Переселение, или По ту сторону дисплея

   Он никогда раньше не видел этих тетенек, но чувствовал, что с каждой из них его связывает что-то крепкое и надежное. Тетеньки были незнакомыми, но, как ни странно, не чужими. Старшая стояла в коричневом, совсем уже выношенном жакете, из-под которого спускалось простое старомодное платье, и в туфлях без каблуков. Ее закрученные пучком волосы серебрились сединой.

   Другая тетенька оказалась совсем молодой. Она была в платочке, в заляпанном ватнике, какие носят маляры и строители. Лицо ее выглядело задорным и одновременно грустным – словно веселый по характеру человек сгоряча налетел в жизни на какую-то большую беду. Это выражение показалось Тимке знакомым: где-то он его уже видел…

- Давай скажем ему, ведь он не знает, – обернулась молодая тетенька к старшей, которая кивнула в знак согласия головой. – Мы с тобой, Тимка, родная кровь.  Твоя бабуля тебе прабабушка, а мы так бабушки. Она по отцу, я по маме.

- Верно, деточка, – заговорила та, что в коричневом жакете. – Ты наш внучок. Не довелось нам с тобой понянчиться, а любим крепко!..

- Вы мои бабушки? – пораженно переспросил Тимка.

- Самые настоящие, не сомневайся!.. Не гляди, что мне только двадцать годков. Ну, с маленьким хвостиком, – засмеялась мамина мама.

- А мне, деточка, под шестьдесят… Милый ты наш, пришел отца выручать! – Папина мама всхлипнула и провела по глазам свободной рукой –  другой она по-прежнему сжимала полотенце. – А я тут уже четвертый месяц стою, держу его, чтобы не захлебнулся!

- Папа…там? – только и смог вымолвить Тимка, глядя на черную воду, кишащую отчаянным человеческим движением.

- Я его живым сберегла! – радостно сообщила бабушка. – Держу на своей материнской любви  – вот и не утонул безвозвратно.

- А я деда твоего держу, – сказала молодая мамина мама, в платочке и в ватнике. – Твоего деда, артиста. На земле любила без памяти и вот до сих пор…

- Мой дедушка был артист? – удивился Тимка.

- Уж такой артист… сыграл со мной чистую драму-трагедию! – без злости усмехнулась молодая бабушка. – Через то и мать твоя сиротой росла, и тебя мне не пришлось понянчить!..

- Сыграть драму-трагедию – это значит поступить с кем-то по-плохому? – старался разобраться Тимка.

-  Да уж не по-хорошему. Только с самим собой он еще хуже сотворил, – добавила молодая бабушка со вздохом. – Совсем человеческое обличье теряет. Да ты по пути видел…

   Тимка стал вспоминать, кого же он видел по пути: Лже-Герду, Людмилу Викторовну, мальчишек… Еще зловредного музыканта, играющего, как на дудочке, на учительской ручке… Собак, окруживших Аркашку Меньшибратова…

- Он еще у вас в школе работает, – подсказала молодая бабушка. – Психологом считается…

- Артур Федорович? – вконец изумился Тимка. – Так это он мой дедушка?

- Он самый… Сколько родни-то у тебя нашлось, а? – ласково усмехнулась она. – Только мы, бабки, по эту сторону – а Сашка пока по ту… Вернешься домой, увидишь его живьем, Сашку-то!

- Какого Сашку? – снова не понял Тимка.

- Ну, Федоровича. Он себя потом Артуром заделал, а я с ним еще прежде знакома была… тогда Александром звался.

-  А почему он превращается в свинью? – вспомнил Тимка увиденное по дороге.

- От мыслей, – вздохнула мамина мама. – Он думает – только дела в учете, а в голове любое кино крути. А по-настоящему все важно: и что сделал, и как сказал, и чего подумал. От скотских мыслей человек в скота превращается!

- А от каких мыслей дедушка?..

- Не все тебе знать, – перебила мамина мама. – Ты и так сердечком своим  чего надо понимаешь. А иначе не дождались бы мы тебя здесь…

- Верно, деточка, – подхватило другая бабушка, в коричневом жакете. – Без тебя б нам сил не хватило. Ну, подержали бы еще утопленников наших сколько смогли, а там, глядишь, истончились бы наши полотенца… А уж тогда конец!

- Что же теперь будет? – спросил  Тимка с каким-то особым  предчувствием, от которого в нем замерло сердце.

         Обе бабушки молча указали ему на свои полотенца. Он понял, что теперь все зависит от его внутренней силы, от крепости его любви. Ухватив белые тугие концы одной и другой рукой, он крепче уперся ногами в землю и стал тянуть. В глазах потемнело, в висках молоточками стучала кровь, самого Тимку шатало из стороны в сторону – а он тянул да тянул…

36

- Здравствуйте,  – сказала  еще молодая  женщина с озабоченным лицом, модно, но небрежно одетая и наспех накрашенная.

   Непростительное равнодушие с ее стороны, отметил про себя Артур Федорович. Деградация женского характера. Если ты молода и хороша собой, должна подчеркивать это на каждом шагу, в любой момент своей жизни. Разве что дома у тебя пожар либо что подобное…

- Можно с вами поговорить?

- Пожалуйста, прошу вас, – галантно пригласил ее в комнату Артур Федорович.

- Я мама Тимофея Лучинина…

- Мама Тимофея?! – внутренне вздрогнул он. – Ваше имя – Ирина Александровна?

- Неужели вы всех родителей знаете по именам? – удивилась Лучинина. – Даже тех, которые пришли к вам впервые?

   Само собой, это ее впечатлило. Ведь ей неизвестно, что он последнее время повторял про себя ее имя-отчество много раз подряд, прикидывал так и эдак. Любая из девушек, с которыми он когда-то крутил любовь, могла назвать свою дочь Иринкой, Ирочкой... А могла и не назвать – мало ли имен на свете!

  Эта невзначай раскрученная им игра выросла теперь до размеров гамлетовского «быть иль быть». Может ли оказаться так, что стоящая сейчас перед ним Ирина его родная дочь? Если так, то Тимка, этот чудесный мальчик,  автоматически превращается в его  внука.

  Артур Федорович жил на свете не первый день – он понимал, что эта возможность по теории вероятности равна одной тысячной процента. Однако, вопреки здравому смыслу, продолжал надеяться. Потому что человек верит не в то, что очевидно, а в то, чему он сам хочет верить. Вот такая психологическая коллизия…

- Пожалуйста, садитесь в кресло. Хотите, я приготовлю чай? – суетился хозяин комнаты вокруг дорогой гостьи.

- Нет, спасибо. Мне просто надо с вами поговорить.

- Тогда, если не возражаете, я сяду напротив. Вот так. Вас устраивает  атмосфера нашей беседы? А то знаете, иногда что-то мешает… давит на психику…

- Вы очень внимательно на меня смотрите, – призналась она. – Конечно, я понимаю, у человека все написано  на лице…

- Главного ответа я пока не прочел. Я ведь не оракул, а всего-навсего психолог!

- Видите ли, в нашей семье серьезные проблемы...

- Слушаю вас, – профессионально встряхнулся Артур Федорович.

-  Мне, наверное, придется расстаться с мужем. Для Тимофея это будет большой удар. Прямо не знаю, как лучше ему сказать и как вообще обставить этот развод. Хотелось бы смягчить по возможности…

- У вас нет никакой родни в деревне? – вдруг перебил ее психолог.

- Разве я могу отослать ребенка в деревню посреди учебного года? Или вы имеете в виду каникулы?

- Да, ведь скоро каникулы, – поддакнул он.

- Тимка может поехать в деревню, но развод за неделю не кончится. Нам  придется разменивать квартиру, потому что другой жилплощади у мужа нет. Сам он не в состоянии решить эту проблему – недавно бросил работу…

- Продолжайте, – попросил Артур Федорович.

- Как вы посоветуете – оставить Тимку в этой школе, к которой он привык, или перевести ближе к новому дому?

- Я бы советовал перевести. Не только потому, что ближе, но и потому, что он должен начать новую жизнь. А привычная обстановка будет постоянно напоминать мальчику о том, что было прежде…

   Ирина кивнула. Пожалуй, так действительно лучше – несмотря на то, что Тимка привык к ребятам, дружит со Славиком и считает Людмилу Викторовну своей любимой учительницей. Пожалуй, так лучше… хотя это все равно что рубить по живому!