, когда слетишь с мотоцикла и разобьешься. Людмиле предстояло крушение судьбы, крушение ее свободной неповторимой личности. Однако предотвратить это крушение было невозможно. Она толкнула двери в спортзал…